Квентин Дорвард, как только хозяин вышел из комнаты, и даже подпрыгнул от
удовольствия. - Никогда еще удача не была такой желанной, хоть она и явилась
ко мне в мокром платье! Судьба положительно засыпала меня своими дарами!
выступала вперед за линию фасада, и из ее окна был виден не только красивый,
довольно большой сад, принадлежавший гостинице, но и примыкавшая к нему
тутовая роща, которую, как говорили, дядюшка Пьер насадил для своих
шелковичных червей. Кроме того, если смотреть из окна не вперед, а вдоль
фасада, на другом конце здания была видна другая такая же башенка с точно
таким же окном, как в комнате Дорварда. Человеку лет на двадцать постарше
трудно было бы понять, почему это окно заинтересовало юношу больше, чем
красивый сад и тутовая роща. Увы, глаза человека лет за сорок равнодушно
смотрят на маленькое полуоткрытое для прохлады окно, наполовину завешенное
шторой, даже когда это окно слегка защищено ставней от палящих лучей солнца
(а может быть, и от нескромных взглядов) и даже тогда, когда на оконнице
висит прикрытая легким зеленым шарфом лютня. Но в счастливом возрасте
Дорварда такой необыкновенный случай, как непременно сказал бы поэт,
является уже достаточным основанием для тысячи воздушных замков и
таинственных догадок, при воспоминании о которых человек зрелых лет только
улыбается и вздыхает, вздыхает и улыбается.
о своей прекрасной соседке, обладательнице лютни и шарфа; можно даже
предположить, что ему захотелось знать, не та ли это молодая особа, которая
с такой скромностью прислуживала дядюшке Пьеру; поэтому неудивительно, что
он не стал открыто показывать в окно свое любопытное лицо. Дорвард был
опытный птицелов: притаившись у окна, он стал наблюдать сквозь решетчатую
ставню и скоро имел счастье увидеть, как прелестная белая ручка протянулась
и сняла висевшую на оконнице лютню. Еще минута - и его слух также получил
награду за эту уловку.
старинных песенок, какие певали во времена рыцарства прелестные дамы своим
воздыхателям - рыцарям и трубадурам. Слова этих песен не отличались ни умом,
ни глубоким чувством, ни полетом фантазии и не могли заставить забыть о
музыке, под которую они пелись, так же как и музыка не отличалась глубиной,
способной отвлечь внимание от слов: они лишь дополняли друг друга. Ни музыка
без слов, ни слова без музыки ничего не стоили, и мы, быть может, поступаем
неправильно, приводя здесь слова песенки, которые не предназначались ни для
чтения, ни для декламации, а исключительно для пения. Но старинная поэзия
всегда имела для нас какую-то неотразимую прелесть, а так как мелодия
песенки навсегда утрачена, то мы приводим целиком ее простые слова, хотя и
рискуем уронить в глазах читателя и себя и прелестную обладательницу лютни.
спета, а нежный голос, сливавшийся с легким ветерком, приносившим в окно
благоухание сада, произвел на Квентина чарующее впечатление; лица певицы
почти не было видно, и это еще усиливало ее таинственное обаяние.
неосторожное движение. Звуки лютни разом оборвались, окно захлопнулось,
темная штора опустилась, и наблюдениям любопытного соседа был положен конец.
неосторожности, но он утешал себя надеждой, что Дева Лютни не может надолго
отречься от своей лютни, которой она владела с таким совершенством, и не
захочет быть столь жестокой, чтобы навсегда отказаться от удовольствия
открыть окно и подышать чистым воздухом из одного желания лишить соседа
своей чудесной музыки. Быть может, к этим утешительным мыслям примешивалась
и некоторая доля тщеславия.
с длинными черными косами, то в другой башенке - это он знал наверняка - жил
молодой белокурый рыцарь, которого он считал и статным, и красивым, и
смелым. А из романов - этих умудренных опытом наставников юношества - он
знал, что ни робость, ни застенчивость не мешают молоденьким девушкам быть
любопытными и интересоваться соседями и их делами.
и доложил, что его желает видеть какой-то рыцарь.
Глава 5
ВОИН
завтракал, был одним из тех людей, о которых Людовик XI любил говорить, что
они держат в своих руках судьбу Франции; им была вверена защита и охрана его
королевской особы.
Карлом VI <Карл VI - король Франции в 1380 - 1422 гг., отец Карла VII, дед
Людовика XI. Карл VI, прозванный Безумным, страдал психическим заболеванием,
королевская власть при нем крайне ослабла, и Францию раздирала междоусобная
борьба двух феодальных клик - "арманьяков" (сторонников герцога Орлеанского,
фактически возглавленных графом д'Арманьяком) и "бургиньонов" (сторонников
герцога Бургундского). Франция при Карле VI потерпела ряд поражений от
англичан, которые совместно с бургундцами заняли значительную часть
страны.>, у которого были уважительные причины окружать свой престол чужими,
наемными войсками. Постоянные смуты, лишившие Карла VI более чем половины
Франции, и сомнительная преданность еще служившего ему дворянства привели к
тому, что довериться своим подданным в таком деле, как личная охрана, было
бы со стороны короля большой неосторожностью. Шотландцы, наследственные
враги Англии, были старинными и, можно даже сказать, естественными друзьями
и союзниками Франции. Народ бедный, но храбрый и верный, шотландцы благодаря
своей многочисленности легко пополняли убывающие ряды своих воинов, и
поэтому ни одна страна в Европе не поставляла столько смелых искателей
приключений, как Шотландия. Знатность происхождения большинства шотландских
дворян давала им право стоять ближе к особе государя, чем представителям
других войск, а их относительная малочисленность не позволяла им поднять
бунт и из слуг превратиться в господ.
преданность этих отборных чужеземных отрядов, оказывая им всякие почести и
платя большие деньги, которые те тратили со свойственной воинам
расточительностью, стараясь с честью поддержать свое высокое положение. Все
шотландские стрелки пользовались дворянскими привилегиями, а близость к
королю возвышала их в собственных глазах и поднимала их значение в глазах
французов. Они были превосходно одеты и вооружены, у каждого была прекрасная
лошадь, каждый имел право и возможность держать оруженосца, пажа, слугу и
двух телохранителей. Один из телохранителей назывался "coutelier" - от
большого ножа < Нож по-французски "couteau".>, которым он был вооружен,
чтобы приканчивать врагов, сраженных в битве его начальником. Окруженные
блестящей свитой, шотландские стрелки считались людьми знатными и с большим
весом, а так как освобождавшиеся места в их отрядах пополнялись обыкновенно
теми, кто уже служил у них в качестве пажа или оруженосца, то и на эти
должности часто стремились попасть (под начальство родственника или друга)
младшие члены знатных шотландских фамилий, в надежде на быстрое повышение.
низкого происхождения и рассчитывать на повышение не могли, но им тоже
выдавали прекрасное жалованье, и начальники, вербуя их, могли выбирать самых
храбрых и сильных из своих же соотечественников, наводнявших в то время
Францию. Людовик Лесли - или, как мы теперь чаще будем его называть, Людовик
Меченый, потому что во Франции его больше знали под этим именем, - был
здоровый, коренастый человек футов шести ростом, с суровым лицом; огромный
шрам, шедший ото лба через правый уцелевший глаз и пересекавший
обезображенную щеку до самого основания уха, придавал его лицу жестокое
выражение. Этот ужасный шрам - то красный, то багровый, то синий, то почти
черный, смотря по тому, в каком настроении находился Людовик Меченый:
волновался или сердился, кипел страстью или был спокоен, - сразу бросался в
глаза, резко выделяясь на его обветренном, покрытом темным загаром лице.
национальная шотландская шапочка, украшенная пучком перьев, прикрепленных