дофин, не поколебавшись нанести ей любовный визит с целой армией, достойно
посодействовал этой затее. Значит, вы уже до того докатились, Генрих Валуа,
что совсем перестали щадить имя госпожи де Брезе?.. Вы открыто объявляете ее
своею дамой сердца? Вы у меня украли ее и с нею вместе мое счастье и мою
жизнь! Но разрази меня гром, тогда и мне некого щадить! Если ты - наследник
французского престола, Генрих Валуа, то это не ставит тебя вне рядов
дворянства, и ты мне ответишь за свой бесчестный поступок... или ты подлый
трус!
скрестит шпаги из-за бабьей юбки...
исступлении граф. - А впрочем, каждый дворянин равен королю. Монтгомери
стоят Валуа. Они столько раз роднились с французскими и английскими принцами
крови, что могут иметь право биться с ними. Монтгомери во втором и третьем
колене носили французский королевский герб. Итак, монсеньер, у нас гербы так
же схожи, как и шпаги. Ну же, будьте рыцарем! Но нет! Вы всего лишь робкий
мальчик, вы охотно прячетесь за спину своего наставника.
коннетабля.
помешанным. Назад! Эй, ко мне! - крикнул он во весь голос.
тоже кричала не своим голосом:
богатыря Самсона, проведав, что его сила заключается в волосах, остригла
ночью спящего Самсона и отдала его в руки врагов], по-видимому, довело графа
до умоисступления. Ведь и без того их было двое против одного.
удовлетворение, нужно нанести тебе оскорбление действием?
У Генриха вырвался глухой рев. Но Монморанси, по-видимому, схватил графа за
руку, потому что Перро расслышал возглас принца:
моей руки, Монморанси!
телохранители. Завязалась отчаянная борьба, зазвенели шпаги. Монморанси
кричал:
прийти на помощь своему господину. Добежав до порога молельни, он увидел
одного из телохранителей распростертым на полу; у двух или трех из ран
хлестала кровь, но граф был уже обезоружен, связан, и его держали не то
пять, не то шесть человек. Перро, которого в суматохе никто не заметил,
решил, что ему лучше не попадаться в лапы этих господ. В этом случае он хоть
сможет сообщить друзьям о происшедшем или в чем-нибудь помочь своему
господину при более благоприятных обстоятельствах. Он бесшумно вернулся на
прежнее место и стал ждать удобного момента, чтобы попытаться спасти графа.
Кстати, граф не был убит и даже не ранен... Вы сейчас увидите, монсеньер,
что моему мужу нельзя было отказать ни в мужестве, ни в отваге. Да и
благоразумия у него было не меньше, чем доблести... Покамест же ему
оставалось только одно: наблюдать за происходящим и ждать.
десятком чужих шпаг и от моего оскорбления - холопским мужеством своих
солдат!..
телом.
вам сказать, что с ним делать, - продолжал он, обращаясь к своим людям. - А
до тех пор не спускать с него глаз! Вы отвечаете мне за него головой.
где прятался за портьерой Перро, они вошли в спальню госпожи Дианы.
замурованной двери.
тем, что ему предстояло услышать теперь.
XXII. ДИАНА ПРЕДАЕТ ПРОШЛОЕ
напрасно вы меня удерживали чуть ли не силой... Я крайне недоволен собою и
вами...
может говорить любой молодой человек, но не сын короля. Ваша жизнь
принадлежит не вам, а вашему народу, и у венценосцев совсем не те
обязанности, что у прочих людей.
чувство стыда? - спросил принц. - Ах, и вы здесь, герцогиня! - продолжал он,
только что заметив Диану.
любовью, то у него вырвалось:
ответила Диана. - Разве я не пострадала так же, как и вы, и даже больше?
Ведь я во всем этом никак не повинна. Разве я этого человека люблю? Разве
когда-нибудь любила?
жизнь принадлежат всецело вам. Я начала жить с того лишь момента, как вы
овладели моим сердцем. Когда-то, впрочем... Я смутно припоминаю, что не
совсем лишала надежды Монтгомери... Однако никаких определенных обещаний я
ему не давала. Но вот явились вы, и все было забыто. И с той благословенной
поры, клянусь вам, я принадлежала вам, жила только для вас, монсеньер. Этот
человек лжет, этот человек стакнулся с моими врагами, этот человек не имеет
никаких прав на меня, Генрих. Я едва знаю его и не только не люблю, а
ненавижу его и презираю. Я даже не спросила вас, жив ли он еще или убит. Я
думаю только о вас...
- Монтгомери жив, герцогиня, но наши люди его связали и обезвредили. Он
тяжко оскорбил принца. Однако предать его суду невозможно. Судебное
разбирательство такого преступления было бы опаснее самого преступления. С
другой стороны, еще менее допустимо, чтобы дофин согласился на поединок с
этим негодяем. Каково же ваше мнение на этот счет, герцогиня? Как нам
поступить с этим человеком?
лучше расслышать ответ, с которым так медлила герцогиня. По-видимому,
госпожа Диана страшилась самой себя и тех слов, которые собиралась
произнести.
твердым голосом:
Господин Монморанси, какую налагают кару на виновных в оскорблении
величеств?
молчания раздался голос Монморанси:
де Монтгомери.
заявил дофин.
подсказанное вам великодушием, монсеньер, я поддерживаю из благоразумия. У
графа де Монтгомери есть влиятельные друзья и родственники во Франции и в
Англии. При дворе, кроме того, известно, что он должен был с нами
встретиться здесь этой ночью. Если завтра у нас громогласно потребуют его
возвращения, мы не можем предъявить им лишь его труп. Наша знать не желает,
чтоб с ней обращались, как с чернью, и убивали ее без всяких церемоний.
Поэтому нам нужно ответить примерно так: "Господин де Монтгомери бежал" или:
"Господин де Монтгомери ранен и болен". Ну, а если нас припрут к стене, что
ж поделаешь! На худой конец мы должны иметь возможность вытащить его из
тюрьмы и показать клеветникам. Но я надеюсь, что эта предосторожность
окажется излишней. Справляться о Монтгомери люди будут завтра и послезавтра.
Но через неделю разговоры о нем утихнут, а через месяц вообще прекратятся.
Нет людей забывчивее, чем друзья. Итак, я считаю, что преступник не должен
ни умереть, ни жить: он должен исчезнуть!
Францию. У него есть поместья и родственники в Англии, пусть ищет убежища
там.
кара для него, а изгнание - слишком большая роскошь. Не хотите же вы, - и он
понизил голос, - чтоб этот человек рассказывал в Англии о том, как поднял на
вас руку.