придворным проводить вас в отведенные вам покои. Ваши комнаты, видимо,
убраны наспех и небрежно: ковры повешены криво - на одном, как вы можете
убедиться сами, люди ходят на головах, а деревья растут вверх корнями.
возразил Людовик. - Когда ты видел, чтобы я обращал внимание на подобные
мелочи?
Оливье, - но они показывают ту степень уважения к вашей особе, которую слуги
заметили у своего господина. Поверьте, ваше величество, что, если бы герцог
хотел принять вас как желанного гостя, усердие его слуг успело бы в
несколько минут сделать то, на что нужны недели... А когда это было, -
добавил он, указывая на рукомойник и таз для мытья, - чтоб вашему величеству
подавали умываться иначе, как на серебре?
друг Оливье, чтобы стоило на него возражать, - ответил король с принужденной
улыбкой. - Правда, когда я был только дофином, и притом изгнанником, мне
подавали на золоте по приказанию того же самого Карла, который считал
серебро слишком низким металлом для наследника французского престола. Ну что
ж, видно, теперь он считает его слишком дорогим для французского короля!..
Пора, однако, и спать, Оливье... Решение было принято и приведено в
исполнение; остается только мужественно продолжать начатую игру. Я знаю
моего бургундского родича: как и все дикие быки, он зажмуривает глаза,
кидаясь на врага; мне надо только выждать момент, как тому тореадору,
которого мы с тобой видели в Бургосе, и слепая ярость Карла отдаст его в мои
руки.
Глава 27
ВЗРЫВ
взгляд назад и познакомить читателя с теми отношениями, которые сложились
между французским королем и герцогом Бургундским в ту пору, когда Людовик,
побуждаемый отчасти своей верой в астрологию, сулившую блестящий успех
задуманному им плану, а отчасти, и даже главным образом, сознанием своего
умственного превосходства над герцогом Карлом, принял ни на чем не
основанное, необъяснимое решение отдать себя в руки своего заклятого врага;
решение это было тем более опасно и рискованно, что события того бурного
времени представляли немало примеров, когда самые торжественные клятвы и
обещания ничуть не обеспечивали безопасности тому, кому они были даны. Взять
хоть убийство деда герцога Карла на мосту Монтеро, совершенное в присутствии
отца Людовика во время торжественного свидания, назначенного для
установления мира и дружбы; уже одно это убийство могло бы послужить для
Карла страшным образцом, если бы только он захотел ему последовать.
не было коварства и низости - пороков, присущих в большинстве случаев людям
с холодным темпераментом. Если герцог не желал оказывать королю больше
радушия, чем того требовали законы гостеприимства, зато он не проявил и
намерения нарушить их священные границы.
войскам, которые были так многочисленны и хорошо вооружены, что Карл был не
прочь щегольнуть ими перед своим могущественным соперником. И хотя на смотру
он как верный вассал любезно уверял своего высокого гостя, что король может
считать все это войско своим, однако его высокомерная усмешка и гордый блеск
глаз говорили об уверенности, что все это лишь пустые фразы и что эта
образцовая армия покорна только одной его воле и с такой же готовностью
двинется на Париж, как и в любом другом направлении. Но больше всего уязвило
Людовика то, что он узнал в рядах этого блестящего воинства много знамен
французского дворянства не только из Нормандии и Бретани, но и из других,
более близких, подчиненных его власти провинций. Все это были его
собственные недовольные подданные, которые откололись от Франции и вступили
в ряды войска герцога Бургундского.
недовольных, хотя в то же время он перебирал в уме различные способы снова
переманить их к себе. Он тут же решил приказать Оливье и прочим своим
агентам тайно выведать, каковы настроения тех из перебежчиков, которыми он
особенно дорожил.
заручиться расположением главнейших советников и приближенных герцогов,
пуская в ход свои обычные средства - искусную лесть и щедрые подарки, не с
тем, чтобы подкупить верных слуг своего благородного хозяина, как он уверял,
но чтобы склонить их поддержать его попытки сохранить мир между Францией и
Бургундией - цель, прекрасная сама по себе и, несомненно, ведущая к
благополучию обеих держав и их государей.
приманкой; лесть также сыграла свою роль, но могущественнее всего оказались
подарки, которые, по обычаям того времени, бургундская знать могла принимать
без всякого ущерба для своего достоинства. Во время охоты на вепря, когда
герцог, всегда поддававшийся увлечениям минуты, было ли то дело или забава,
весь отдался преследованию зверя, Людовик, не стесняемый его присутствием,
выискивал и находил случаи переговорить наедине с теми из его приближенных,
которые считались наиболее влиятельными при бургундском дворе. Между прочим,
не были забыты ни д'Эмберкур, ни де Комин, и, беседуя с этими двумя
замечательными в свое время людьми, Людовик не преминул искусно ввернуть
похвалу храбрости и военным заслугам первого и глубокой проницательности и
литературному таланту второго - будущего историка той эпохи.
нравится, - подкупить) приближенных герцога Карла была, может быть, главной
целью, которую король ставил себе, отправляясь в эту поездку, и достижением
которой он удовлетворился бы даже в том случае, если бы ему не удалось
договориться с самим Карлом. В то время между Францией и Бургундией
существовала такая тесная связь, что большинство бургундских дворян имело во
Франции или рассчитывало получить там земельные владения, и, следовательно,
благосклонность или неприязнь короля имела для них огромное значение. Таким
образом, Людовику, искусному во всякого рода интригах, щедрому до
расточительности, когда это было необходимо для проведения его планов, и
умевшему придавать своим предложениям и подаркам какое угодно значение,
удалось смирить гордость одних, подчинив ее корыстным расчетам, а других,
действительных или мнимых патриотов, уверить, что он заботится лишь о благе
Франции и Бургундии; в то же время личные интересы всех этих людей
действовали тайно, как скрытый механизм машины, и оказывали на них сильное,
хотя и незаметное для посторонних влияние. Для каждого у Людовика была
наготове особая приманка; каждому он знал, как ее преподнести; он опускал
взятку в рукав тому, кто был слишком горд, чтобы протянуть за ней руку, и
делал это с полной уверенностью, что его щедрость, подобно благодатной росе,
незаметно увлажняющей землю, не замедлит принести сеятелю богатый урожай -
если не добрых услуг, то хотя бы доброжелательства. Одним словом, несмотря
на то, что Людовик давно уже через своих агентов прокладывал себе путь ко
двору герцога Бургундского, стараясь в интересах Франции заручиться
расположением приближенных Карла, теперь, за несколько часов и, разумеется,
при помощи заранее собранных сведений, ему удалось сделать больше, чем его
агентам за несколько лет постоянных сношений с Бургундией.
особенно дорожил, но который в то время находился в отлучке, - это был граф
де Кревкер. Его твердость и независимость во время последнего приезда в
Плесси в качестве посла не только не рассердили Людовика, но были главной
причиной желания короля переманить этого человека на свою сторону. Правда,
он не был особенно обрадован известием, что граф во главе сотни копейщиков
послан на границу Брабанта, чтобы в случае необходимости оказать помощь
епископу против Гийома де ла Марка или его собственных непокорных подданных;
однако он утешал себя тем, что появление такой силы, в соединении с
посланными им через верных людей распоряжениями, должно предотвратить
преждевременные беспорядки в Льеже, которые, как он предвидел, грозили бы
ему в его теперешнем положении величайшей опасностью.
времени, что было особенно приятно в ту минуту для герцога, который был рад
всякой возможности обойти торжественный церемониал, неизбежный при
официальном приеме короля. Дело в том, что знание человеческой натуры,
которым так славился Людовик XI, на этот раз изменило ему. Он думал, что
герцог будет несказанно польщен таким доказательством доверия и расположения
со стороны своего сюзерена, как приезд его в Перонну; но он упустил из виду,
что именно эта зависимость Бургундского герцогства от французской короны
должна была быть самым больным местом такого богатого, могущественного и
гордого государя, как Карл, который прежде всего стремился обратить свое
герцогство в независимое государство. Присутствие короля при бургундском
дворе налагало на него тяжелые обязанности, ставило его в положение
подчиненного королю вассала и принуждало исполнять некоторые феодальные
церемонии и обычаи, казавшиеся ему, с его гордостью и высокомерием,
унизительными для его достоинства владетельного князя, которое он всеми
силами старался поддержать.
рогов и хлопанье откупориваемых бочонков не требовал соблюдения этикета и
допускал непринужденность обращения, зато тем большей торжественностью
должна была быть обставлена вечерняя трапеза.
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия