предшественник Бальтазара Жерара, так же как Жан Шатель был предшественником
Равальяка.
которую лишь изредка просветляла задумчивая улыбка. Фламандцы и голландцы
почитали этого замкнутого человека как самого бога, - ведь они сознавали,
что в нем, в нем одном - все их будущее; когда он медленно шел, закутанный в
просторный плащ, надвинув на лоб широкополую шляпу, левой рукой подпирая
правую, а правой держась за подбородок, - мужчины сторонились, давая ему
дорогу, а матери с каким-то суеверным благоговением указывали на него детям,
говоря: "Смотри, сын мой, вот идет Молчаливый!"
Брабантским, графом Фландрским - иначе говоря, своим верховным властителем.
Это не мешало, а напротив, даже способствовало тому, что Елизавета
по-прежнему подавала ему надежду на брачный союз с ней. В этом союзе она
усматривала возможность присоединить к английским кальвинистам фландрских и
французских; быть может, мудрая Елизавета грезила о тройной короне.
временно облек его покровом своей собственной популярности, но был готов
лишить его этого блага, как только по его, Вильгельма, мнению, придет пора
свергнуть власть француза, так же как в свое время он свергнул тиранию
испанца.
врага; он парализовал выполнение всех тех планов, которые могли доставить
герцогу слишком обширную власть или слишком большое влияние во Фландрии.
потребовал помощи от герцога Гиза, ссылаясь при этом на договор, некогда
заключенный доном Хуаном Австрийским с Генрихом Гизом. Эти юные герои, почти
что однолетки, чутьем распознали друг друга. Сойдясь поближе и соединив свои
честолюбивые стремления, они поклялись помочь друг другу завоевать по
королевству.
бумагах молодого принца договор, подписанный Генрихом Гизом, он, казалось,
ничуть не был встревожен этим. Стоит ли волноваться из-за честолюбивых
замыслов мертвеца? Разве не погребли вместе с ним шпагу, которая могла
вдохнуть жизнь в письмена?
какое значение зачастую имеют в политике две строчки, начертанные рукой
достаточно известной, не мог допустить, чтобы в собрании рукописей и
автографов, привлекающем в Эскуриал стольких посетителей, без пользы
хранилась подпись Генриха Гиза, начавшая в ту пору приобретать большой вес
среди тех торговавших коронами властителей, какими были принц Оранский,
Валуа, Габсбурги и Тюдоры.
некогда с доном Хуаном договор, согласно которому лотарингец обязывался
поддерживать испанское господство во Фландрии, взамен чего испанец обещал
помочь лотарингцу довести до благополучного конца начинание, которое некогда
пытался осуществить кардинал. Завет, оставленный кардиналом семейству Гизов,
состоял в том, чтобы ни на минуту не прекращать усердной работы, которая со
временем должна была доставить тем, кто ею занимается, возможность завладеть
королевством Францией.
препроводит копию договора Генриху Французскому; вот тогда испанец и
лотарингец подослали к герцогу Анжуйскому, победоносному властелину
Фландрии, испанца Сальседа, приверженца Лотарингского дома Гизов, чтобы
убить его из-за угла. Действительно, убийство завершило бы все к полному
удовольствию как испанского короля, так и герцога Лотарингского. Со смертью
герцога Анжуйского не стало бы ни претендента на престол Фландрии, ни
наследника французской короны.
Филиппа II был наготове другой Сальсед, которого звали Жан Жорги.
Гревской площади.
добрые друзья, на деле - соперники, еще более непримиримые, чем те, кто
подсылал к ним убийц.
раскрыл ему свои ворота, но Брюссель не был ни Фландрией, ни Брабантом.
Нидерландах, начал постепенно, город за городом, занимать свое строптивое
королевство; по совету герцога Оранского, хорошо знавшего несговорчивость
фламандцев, он принялся, как сказал бы Цезарь Борджиа, поедать сочный
фландрский артишок листик за листиком.
что герцог Анжуйский победоносно защищает их от испанцев, они не спешили
принять своего освободителя, но все же принимали его.
продвигается вперед.
повремените!
применяйте силу!
воспринимавший медлительность фламандцев как поражение, стал брать силою те
города, которые не покорялись ему так быстро, как он того желал.
самый лютый его враг Филипп II, неусыпно следившие друг за другом.
Антверпена; он решил силою взять этот город, который герцог Альба, Рекесенс,
дон Хуан и герцог Пармский один за другим подчиняли своему игу, но который
никто из них не мог ни истощить, ни поработить хотя бы на мгновение.
но когда герцог Анжуйский вознамерился, в свою очередь, занять Антверпен,
город обратил свои пушки против него. Таково было положение, в котором
Франсуа Французский находился в ту пору, когда он снова появляется в нашем
повествовании, через два дня после того, как к нему присоединился адмирал
Жуаез со своим флотом.
Глава 32
О ТОМ, КАК ГОТОВИЛИСЬ К БИТВЕ
Шельды; армия была хорошо дисциплинирована, но в ней царило вполне понятное
волнение.
кальвинистов, примкнувших к нему отнюдь не из симпатии к его особе, а из
желания как можно сильнее досадить испанцам, и еще более - французским и
английским католикам; следовательно, воевать этих людей более всего
побуждало честолюбие, а не убежденность или преданность; чувствовалось, что
тотчас по окончании похода они покинут полководца или поставят ему свои
условия.
условия, когда тому настанет час. Он любил повторять: "Стал ведь католиком
Генрих Наваррский, так почему бы Франсуа Французскому не стать гугенотом?"
моральным и политическим распрям имелись твердые, ясные принципы,
существовала вполне определенная цель, а честолюбие и злоба отсутствовали.
условиях, которые найдут нужными; город не отвергал Франсуа, но, уверенный в
своей силе, в храбрости и боевом опыте своих жителей, оставлял за собой
право повременить; к тому же антверпенцы знали, что стоит им только
протянуть руку - и, кроме герцога Гиза, внимательно наблюдавшего из
Лотарингии за ходом событий, они найдут в Люксембурге Александра Фарнезе.
Почему в случае настоятельной необходимости не воспользоваться поддержкой
Испании против герцога Анжуйского, так же как до того герцога призвали на
помощь против Испании? А уж потом, после того как при содействии Испании
будет дан отпор герцогу Анжуйскому, можно будет разделаться с Испанией.
смысл.
этот флот приведен самим главным адмиралом Франции на помощь их врагу.
врагом его жителей.
Анжуйского состроили почти такую же кислую мину, как сами фламандцы.
Кальвинисты были весьма храбры, но и весьма ревниво оберегали свою воинскую
славу; они были довольно покладисты в денежных вопросах, но терпеть не
могли, когда другие пытались обкорнать их лавры, да еще теми шпагами,
которые в Варфоломеевскую ночь умертвили такое множество гугенотов.
флот прибыл, и с превеликим шумом продолжались оба следующих дня.
поединков между католиками и гугенотами. Происходили они на польдерах, а в
реку бросали гораздо больше жертв этих дуэлей, чем французы потеряли бы
людей при схватке в открытом поле. Если бы осада Антверпена, подобно осаде
Трои, продолжалась девять лет, осажденным пришлось бы делать только одно -
наблюдать, чем занимаются осаждающие; а уж те, несомненно, сами бы себя
истребили.