мудрейшего государственного сановника, - все это для Кревкера было делом
одной минуты, ибо всадник, пришедший на помощь упавшему кардиналу, был не
кто иной, как бургундский посол.
того, чтобы испытать его верность или по крайней мере испробовать на нем
действие тех соблазнов, к которым, как известно, Балю питал преступную
слабость. Еще утром, как правильно заподозрил проницательный Людовик, между
графом и кардиналом было сказано больше, чем его святейшество сообщил своему
государю. Но, хотя Балю с удовольствием выслушал чрезвычайно лестное мнение
герцога Бургундского о себе и о своих талантах, переданное ему графом де
Кревкером, и не без зависти прислушивался к похвалам, с которыми граф
отзывался о щедрости своего государя и о крупных доходах бенефиции во
Фландрии, он все еще крепился до этого последнего случая на охоте, глубоко
оскорбившего его. Теперь же, уязвленный в своем самолюбии, он в недобрую
минуту решил доказать Людовику, что нет на свете опаснее врага., чем
оскорбленный друг и поверенный.
наскоро распростился с Кревкером, назначив ему свидание в Type, в аббатстве
святого Мартина, после вечерни; он сказал это таким тоном, который вполне
убедил бургундца, что его государь сделал огромное приобретение, на какое
вряд ли мог бы рассчитывать в другой, менее благоприятный момент.
эпохи, подчас предавался страстям в ущерб благоразумию, увлекся и в этот раз
и весело несся на своем скакуне вслед за спущенной сворой, настигающей
зверя. В эту-то минуту, в самый разгар травли, случилось, что другой вепрь,
подсвинок (как называли молодого, двухлетнего зверя) пересек дорогу первому
и сбил со следа не только собак (кроме нескольких самых старых и опытных),
но и почти всех охотников. Король с тайной радостью видел, как Дюнуа вместе
с другими пустился по ложному следу, и заранее торжествовал победу над этим
искусным охотником, ибо в то время охота считалась почти таким же доблестным
занятием, как война. У Людовика была прекрасная лошадь, и он скакал, не
отставая от собак, так что, когда измученный зверь остановился посреди
небольшого болотца, готовясь к схватке с врагом, король оказался с ним один
на один.
подъехал к страшному зверю, свирепо защищавшемуся от собак, и ударил его
копьем; но в эту самую минуту лошадь его, испугавшись, шарахнулась в сторону
и тем ослабила силу удара, который не только не повалил вепря, но даже не
ранил его. Король никак не мог заставить лошадь повторить нападение; ему
пришлось спешиться и идти самому на разъяренного зверя с коротким прямым
мечом, какие в то время употребляли охотники. Вепрь тотчас же бросил собак и
кинулся на нового врага. Король остановился и спокойно ждал его приближения,
упершись одной ногой в землю, наклонившись вперед и прицеливаясь, чтобы
ударить его в горло или в грудь, под переднюю лопатку. В случае меткого
удара быстрота разгона животного и сила его нападения только ускорили бы его
гибель. Но как раз в тот момент, когда король собирался нанести этот тонко
рассчитанный и опасный удар, нога его поскользнулась на мокрой земле и меч
не вонзился в грудь зверя, а только слегка задел его плечо, коснувшись
твердой щетины и не причинив ему ни малейшего вреда, и сам Людовик упал
ничком на землю. Это падение его спасло, потому что вепрь, в свою очередь,
промахнулся и, проскочив мимо короля, только разорвал клыком полу его
охотничьего камзола, даже не задев бедра. Но, пробежав с разгону несколько
шагов, зверь повернулся, собираясь повторить нападение. Жизнь короля,
который в это время поднимался с земли, висела на волоске. В эту критическую
минуту вдруг подоспел Квентин Дорвард, который отстал от остальных охотников
по вине своей лошади, но ехал по следам короля, прислушиваясь к звукам его
рога. Он подскакал к вепрю и пронзил его копьем.
помощь Дорварду и прикончил животное, погрузив ему в горло свой меч. Ни
слова не сказав, он прежде всего тщательно измерил рост убитого зверя, потом
обтер свой потный лоб и окровавленные руки, снял охотничью шапочку, повесил
ее на куст, набожно помолился украшавшим ее оловянным образкам и наконец,
взглянув на Дорварда, сказал:
Придется, видно, дядюшке Пьеру угостить тебя таким же вкусным завтраком, как
тот, каким он накормил тебя на днях в гостинице "Лилия"... Но что же ты
молчишь? Или растерял свою развязность и пыл при дворе, где другие их
набираются?
Шотландии, давно уже понял, что с Людовиком, внушавшим ему больше страха,
чем доверия, шутить нельзя, и теперь у него хватило благоразумия не
позволить себе той вольности обращения, на которую король как будто сам его
вызывал. В немногих, старательно обдуманных словах он ответил, что если бы и
осмелился обратиться к его величеству, то разве лишь для того, чтобы
испросить у него прощения за ту дерзость, с какой он вел себя, когда не
знал, с кем он имеет честь говорить.
храбрость и сообразительность. Мне очень понравилось, как ты почти угадал
профессию моего куманька Тристана. С тех пор, я слышал, ты чуть было не
отведал его мастерства. Советую тебе держать с ним ухо востро: у него
короткая расправа - затянул узел, и готово... Помоги мне сесть на коня. Ты
мне нравишься, и я хочу тебе добра. Рассчитывай на меня и ни на кого больше
- ни на дядю, ни на лорда Кроуфорда... Да смотри, ни слова о том, что ты
меня выручил из беды, потому что, если ты станешь хвастаться, что спас
короля, это будет уже вполне достаточной наградой за твою услугу.
другими охотниками. Они рассыпались в поздравлениях его величеству с
одержанной им блестящей победой над благородным животным, и король без
всякого смущения выслушал их поздравления, даже не пытаясь объяснить, каково
было его участие в этом подвиге. Правда, он упомянул о помощи Дорварда, но
лишь мимоходом, как обыкновенно делают знатные охотники, которые,
распространяясь о количестве убитой ими дичи, редко вспоминают о помощи,
оказанной им на охоте ловчим. Король приказал Дюнуа присмотреть, чтобы туша
убитого вепря была отослана братии аббатства святого Мартина Гурского в
подспорье к их праздничной трапезе. "Пусть почаще поминают короля в своих
молитвах", - добавил он.
Людовик. - Мне кажется, мы поступили бы невежливо по отношению к нему и
проявили бы неуважение к святой церкви, оставив его одного в лесу, да еще
без коня.
молчат, - я видел, как его святейшество кардинал получил другую лошадь и
выехал из лесу.
господа! Охота кончена на сегодня... А ты, господин оруженосец, - обратился
он к Квентину, - поищи-ка мой охотничий нож, который я обронил в этой
схватке... Ступайте вперед, Дюнуа, я вас сейчас догоню.
рассчитано не хуже маневров искусного стратега, выискал минуту, чтобы
поговорить с Квентином наедине.
Не можешь ли ты мне сказать, кто дал кардиналу коня? Должно быть, кто-нибудь
из посторонних, потому что вряд ли кто из моей свиты поторопился бы оказать
его святейшеству эту услугу, когда я проехал мимо, не остановившись.
потому что, к несчастью, я в ту минуту сбился со следа и торопился нагнать
ваше величество. Но, кажется, это был бургундский посол со своей свитой.
Посмотрим, чья возьмет.
свитой возвратился в замок.
Глава 10
ЧАСОВОЙ
явился его почтенный родственник и принялся расспрашивать обо всех
подробностях происшествия на охоте.
самый обстоятельный отчет, причем постарался оставить всю славу победы за
королем, который был, видимо, не прочь ее присвоить. Меченый пожурил
племянника за то, что тот не поспешил на помощь королю, находившемуся в
смертельной опасности, и не преминул распространиться о том, как поступил бы
он сам на его месте. Но юноша был настолько благоразумен, что даже и тут не
стал оправдываться, а только заметил, что, по правилам охоты, считается
непорядочным перебегать дорогу охотнику и соваться со своей помощью туда,
где ее не просят. Едва лишь кончился разгоревшийся было по этому поводу
спор, как Дорварду представился случай убедиться на деле, что он поступил
правильно, не посвятив своего родственника в подробности утреннего
происшествия. Послышался легкий стук в дверь, и в комнату вошел новый гость.
Это был не кто иной, как сам Оливье ле Дэн, иначе Оливье Негодяй, или Оливье