Чтение 80–й страницы книги ~Сорок пять~

существенны, и вернемся к верительным грамотам.

- Но раз их у вас нет, дорогой господин Шико, - сказал Генрих, -
бесполезно, мне кажется, к ним возвращаться.

- То есть их у меня нет в настоящее время, но одно письмо при мне было.

- А, отлично, давайте его сюда, господин Шико.

И Генрих протянул руку.

- Вот тут-то и случилась беда, сир, - продолжал Шико. - Как я уже имел
честь докладывать вашему величеству, у меня было для вас письмо, и, можно
сказать, ни у кого не бывало письма лучше.

- Вы его потеряли?

- Я как можно было скорее уничтожил его, сир, ибо господин де Майен
мчался за мной, чтобы его у меня похитить.

- Кузен Майен?

- Собственной своей особой.

- К счастью, он не очень-то быстро бегает. Ну, а как - он все продолжает
толстеть?

- Помилуй бог, в настоящее время - вряд ли.

- Почему?

- Потому что, мчась за мною, сир, он, понимаете ли, имел несчастье меня
настичь и, что поделаешь, при встрече получил славный удар шпагой.

- А письмо?

- Письма он не увидел, как своих ушей, благодаря принятым мною мерам
предосторожности.

- Браво! Напрасно вы не пожелали рассказать мне о своем путешествии,
господин Шико, изложите все до малейших подробностей, меня это очень
занимает.

- Ваше величество очень добры.

- Но меня смущает одна вещь.

- Что именно?

- Если письмо не существует для господина де Майена, то не существует оно
и для меня. А раз письма нет, как узнаю я, что мне написал мой добрый брат
Генрих?

- Простите, сир, оно существует в моей памяти.

- Как так?

- Прежде чем уничтожить письмо, я выучил его наизусть.

- Прекрасная мысль, господин Шико, прекрасная, узнаю ум земляка. Вы,
значит, прочитаете мне его вслух?

- Охотно, сир.

- Таким, как оно было, ничего не изменив?

- Не перепутав ни слова.

- Как вы сказали?

- Я сказал, что изложу все в точности: хоть язык мне и незнаком, память у
меня превосходная.

- Какой язык?

- Латинский.

- Я вас что-то не понимаю, - сказал Генрих, устремляя на Шико свой ясный
взгляд. - Вы говорите о латыни, о письме...

- Разумеется.

- Объяснитесь же. Разве письмо моего брата написано было по-латыни?

- Ну да, сир.

- Почему по-латыни?

- А, сир, наверно, потому, что латынь - язык, не боящийся смелых
выражений, язык, на котором все можно высказать, на котором Персий и Ювенал
увековечили безумие и грехи королей.

- Королей?

- И королев, сир.

Брови короля сдвинулись над глубокими впадинами глаз.

- Я хотел сказать - императоров и императриц, - продолжал Шико.

- Значит, вы знаете латынь, господин Шико? - холодно спросил Генрих.

- И да и нет, сир.

- Ваше счастье, если да, ибо в таком случае у вас по сравнению со мной -
огромное преимущество; я ведь ее не знаю. Из-за этой проклятой латыни я и
мессу-то перестал слушать. Значит, вы ее знаете?

- Меня научили читать по-латыни, сир, равно как и по-гречески и
по-древнееврейски.

- Это очень удобно, господин Шико, вы - просто ходячая книга.

- Ваше величество нашли верное определение - ходячая книга. У меня в
памяти запечатлевают какие-то страницы, посылают, куда нужно, я прибываю на
место, меня прочитывают и понимают.

- Или же не понимают.

- Как так, сир?

- Ясное дело: если не понимают языка, на котором вы напечатаны.

- О сир, короли ведь все знают.

- Так говорят народу, господин Шико, и так льстецы говорят королям.

- В таком случае, сир, незачем мне читать вашему величеству это письмо,
которое я заучил наизусть, раз ни вы, ни я ничего не поймем.

- Кажется, латинский язык сходен с итальянским?

- Так утверждают, сир.

- И с испанским?

- Очень, как говорят.

- Раз так - попытаемся: я немного знаю по-итальянски, а мое гасконское
наречие весьма походит на испанский. Может быть, и в латыни как-нибудь
разберусь, хотя никогда ее не изучал.

Шико поклонился.

- Так ваше величество изволите приказать?

- То есть я прошу вас, дорогой господин Шико.

Шико начал с нижеследующей фразы, окружив ее всевозможными преамбулами:

" Frater carissime. Sincerus amor quo te prosequebatur germanus noster
Carolus nonus, functus nuper, colet usque regiam nostram et pectori meo
pertinaciter adhaeret. "

Генрих и бровью не повел, но при последнем слове жестом остановил Шико.

- Или я сильно ошибаюсь, - сказал он, - или в этой фразе говорится о
любви, об упорстве и о моем брате Карле Девятом?

- Не стану отрицать, - сказал Шико. - Латынь такой замечательный язык,
что все это может вполне уместиться в одной фразе.

- Продолжайте, - сказал король.

Шико стал читать дальше.

Беарнец все с той же невозмутимостью прослушал все места, где говорилось
и о его жене и о виконте де Тюренне. Но когда Шико произнес это имя, он
спросил:

- Turennius, вероятно, значит Тюренн?

- Думаю, что так, сир.

- А Margota - это разве не уменьшительное, которым мои братцы Карл
Девятый и Генрих Третий называли свою сестру и мою возлюбленную супругу
Маргариту?

- Не вижу в этом ничего невозможного, - ответил Шико.

И он продолжал читать наизусть письмо до самой последней фразы, причем у
короля ни разу не изменилось выражение лица.

Наконец он остановился, прочтя весь заключительный абзац, стилю которого
придал такую пышность и звучность, что его можно было принять за отрывок из
Цицероновых речей против Верреса или речи в защиту поэта Архия.

- Все? - спросил Генрих.

- Так точно, сир.

- Наверно, это очень красиво.

- Не правда ли, сир?

- Вот беда, что я понял всего два слова - Turennius и Margota, да и то с
грехом пополам!

- Непоправимая беда, сир, разве что ваше величество прикажете
какому-нибудь ученому мужу перевести для вас письмо.

- О нет, - поспешно возразил Генрих, - да и вы сами, господин Шико, вы,
так заботливо охранявший тайну своего посольства, что даже уничтожили
оригинал, разве вы посоветовали бы мне дать этому письму какую-нибудь
огласку?

- Я бы так, разумеется, не сказал.

- Но вы так думаете?

- Раз ваше величество изволите меня спрашивать, я полагаю, что письмо
вашего брата короля, которое он велел мне так тщательно беречь и послал
вашему величеству со специальным гонцом, содержит, может быть, кое-какие
добрые советы и ваше величество, возможно, извлекли бы из них пользу.

- Да, но доверить эти полезные советы я мог бы только лицу, к которому
испытываю полнейшее доверие.

- Разумеется.

- Ну, так я попрошу вас сделать одну вещь, - сказал Генрих, словно
осененный внезапной мыслью.

- Что же именно?

- Пойдите к моей жене Марготе. Она женщина ученая. Прочитайте и ей это
письмо, она-то уж наверняка в нем разберемся и, естественно, все мне
растолкует.

- Ах, как вы чудесно придумали, ваше величество, - вскричал Шико, - это
же золотые слова!

- Правда? Ну, так иди.

- Бегу, сир.

- Только не измени в письме ни одного слова.

- Да это и невозможно: для этого я должен был бы знать латынь, а я ее не
знаю - один-два варваризма, не более.

- Иди же, друг мой, иди.

Шико осведомился, как ему найти г-жу Маргариту, и оставил короля, более
чем когда-либо убежденный в том, что король - личность загадочная.

Глава 14