помнить, что месть народа будет тем более ужасна, что он невежествен и
исключительно терпелив. Правительство, ни перед чем не останавливающееся и
не знающее стыда, скорее, страшно на вид, чем прочно на самом деле. В народе
-- гнетущее чувство беспокойства, в армии -- невероятное зверство, в
администрации -- террор, распространяющийся даже на тех, кто терроризирует
других, в церкви -- низкопоклонство и шовинизм, среди знати -- лицемерие и
ханжество, среди низших классов -- невежество и крайняя нужда. И для всех и
каждого -- Сибирь.
силится ныне навалиться всей своей тяжестью на равновесие европейской
политики и господствовать на конгрессах западных стран, игнорируя все успехи
европейской дипломатии за последние тридцать лет. Наша дипломатия сделалась
искренней, но здесь искренность ценят только в других.
замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в
котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел.
Этот предел положен ему бюрократией, силой страшной повсюду, потому что
злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в
России.
относятся с одинаковым равнодушием и к своей, и к чужой гибели. Жизнь
человеческая не имеет здесь никакой цены. Существование окружено такими
стеснениями, что каждый, мне думается, лелеет тайную мечту уехать, уехать
куда глаза глядят, но мечте этой не суждено претвориться в жизнь. Дворянам
не дают паспортов, у крестьян нет денег, и все остаются на месте, сидят по
своим углам с терпением и мужеством отчаяния.
возможности передвижения и даже о самопроизвольном выражении естественных
человеческих чувств. Покой или кнут! -- такова дилемма для каждого.
тридцать-пятьдесят миль -- мертвые, будто покинутые жителями, города, тоже
придавленные к земле, тоже серые и унылые, где улицы похожи на казармы,
выстроенные только для маневров. Вот вам, в сотый раз, Россия, какова она
есть.
солнце и климат придают могильный оттенок всему окружающему. Спустя
несколько недель ужас закрадывается в сердце путешественника. Уж не
похоронен ли он заживо, мерещится ему; и он хочет разорвать окутавший его
саван, бежать без оглядки с этого сплошного кладбища, которому не видно ни
конца ни краю.
и их конвоиров, тем внимательнее наблюдал за мной фельдъегерь. Он усиленно
убеждал меня в том, что эти ссыльные -- простые уголовные преступники и что
между ними нет ни одного политического.
кажутся более свободными, чем живые. Тяжело дышать под немыми сводами. На
всем лежит печать уныния и какой-то неуверенности в завтрашнем дне.
Терпимость не гарантируется ни общественным мнением, ни государственными
законами. Как и все остальное, она является милостью, дарованной одним
человеком, который завтра может отнять то, что он дал сегодня.
имеют. Дети каторжников -- сами каторжники. Вся Россия -- та же тюрьма и тем
более страшная, что она велика и так трудно достигнуть и перейти ее границы.
из-под земли, они поднялись бы как мстящие призраки и привели бы в
оцепенение самого деспота, а здание деспотизма было бы потрясено до
основания. Все можно защищать красивыми фразами и убедительными доводами.
Но, что бы там ни говорили, режим, который нужно поддерживать подобными
средствами, есть режим глубоко порочный. Всякий, кто не протестует изо всех
сил против режима, делающего возможным подобные факты, является до известной
степени его соучастником и соумышленником.
избиение было бы регулярно, как военные экзекуции. Деревни превратились бы в
казармы, и организованное убийство, выходя во всеоружии из хат, повело бы
наступление стройно, в полном порядке; словом, русские пошли бы на погром от
Смоленска до Иркутска.
потрясение двадцатого съезда было сильным -- но это была сила партии, а не
сила реабилитированных из лагерей! Все это легко советовать со стороны,
отпускать дешевые смешки. Попробовали бы сами руководить нашей огромной
страной!
так будет, а теперь говорю: меня удручает то, что вижу. Читайте дальше,
месье!
нескольких словах: это страна, в которой правительство говорит что хочет,
потому что оно одно имеет право говорить. Так, правительство говорит: "Вот
вам закон -- повинуйтесь", но молчаливое соглашение заинтересованных сторон
сводит на нет те его статьи, применение которых было бы вопиющей
несправедливостью. Таким образом, ловкость и смышленость подданных
исправляет грубые жестокие ошибки власти.
бумаге. Этого правительству довольно. По этому образчику деспотического
мошенничества вы можете судить о том, как низко здесь ценят правдивость и
как нельзя верить высокопарным фразам о долге и патриотических чувствах.
Чтобы жить в России, скрывать свои мысли недостаточно -- нужно уметь
притворяться. Первое -- полезно, второе необходимо.
святости клятвы. Подлинность камня здесь так же невозможно установить, как и
достоверность устного или письменного слова. В уменье подделать работу
времени русские не знают себе соперников. Как выскочки, у которых нет
прошлого, они эфемерными декорациями заменяют то, что по самой своей природе
внушает мысль о длительном существовании. Мания смотров, парадов и маневров
имеет в России характер повальной болезни.
и, вероятно, еще долго не будет. Я уже говорил, что необъятность страны и
усвоенная правительством политика замалчивания способствуют успокоению.
Прибавьте к этому слепое повиновение армии: "надежность" солдат основана
главным образом на полнейшем невежестве крестьянских масс. Однако это
невежество является, в свою очередь, причиной многих язв, разъедающих
империю. И неизвестно, как выйдет нация из этого заколдованного круга.
Можете себе представить, какая расправа уготована для виновников! Впрочем,
всю Россию в Сибирь не сослать! Если ссылают людей деревнями, то нельзя
подвергнуть изгнанию целые губернии.
мало беспокоятся о постепенном оскудении важнейшего природного богатства
страны. Их леса необъятны... в министерских департаментах. Разве этого
недостаточно? Можно предвидеть, что настанет день, когда им придется топить
печи ворохами бумаги, накопленной в недрах канцелярий. Это богатство, слава
Богу, растет изо дня в день. Видя, с какой быстротой исчезают леса, поневоле
задаешь себе тревожный вопрос: а чем будут согреваться будущие поколения?
несправедливостей, столько чудовищных жестокостей, что весь мир содрогнется.
Впрочем, содрогнется он не сильно, ибо таков удел правды на земле. Когда
народам необходимо знать истину, они ее не ведают, а когда наконец истина до
них доходит, она никого уже не интересует, ибо злоупотребления поверженного
режима вызывают к себе равнодушное отношение. Мысль, что я дышу одним
воздухом с огромным множеством людей, столь невыносимо угнетенных и
отторгнутых от остального мира, не давала мне ни днем, ни ночью покоя.
Неман. Я могу говорить и могу писать что угодно!
меня было много предшественников. Почему же, спрашивается, ни один из них не
поведал нам о своей радости? Я преклоняюсь перед властью русского
правительства над умами людей, хотя и не понимаю, на чем эта власть
основана. Но факт остается фактом: русское правительство заставляет молчать
не только своих подданных -- в чем нет ничего удивительного, -- но и
иностранцев, избежавших влияния его железной дисциплины.
именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную народам
в других странах Европы, какой бы ни был принят там образ правления.
моим рецептом, скажите им: поезжайте в Россию! Это путешествие полезно для
любого европейца. Каждый близко познакомившийся с Россией, будет рад жить в
какой угодно стране. Всегда полезно знать, что существует на свете
государство, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек
не может быть счастлив без свободы.
Кюстин. -- Не кажется ли вам...
сожалению, вообще пора, как у вас говорят, смываться. Я понял, что вы
Орлов Алекс
Фазиль Искандер
Шилова Юлия
Кервуд Оливер Дж.
Самойлова Елена
Соломатина Татьяна