обстоятельствах, он поблагодарил короля в том же тоне за оказанную ему
честь, но решительно отказался от общества королевы и прибавил, что охотно
воспользовался бы его предложением, если бы дело шло о его старшей дочери,
которая славится своей красотой.
загадочной улыбкой, - что ваш милостивый выбор пал не на меньшую мою дочь
Жанну, так как в противном случае вам пришлось бы скрестить копье с кузеном
Орлеанским. И, случись с кем-нибудь из вас несчастье, я в обоих случаях
потерял бы верного друга и преданного родственника.
ответил герцог Карл. - Я никогда не стану поперек дороги герцогу Орлеанскому
в его любовных делах. Спорный приз, из-за которого я мог бы преломить копье
с герцогом Орлеанским, должен быть без всяких изъянов.
оскорбил короля. Напротив, он был очень доволен, что герцогу пришлись по
вкусу его плоские шутки, на которые Людовик был великий мастер, ибо они
избавляли его от необходимости прибегать к лицемерно-сентиментальному тону.
Итак, он поспешил перевести беседу на такую почву, что Карл, который никак
не мог войти в роль преданного друга, примирившегося со своим государем,
причинившим ему столько зла и в чьей искренности он и теперь сильно
сомневался, сразу почувствовал себя легко и свободно в роли радушного
хозяина, принимающего у себя веселого гостя. Таким образом, недостаток
искренности с обеих сторон восполнялся товарищеским тоном двух веселых
собеседников - тоном, одинаково удобным и для герцога с его откровенным
грубым характером, и для Людовика, которому, как ни ловко разыгрывал он
всякие роли в своих сношениях с людьми, эта роль, по природной его
склонности к язвительному и грубому юмору, больше всего подходила.
гостя, оба государя продолжали беседовать в том же шутливом тоне, служившем
как бы нейтральной почвой, на которой (как тотчас заметил Людовик) легче
всего было удерживать герцога Карла в состоянии спокойствия, необходимом для
собственной безопасности Людовика. Правда, короля немного встревожило, что
при дворе герцога он встретил многих из самых знатных французских дворян,
которых его собственная строгость или несправедливость обрекла на изгнание и
которые здесь, в Бургундии, занимали самые почетные и доверенные места.
Это-то обстоятельство и было, вероятно, причиной того, что, опасаясь их
ненависти и мести, король, как мы уже упоминали, обратился к герцогу с
просьбой отвести ему помещение не в городе, а в самом замке или крепости
<Прибытие трех братьев, принцев Савойских - господина Ло, которого король
долго держал в тюрьме, сира Понсе де Ривьера и сеньора де Юрфе (кстати
говоря, последний из них, как автор романов особого толка, мог бы с успехом
фигурировать в этом произведении, если бы судьба эвфуиста не послужила
автору некоторым предупреждением), - прибытие всех этих знатных лиц, на коих
красовалась эмблема Бургундии, то есть крест, а именно крест святого Андрея,
внушило Людовику такое подозрение, что он весьма неосторожно потребовал,
чтобы его поместили в старом Пероннском замке, и тем самым поставил себя в
положение настоящего пленника. См. "Мемуары о 1468 годе" Комина. (Примеч.
автора)>. На эту просьбу Карл немедленно дал свое согласие, и лицо его
осветилось одной из тех мрачных улыбок, о которых трудно было сказать, добро
или зло они предвещали тому, к кому относились.
которым он надеялся вернее усыпить всякие подозрения, спросил, не могут ли
шотландские стрелки его гвардии на время его пребывания в замке занять там
посты, вместо того чтобы держать караул у городских ворот, как предложил
герцог, Карл ответил со своей всегдашней резкой манерой (казавшейся еще
грознее благодаря его привычке, когда он говорил, или крутить усы, или
играть кинжалом, то слегка вытягивая его из ножен, то вкладывая обратно) :
городе вашего вассала, как меня называют из уважения к вам, ваше величество;
мой замок и мой город - ваши, точно так же как и мои войска. Так не все ли
равно, мои ли солдаты или ваши стрелки будут охранять безопасность вашего
величества? Нет, клянусь святым Георгием! Перонна - девственная крепость и
никогда не утратит своей репутации из-за моей небрежности. За девушками
нужен глаз да глаз, мой царственный кузен, если мы хотим, чтобы за ними
сохранилась добрая слава.
тем более что я не менее вас заинтересован в доброй славе этого маленького
города, ибо Перонна, как вам известно, принадлежит к числу тех городов по
реке Сомме, которые были отданы моим отцом вашему блаженной памяти покойному
родителю в залог взятой им взаймы суммы денег и, следовательно, могут быть
выкуплены <В 1435 году Карл VII, отец Людовика XI, уступил герцогу
Бургундскому Филиппу Доброму города по реке Сомме (к северу от Парижа) -
Сен-Кантен, Бове, Перонну и др., оговорив право выкупить их впоследствии.
Этой ценой Карлу VII удалось добиться того, что Филипп Добрый разорвал союз
с Англией и перешел на сторону французского короля. Обладание городами по
Сомме было одной из главных целей борьбы Людовика XI и Карла Смелого.>. И,
говоря откровенно, я, как, исправный должник, желающий покончить со всякого
рода обязательствами, отправляясь сюда, захватил с собой несколько мулов,
нагруженных серебром. Полагаю, что этих денег будет достаточно на содержание
по крайней мере в течение трех лет даже вашего поистине королевского двора.
Срок выкупа давно истек, ваше величество; да, в сущности, и на право выкупа
ни одна из сторон никогда не смотрела серьезно, так как уступка этих городов
была единственным вознаграждением моему отцу от Франции за то, что в
счастливую для вашего дома минуту он согласился не вспоминать об убийстве
моего деда <Имеется в виду коварное убийство герцога Бургундии Иоанна
Бесстрашного в 1419 году и союз его сына Филиппа Доброго с королем Карлом
VII в 1435 году.> и променять союз с Англией на союз с вашим отцом. Клянусь
святым Георгием, не случись этого, ваше величество не только бы не владели
городами на Сомме, но, пожалуй, не удержали бы за собой даже городов за
Луарой! Нет, я не уступлю из них ни одного камня, даже если бы мог продать
каждый на вес золота! Благодарение богу и храбрости моих предков, доходов
Бургундии, хотя она - всего только герцогство, вполне хватает, чтобы
содержать прилично мой двор, даже когда я принимаю у себя государя, и мне
нет никакой надобности спускать отцовское наследство.
невозмутимым тоном, как будто не замечая резкого голоса и гневных жестов
герцога Карла. - Я вижу, вы такой друг Франции, что не хотите расстаться
даже с тем, что ей принадлежит. Но, когда нам придется обсуждать дело в
совете, мы возьмем посредника... Что вы скажете, например, о Сен-Поле?
меня расстаться с Перонной! - воскликнул герцог Бургундский <Герцог делает
вид, что не понял короля: Людовик говорит о коннетабле Сен-Поле, а герцог о
святом Павле (Сен-Поль) и святом Петре (Сен-Пьер)>.
Людовике Люксембургском, нашем верном коннетабле, графе де Сен-Поле. Клянусь
святой Марией Эмбренской, на нашем совещании недостает только его головы -
умнейшей головы во всей Франции, которая, скорее всего, могла бы
восстановить между нами полное согласие.
удивляюсь, как ваше величество может так отзываться о коварном предателе,
изменившем и Франции и Бургундии, о человеке, который всегда старался
раздувать наши споры с единственной целью разыграть потом роль посредника!
Нет, клянусь орденом, который ношу, недолго его болота будут служить для
него верным убежищем!
голос, добавил:
уладить наши маленькие недоразумения, я вовсе не имел в виду его тело,
которое с большим удобством могло бы остаться в Сен-Кантене.
ответил Карл с тем же резким хохотом, каким он встречал и другие грубые
шутки короля, и прибавил, топнув ногой:
серьезные дела, Людовик не вел беспрерывно; но в продолжение всего
торжественного обеда и потом, во время свидания с герцогом в его собственных
покоях, Людовик пользовался каждым случаем, чтобы незаметно закинуть удочку
и коснуться какого-нибудь важного вопроса.
сделанный им решительный шаг, поставивший его из-за бешеного нрава герцога и
существовавшей между ними непримиримой вражды в весьма опасное положение,
исход которого не только был сомнителен, но мог оказаться роковым, - никогда
еще кормчий, очутившись у неведомых берегов, не вел себя с большей
осмотрительностью и отвагой. С поразительным искусством и точностью он,
казалось, измерял все глубины и отмели настроений и помыслов своего врага,
не обнаруживая ни страха, ни колебаний, когда в результате своих
исследований находил больше подводных камней и опасных мелей, чем надежных
гаваней.
все время напрягать свои умственные силы, так как его положение требовало
величайшей бдительности и внимания. Не менее труден был он и для герцога,
принужденного сдерживать порывы своего бешеного нрава, к чему он совсем не
привык.
этикета, удалился в свои апартаменты, он дал полную волю гневу, который ему
так долго пришлось подавлять, и, как сострил его шут ле Глорье, ливень самых
отборных ругательств обрушился в этот вечер на голову тех, для кого он вовсе
не был предназначен; приближенным герцога пришлось выдержать целую бурю,
которая не могла разразиться по адресу царственного гостя даже в его