Чтение 99–й страницы книги ~Сестра Керри~

концов ему пришло в голову, что необходимо изучать физиономии прохожих,
тогда можно по выражению лица определить тех, кто будет пощедрее.

Конечно, останавливать людей на улице было не особенно приятно, тем
более, что на глазах Герствуда одного нищего арестовали. Теперь его мучил
страх, как бы и его не постигла та же участь. Но он продолжал бродить,
смутно надеясь на что-то.

Он испытал удовольствие, когда однажды утром снова увидел афишу,
возвещавшую возвращение труппы, игравшей раньше в "Казино", и спектакль
"при участии мисс Керри Маденда". Герствуд часто думал о ней в последнее
время. Каким она пользуется успехом! Сколько у нее, должно быть, денег!
Однако только сейчас, после на редкость неудачного дня, он решился
попросить у нее помощи.

Он по-настоящему изголодался и лишь потому, наконец, сказал себе:
"Пойду попрошу у нее. Она не откажет мне в нескольких долларах!"

Он отправился к театру "Казино" и несколько раз прошел мимо него взад и
вперед, соображая, где может быть вход для актеров. Потом опустился на
скамью в парке Брайант, на расстоянии квартала от театра, и стал ждать.

"Не может быть, чтобы она отказала мне в небольшой помощи!" - не
переставал он твердить себе.

Начиная с половины седьмого Герствуд как тень маячил около входа в
"Казино", стараясь слиться с толпой спешащих пешеходов и вместе с тем
боясь упустить Керри. Он немного нервничал, ибо настал решительный час, но
слабость и голод приглушали его нравственные муки.

Наконец он увидел, что артисты постепенно начинают съезжаться, и его
нервное напряжение возросло до крайности. Вдруг ему показалось, что
приехала Керри. Герствуд бросился вперед, но убедился, что ошибся.

"Ну, теперь уже недолго ждать", - подумал он.

Герствуд со страхом ожидал встречи с Керри и в то же время боялся, как
бы она не вошла в театр с какого-нибудь другого входа, - его желудок не
переставал напоминать о себе тупой болью.

Один за другим проходили перед ним сотни пешеходов, почти все хорошо
одетые, почти все равнодушные. Мимо проезжали экипажи, в которых сидели
дамы со своими спутниками. Приближался час вечерних увеселений.

Вдруг к театру подкатил экипаж, и не успел Герствуд что-либо
предпринять, как кучер соскочил с козел и распахнул дверцу. Две дамы
выпорхнули оттуда и тотчас же скрылись в здании театра. Герствуду
показалось, что он видел Керри, но все произошло так неожиданно и красивое
видение исчезло так быстро, что он не был вполне уверен.

Он подождал еще некоторое время, но так как ко входу для артистов
больше никто не подъезжал, да и публика, видимо, вся уже собралась, он
понял, что то была Керри и больше ждать уже нет смысла.

"Боже, - пробормотал он, поспешно сворачивая с улицы, кишевшей более
счастливыми людьми. - Ведь должен же я раздобыть чего-нибудь поесть!"

В тот час, когда Бродвей имеет особенно заманчивый вид, необычная
фигура каждый вечер неизменно появлялась на перекрестке Двадцать шестой
улицы и Бродвея, где проходит также и Пятая авеню. В это время публика
обычно начинает стекаться в театры и на каждом шагу яркими огнями
загораются электрические рекламы и афиши. Кэбы и кареты, сверкая желтыми
глазами фонарей, катятся мимо. Парами и группами люди вливаются в густую
толпу, которая движется сплошным потоком среди смеха и шуток. По Пятой
авеню медленно шагают хорошо одетые джентльмены - какой-нибудь щеголь во
фраке, под руку со своей дамой, клубмены, переходящие из одного клуба в
другой. На противоположной стороне улицы - манящие огни ярко освещенных
шикарных отелей; их кафе и бильярдные набиты довольными, нарядными,
падкими до развлечений посетителями. Кругом ключом бьет ночная жизнь
большого города, ищущего веселья на тысячу ладов.

Странный человек, о котором идет речь, - военный в отставке, который
немало пострадал от недостатков современного социального строя, стал
религиозен и поставил себе задачей помогать другим страждущим. Эта помощь
выражалась в весьма оригинальной форме: он считал своим долгом дать ночлег
каждому бездомному, который обращался к нему, хотя его личных средств едва
хватало на самое скромное существование.

Вот он занял место на углу, среди жизнерадостной толпы, высокий и
худой, в плаще с капюшоном, в широкополой шляпе, и стал дожидаться своих
будущих подопечных, которые уже знали о его деятельности. Некоторое время
он стоял один, равнодушно взирая на ежеминутно меняющуюся вокруг картину.
Полисмен, проходя мимо, поздоровался с ним, величая его "капитаном".
Мальчишка, часто видевший этого человека на одном и том же месте,
остановился поглазеть на него. Большинство прохожих не находили в нем
ничего странного, кроме костюма, и принимали его за приезжего, который
слоняется без дела, насвистывая удовольствия ради.

Прошло полчаса, и отовсюду начали появляться какие-то таинственные
фигуры. Там и сям в движущейся толпе можно было заметить бредущих без цели
людей, которые с интересом проталкивались поближе. Какой-то оборванец
перешел через улицу и как бы невзначай покосился на человека в плаще.
Другой прошел по Пятой авеню до угла Двадцать шестой улицы, огляделся и
опять заковылял прочь. Два или три явных обитателя Бауэри показались на
Пятой авеню со стороны Медисон-сквер, не отваживаясь идти дальше. А
военный в плаще с капюшоном все шагал, насвистывая, взад и вперед и точно
ничего не замечал.

Часам к девяти шум вечернего города начал стихать. Отели уже не
искрились весельем. Да и воздух стал холоднее. Со всех сторон начали
сползаться странные тени. Они прислушивались и приглядывались, видимо, не
решаясь переступить черту некоего воображаемого круга. Было их около
десятка. Но вот, вероятно, острее ощутив холод, кто-то выступил вперед.
Вынырнув из сумрака Двадцать шестой улицы, он пересек Бродвей и, то и дело
останавливаясь, обходным путем приблизился к человеку в плаще. В его
движениях было что-то не то стыдливое, не то боязливое. Он до последнего
мгновения делал вид, что у него и в мыслях нет останавливаться. И вдруг,
подойдя к отставному военному, человек замер на месте.

Капитан взглядом дал понять, что видит его, - в этом и заключалось все
его приветствие. Новоприбывший слегка кивнул и пробормотал что-то,
походившее на просьбу. Капитан просто указал ему на край тротуара.

- Становись сюда, - сказал он.

Теперь чары были разрушены. Не успел капитан возобновить свою короткую
безмолвную прогулку, как другие фигуры, шаркая по мостовой ногами, вышли
вперед. Они и вовсе не приветствовали своего предводителя, а прямо
присоединились к первому пришельцу, сопя, спотыкаясь и переминаясь с ноги
на ногу.

- Холодно, черт возьми!

- Хорошо, что хоть зима кончилась.

Пестрая компания выросла до десяти человек. Некоторые уже знали друг
друга и вступили в беседу. Другие держались в стороне, не желая
смешиваться с остальными и все же боясь, как бы их не обошли. Эти были
угрюмы, замкнуты и стояли, ни на кого не глядя.

Начались было громкие разговоры, но капитан решил, что людей собралось
уже достаточно, и, подойдя поближе, спросил:

- Всем нужен ночлег, а?

В ответ шарканье усилилось и послышалось утвердительное бормотание.

- Ну, ладно, выстраивайтесь как следует! Посмотрим, что удастся
сделать. У меня самого нет ни цента.

Бездомные выстроились неровной, ломаной линией. Теперь при желании
можно было хорошенько разглядеть каждого в отдельности. У одного,
например, была деревянная нога. Поля шляп у всех обвисли. Брюки были
рваные, в заплатах, пиджаки изношенные и выцветшие. При ярком свете витрин
у одних лица казались высохшими и мертвенно-бледными, у других на скулах
багровели зловещие пятна. У большинства была дряблая кожа, под глазами
висели мешки.

Несколько пешеходов, привлеченные этим зрелищем, остановились, за ними
подошли другие, и вскоре собралась целая толпа любопытных. Кто-то из
бездомных заговорил.

- Тихо! - скомандовал капитан, водворяя молчание.

Потом он обратился к толпе зрителей:

- Видите ли, джентльмены, у этих людей нет ночлега. Вы понимаете, что
спать им где-то нужно, не могут же они лежать на улице! Мне нужно
двенадцать центов, чтобы оплатить ночлег одного из них. Кто даст мне
двенадцать центов?

Молчание.

- Ну что ж, ребята, придется подождать, пока кто-нибудь не поможет нам!
Двенадцать центов не такие уж большие деньги, чтобы не нашлось охотника
дать нам эту сумму.

- Вот вам пятнадцать! - произнес какой-то молодой человек, глядя на
отставного военного утомленными глазами. - Это все, что я могу дать.

- Очень хорошо! Выходите из шеренги, - распорядился капитан.

Взяв за плечо первого в ряду бездомных, он отвел его в сторонку и
поставил отдельно. Затем вернулся на свое прежнее место и начал снова:

- У меня осталось три цента, джентльмены! Этих людей нужно устроить на
ночлег. Тут их, - он принялся считать, - один, два, три, четыре, пять,
шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать человек,
джентльмены! Девять центов обеспечат ночлег следующему. Еще девять центов,
и у бездомного будет теплая постель. Я сам пойду с ними и позабочусь о
том, чтобы все было как следует. Кто даст мне еще девять центов?

Кто-то из "зрителей", на этот раз человек средних лет, подал ему пять
центов.

- У меня есть восемь центов, - продолжал капитан. - Еще четыре цента, и
у следующего в очереди будет ночлег. Джентльмены, что-то у нас вяло
подвигается сегодня! У каждого из вас, наверное, есть постель, а как же
быть с этими людьми?

- Держите! - произнес кто-то из стоявших ближе к отставному военному и
протянул ему монету.