Чтение 88–й страницы книги ~Сорок пять~

Шико смотрел на него, и озабоченность короля его огорчала.

"И пришла же мне в голову мысль, - думал он про себя, - говорить о
политике с этим славным принцем! Теперь я только отравил ему душу. Что за
дурь на меня нашла!"

Спустившись во двор, король Наваррский подошел к группе нищих, на которую
ему указал Шико.

Их было действительно человек двенадцать. Они отличались друг от друга
осанкой, наружностью, одеждой, и неискусный наблюдатель принял бы их по
голосу, походке, жестам за цыган, чужестранцев, каких-то не совсем обычных
прохожих, но наблюдатель подлинно проницательный сразу признал бы переодетых
дворян.

Генрих взял из рук Шико свой кошель и подал знак.

Все нищие, видимо, хорошо его поняли.

И вот они стали по очереди подходить к королю, приветствуя его с самым
смиренным видом. Но в то же время на этих обращенных к нему лицах, умных и
смелых, король, один только король, мог прочесть: "Под оболочкой пылают
сердца".

Генрих ответил кивком головы, затем опустил в кошель, который
предварительно развязал Шико, большой и указательный пальцы и достал монету.

- Э, - заметил Шико, - это же золото, сир!

- Да, знаю, друг мой.

- Черт побери, вы, оказывается, богач.

- Разве ты не видишь, друг мой, - с улыбкой сказал Генрих, - что каждая
монета предназначается для двух нищих? Я, наоборот, беден, Шико, и вынужден,
чтобы жить, разрезать свои пистоли надвое.

- И правда, - сказал Шико со все возрастающим удивлением, - эти
монеты-половинки как-то диковинно обрезаны по краю.

- Да, я вроде как мой французский брат, который забавляется вырезыванием
картинок: у меня тоже свои причуды. Когда мне нечего делать, я обрезаю свои
дукаты. Бедный и честный Беарнец предприимчив, как еврей.

- Все равно, сир, - сказал Шико, покачав головой, ибо он сообразил, что и
тут кроется какая-то тайна, - все равно, очень у вас странный способ
раздавать милостыню.

- Ты бы поступил иначе?

- Ну да. Я не стал бы тратить время и разрезать каждую монету надвое. Я
бы давал целую и прибавлял бы: это на двоих!

- Да они бы разодрались, дорогой мой, и, желая совершить доброе дело, я
бы, наоборот, ввел их в искушение.

- Пусть так! - пробормотал Шико, выражая в этом слове, к которому
сводится сущность всех философских учений, свое неодобрение странным
причудам короля.

Генрих же вынул из кошеля половинку золотой монеты и, остановившись перед
первым нищим, с обычным своим спокойным и ласковым видом посмотрел на этого
человека, не говоря ни слова, но как бы вопрошая его взглядом.

- Ажан, - произнес тот с поклоном.

- Сколько? - спросил король.

- Пятьсот.

- Кагор.

Он отдал ему монету и вынул из кошелька другую.

Нищий поклонился еще ниже, чем раньше, и отошел.

За ним последовал другой, смиренно склонившийся перед королем.

- Ош, - произнес он.

- Сколько?

- Триста пятьдесят.

- Кагор.

Он отдал ему вторую монету и достал из кошелька еще одну.

Второй исчез так же, как и первый. Подошел, отвесив поклон, третий.

- Нарбонна, - сказал он.

- Сколько?

- Восемьсот.

- Кагор.

Он отдал третью монету и извлек из кошелька еще одну.

- Монтобан, - сказал четвертый нищий.

- Сколько?

- Шестьсот.

- Кагор.

И так все подходили, кланялись, произносили название какого-нибудь города
и цифру. Общий итог этих цифр составлял восемь тысяч.

Каждому из них Генрих отвечал "Кагор", совершенно одинаково произнося
каждый раз это слово. Раздача кончилась, в кошельке не оставалось больше
монет, на дворе - нищих.

- Вот и все, - сказал Генрих.

- Все, сир?

- Да, я кончил.

Шико тронул короля за рукав.

- Сир! - сказал он.

- Ну?

- Разрешите мне проявить любопытство.

- Почему нет? Любопытство - вещь вполне естественная.

- Что вам говорили эти нищие и что вы им, черт возьми, отвечали?

Генрих улыбнулся.

- Вы знаете, здесь все - сплошная тайна.

- Ты находишь?

- Да. Никогда я не видел, чтобы так раздавали милостыню.

- В Нераке это обычное дело, дорогой мой Шико. Знаешь поговорку: "Что
город, то норов".

- Странный обычай, сир.

- Да нет же, разрази меня гром! Нет ничего проще. Все эти люди, которых
ты видел, бродят по стране и собирают подаяние. Но они все из разных мест.

- И что же, сир?

- Так вот, чтобы я не подавал все одним и тем же, они называют мне свой
родной город. Таким образом, дорогой мой Шико, ты сам понимаешь, я поровну
раздаю милостыню и помогаю нищим всех городов своего государства.

- Ну, что касается названий городов, которые они произносят, - это куда
ни шло. Но почему вы всем им отвечали "Кагор"?

- Что ты говоришь? - вскричал Генрих с отлично разыгранным удивлением. -
Я отвечал им "Кагор"?

- А то что же?

- Ты думаешь?

- Я в этом уверен.

- Вот видишь ли, с тех пор как мы с тобой поговорили о Кагоре, это слово
у меня все время на языке. Так ведь всегда происходит, когда страстно
желаешь чего-нибудь, а получить не можешь; думаешь о нем, думаешь - и
называешь вслух.

- Гм, - хмыкнул Шико, недоверчиво глядя в ту сторону, куда скрылись
нищие. - Это гораздо менее ясно, чем мне хотелось бы, сир. К тому же смущает
меня еще одно...

- Как, еще что-то?

- Цифра, которую произносил каждый из них: если сложить все эти цифры,
получится восемь тысяч.

- А, что касается цифр, то и я, Шико, подобно тебе, ничего тут не понял.
Но вот что, пожалуй, приходит мне в голову: как ты знаешь, все нищие
составляют различные союзы, и, может быть, они называли количество членов
того союза, к которому каждый из них принадлежал. Это кажется мне весьма
вероятным.

- Сир! Сир!

- Пойдем ужинать, друг мой. На мой взгляд, ничто так не проясняет ум, как
еда и питье. Мы обдумаем все это за столом, и ты сам убедишься, что если
пистоли у меня обрезаны, то бутылки полны доверху.

Король свистнул пажа и велел подавать ужин.

Затем, безо всяких церемоний взяв Шико под руку, он поднялся вместе с ним
обратно в кабинет, где был сервирован ужин.

Проходя мимо покоев королевы, он взглянул на окна и увидел, что они не
освещены.

- Паж, - спросил он, - ее величества королевы нет дома?

- Ее величество, - ответил паж, - пошла проведать мадемуазель де
Монморанси, которая, говорят, тяжело больна.

- Ах, бедняжка Фоссэз, - сказал Генрих, - правда, у королевы такое доброе
сердце. Пойдем ужинать, Шико, пойдем ужинать!

Глава 19

С КЕМ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРОВОДИЛ НОЧЬ КОРОЛЬ НАВАРРСКИЙ

Ужин прошел очень весело. Казалось, и в мыслях и в сердце Генриха
рассеялся всякий мрак, а когда Беарнец находился в таком расположении духа,
он был приятнейший сотрапезник.

Что касается Шико, то он постарался как можно тщательнее скрыть пока еще
смутное беспокойство, которое охватило его при появлении испанского посла,
сопровождало во дворе, усилилось при раздаче золота нищим и больше уже не
покидало.

Генрих пожелал, чтобы его куманек Шико отужинал с ним наедине. При дворе
короля Генриха он всегда ощущал к Шико некую слабость, довольно обычную
слабость умного человека к другому умному человеку. Шико со своей стороны,
если оставить в стороне испанского посла, нищих с их паролем и обрезанными
золотыми монетами, тоже питал к наваррскому королю большую симпатию.

Видя, что король переходит от одного вина к другому и во всем решительно
ведет себя как добрый сотрапезник, Шико решил быть воздержаннее, чтобы не
пропустить ни одного словца, которое могло вырваться у Беарнца,
возбужденного свободой общения за ужином и крепостью вин.