Чтение 40–й страницы книги ~Анж Питу~

смерть и неспособный даже поднять деревянный брус, валяющийся рядом.

- Бийо, Бийо! - шептал он.

- Да, да, это я.

- И я, Питу, я тоже здесь, господин доктор; вы ведь помните беднягу Питу,
которого вы отвели к тетушке Анжелике. Потерпите, еще немного, и мы
освободим вас.

- Но я могу пролезть в эту дыру! - закричал доктор.

- Нет! Нет! - отвечали хором его спасители. - Потерпите!

Все они старались как могли: одни поддевали дверь ломом со стороны стены,
другие пытались всунуть рычаг со стороны замка, третьи напирали на дверь
крепкими плечами и цепкими руками, так что в конце концов дубовая громада
затрещала в последний раз, со стены посыпалась штукатурка, дверь рухнула, и
все, кто был в коридоре, ворвались в темницу.

Жильбер очутился в объятиях Питу и Бийо.

К 1789 году Жильбер, юный крестьянин из замка Таверне, Жильбер, которого
мы оставили истекающим кровью в пещере на Азорских островах, превратился в
мужчину лет тридцати четырех - тридцати пяти, бледного без болезненности,
черноволосого, с пристальным и волевым взглядом; взор его никогда не блуждал
бесцельно; если доктор не созерцал какой-либо предмет внешнего мира,
достойный его внимания, он обращал взор внутрь своей души, отчего выражение
его глаз становилось еще более сумрачным и серьезным; нос у него был прямой,
за высокомерно приподнятой верхней губой виднелись зубы ослепительной
белизны. Одевался доктор обычно просто и строго, словно квакер, однако
благодаря безмерной заботе о чистоте платья казался едва ли не щеголем.
Роста он был чуть выше среднего и хорошо сложен, что же до его физической
силы, то ее источником было напряжение нервов: мы видели, на что мог
подвигнуть доктора порыв гнева или восторга.

В тюрьме, где он провел почти неделю, доктор так же тщательно, как и
всегда, следил за своей наружностью; лишь отросшая за это время бородка,
подчеркивавшая матовый цвет его лица, обличала некоторую небрежность, в
которой, впрочем, был повинен не узник, а его тюремщики, не пожелавшие ни
дать ему бритву, ни позвать к нему парикмахера.

Пожав руки Бийо и Питу, доктор оглядел людей, заполонивших его темницу,
и, словно за этот миг самообладание вновь вернулось к нему, воскликнул:

- Итак, день, предсказанный мною, настал! Спасибо вам, друзья мои,
спасибо вечному разуму, охраняющему свободу народов!

И он протянул обе руки своим освободителям, которые, угадав в нем по
гордому взгляду и возвышенному тону человека незаурядного, едва осмелились
до них дотронуться.

Выйдя из темницы, доктор пошел впереди толпы, опираясь на плечо Бийо;
Питу шагал следом за фермером.

В первое мгновение Жильбер отдал дань благодарности дружбе, но уже через
несколько минут стало очевидно, какое громадное расстояние отделяет ученого
доктора от невежественного фермера, добряка Питу и всех остальных
простолюдинов, участвовавших в штурме Бастилии.

На пороге башни Жильбер остановился, ослепленный потоком солнечного
света. Скрестив руки на груди и подняв глаза к небу, он воскликнул:

- Привет тебе, прекрасная свобода! Я видел твое рождение на другом краю
света, мы старые друзья. Привет тебе, прекрасная свобода!

По улыбке, показавшейся на лице доктора, было в самом деле понятно, что
крики народа, опьяненного независимостью, для него не новость.

Помолчав несколько секунд, доктор обратился к Бийо:

- Итак, народ победил деспотизм?

- Да, сударь.

- И вы прибыли сюда, чтобы принять участие в сражении?

- Я прибыл, чтобы освободить вас.

- Вы знали о моем аресте?

- Я узнал о нем сегодня от вашего сына.

- Бедный Себастьен! Вы его видели?

- Видел.

- Он был спокоен?

- Его с трудом удерживали четыре санитара.

- Он болен? У него жар?

- Он рвался в бой вместе с нами.

- Ах, вот как! - воскликнул доктор, и лицо его озарила торжествующая
улыбка. Сын не обманул его надежд.

- И что же вы ему сказали? - продолжал свои расспросы доктор.

- Я сказал: раз доктор Жильбер в Бастилии, Бастилию нужно взять. Теперь
она взята. Но это еще не все.

- Говорите!

- Украден ларец.

- Ларец, который я оставил у вас?

- Да.

- Кто же его украл?

- Люди в черном, которые ворвались в дом под тем предлогом, что им нужно
отобрать у меня вашу брошюру; они схватили меня, посадили под замок,
обшарили весь дом, нашли ларец и унесли его с собой.

- Когда?

- Вчера.

- Вот как! Нет никакого сомнения, что мой арест и эта кража связаны между
собой. Приказ арестовать меня и приказ похитить ларец отдало одно и то же
лицо. Если я узнаю, кому обязан арестом, я узнаю имя вора. Где находится
архив тюрьмы? - спросил доктор Жильбер у тюремщика.

- В Комендантском дворе, сударь, - отвечал тот.

- В таком случае скорее в архив! Скорее в архив! - вскричал доктор.

- Сударь, - взмолился тюремщик, - позвольте мне пойти с вами, а еще лучше
- замолвите за меня словечко всем этим отважным людям.

- Хорошо, - согласился Жильбер и, обращаясь к глядевшей на него с
любопытством и почтением толпе, сказал:

- Друзья, этот человек никому не делал зла; он открывал и закрывал двери,
но к пленникам он был добр, не обижайте его.

- Нет, нет, мы его не тронем, ему нечего бояться, - закричали со всех
сторон покорители Бастилии.

- Спасибо, сударь, - сказал тюремщик. - Если вас и впрямь интересует
архив, поторопитесь; мне кажется, там внизу уже жгут бумаги.

- О, в таком случае мы не должны терять ни минуты, - вскричал Жильбер, -
скорее в архив!

И он бросился в Комендантский двор; толпа, возглавляемая Бийо и Питу,
последовала за ним.

Глава 19

ТРЕУГОЛЬНИК

У входа в архив в самом деле горела огромная куча бумаг.

К несчастью, первая потребность народа после победы состоит в том, чтобы
все разрушать. Архив Бастилии был разорен.

В этой просторной зале хранились многочисленные планы и тюремные книги;
здесь находились дела всех заключенных, содержавшихся в Бастилии последние
сто лет.

Толпа с яростью рвала в клочки все эти бумаги; без сомнения, парижанам
казалось, что, разрывая приказы о заключении под стражу, они законным
образом возвращают свободу узникам.

Жильбер вошел в залу и с помощью Питу начал рыться в уцелевших бумагах:
книги записей текущего года там не оказалось.

Обычно невозмутимый и хладнокровный, доктор побледнел и нетерпеливо
топнул ногой.

В эту минуту Питу заметил, что один из тех отважных сорванцов, какие
всегда принимают участие в победоносных народных восстаниях, бежит к костру,
таща на голове том, похожий по формату и переплету на те, что листал доктор
Жильбер.

Питу бросился за мальчишкой и благодаря своим длинным ногам очень скоро
догнал его.

Том, которым завладел мальчишка, оказался книгой записей 1789 года.

Переговоры продлились недолго. Питу назвал себя, объяснил, что этот том
необходим одному из бывших узников, и юный парижанин уступил свою добычу,
утешив себя следующим умозаключением:

- Ладно! Я сожгу что-нибудь другое. Питу открыл книгу записей, перелистал
страницы и в самом конце обнаружил следующий текст:

"Сегодня, 9 июля 1789 года, поступил в крепость господин Ж., философ и
публицист, представляющий чрезвычайную опасность: содержать в строжайшей
тайне".

Наш герой принес книгу доктору.

- Посмотрите, господин Жильбер, это то, что вы ищете?

- О, это именно то, что мне нужно! - вскричал доктор, хватая книгу.

И он прочел слова, которые мы только что привели.

- А теперь поглядим, кем подписан приказ. И он стал искать помету на
полях.

- Неккер! - вскричал он, найдя ее. - Приказ арестовать меня подписан
Неккером, моим другом. О, здесь, без сомнения, скрыта какая-то тайна.

- Неккер ваш друг? - почтительно воскликнули люди, стоявшие вокруг, ибо
имя это, как мы уже могли убедиться, пользовалось в народе огромным
уважением.

- Да, да, он мне друг, я поддерживал его, - отвечал доктор, - я уверен,
что Неккер не знает о моем аресте. Но я разыщу его и...

- Разыщете - где? - спросил Бийо.

- Как где? В Версале, разумеется!

- Господина Неккера изгнали из Версаля; он отставлен.

- Где же он?

- В Брюсселе.