Чтение 31–й страницы книги ~Козел отпущения~

знаю, как ты, а я умираю с голоду.

Бела накрыла на стол и пододвинула его к моему креслу; я подумал, что
впервые с тех пор, как начался мой маскарад, от меня не требуется никаких
усилий. Самый приятный момент за все это время. Можно даже сказать -- дар
судьбы, которая пока не очень-то баловала меня. Единственное, что меня
тревожило, была Рене, бродившая в ярости по улицам Виллара.

Должно быть, подруга Жана де Ге прочитала мои мысли, потому что она
сказала:

-- Винсент вернется с минуты на минуту. Когда он придет, я пошлю его
посмотреть, сидит ли она в машине. Где ты припарковался -- на площади
Республики?

-- Да. (Да? Я не был в этом уверен.)

-- Не беспокойся. Она вернется домой без тебя. Я бы так сделала на ее
месте. А Гастон пригонит машину обратно. Ты шутил, когда сказал, что девочка
уехала куда- то в грузовике?

-- Нет, это действительно так. Мне сообщили об этом в банке.

-- Ты относишься к этому очень спокойно.

-- Я думаю, грузовик -- с нашей фабрики. Да и что я мог сделать?
Грузовик и Мари-Ноэль вместе с ним уже исчезли из виду, когда я поднялся из
подвалов.

-- А зачем ты туда спускался?

-- Хотел заглянуть в сейф.

-- Вот тут ты, верно, потерял спокойствие.

-- О, да.

Я ел ветчину и салат, отламывал кусочки хлеба и думал о том, насколько
приятней мой сегодняшний ленч в компании этой сидящей напротив женщины, чем
вчерашняя трапеза в столовой замка.

Ход мыслей привел меня к единственному, еще не врученному, подарку.

-- В Сен-Жиле на комоде в гардеробной комнате стоит для тебя флакон
духов, -- сказал я.

-- Спасибо. Мне что -- сбегать за ним?

Я рассказал ей без утайки -- теперь я уже мог смеяться над этим -- об
ошибке по вине буквы .

-- Не представляю, как это могло случиться, -- сказала Бела, -- ведь ты
никогда не разговариваешь с сестрой. Или ты, наконец, решил сделать ей
подношение в знак мира?

-- Нет, -- ответил я, -- просто я ничего толком не соображал. Слишком
много выпил накануне в Ле-Мане.

-- Надо было напиться до полного бесчувствия, чтобы совершить такой
чудовищный промах.

-- О чем и речь, -- сказал я.

Она подняла брови.

-- Поездка в Париж оказалась неудачной?

-- Весьма.

-- У Корвале не захотели пойти навстречу?

-- Они не желают продлевать контракт на наших условиях. А я,
вернувшись, сказал братцу Полю, что продлил его. Вся семья и рабочие с
verrerie думают, что я добился успеха. Вчера я снова начал переговоры по
телефону, и в результате они согласились продлить контракт... на их
условиях. Об этом еще не знает никто, кроме меня. Вот почему я поехал
сегодня утром в банк -- проверить, смогу ли я восполнить урон. Я все еще не
знаю ответа.

Я оторвал взгляд от тарелки: ее широко раскрытые синие глаза пристально
смотрели на меня.

-- Как это ты не знаешь ответа? Прекрасно знаешь. Ты сказал мне перед
отъездом, что фабрика работает себе в убыток и, если у Корвале не пойдут на
твои условия, ее придется закрыть.

-- Я не хочу ее закрывать, -- сказал я. -- Это будет несправедливо по
отношению к рабочим.

-- С каких это пор ты беспокоишься о рабочих?

-- С тех самых пор, как напился в Ле-Мане.

Вдали хлопнула дверь. Бела поднялась и вышла в коридор.

-- Это вы, Винсент? -- окликнула она.

-- Да, мадам.

-- Пойдите посмотрите, стоит ли машина графа де Ге на площади
Республики и сидит ли в ней дама.

-- Сейчас, мадам.

Бела вернулась, неся корзинку с фруктами и сыр, налила мне еще вина.

-- Похоже, ты основательно все запутал после возвращения из Парижа. Что
ты собираешься по этому поводу предпринять?

-- Понятия не имею, -- ответил я. -- Я живу сегодняшним днем.

-- Ты живешь так уже много лет.

-- Но сейчас в еще большей степени. Говоря по правде, я живу теперь
настоящей минутой.

Бела отрезала ломтик швейцарского сыра и передала его мне.

-- Знаешь, -- сказала она, -- неплохо время от времени пересматривать
свою жизнь. Так сказать, подводить итог. Найти свои ошибки. Я иногда
спрашиваю себя, почему я продолжаю жить в Вилларе. Я с трудом зарабатываю на
хлеб в магазине и существую в основном на то, что мне оставил Жорж, а это
сущие пустяки в наше время.

Жорж? Кто это? Вероятно, муж. Видимо, надо было что-то сказать.

-- Так почему тогда ты живешь здесь? -- спросил я.

Бела пожала плечами.

-- Привычка, должно быть. Мне все здесь подходит. Я люблю этот домик.
Если ты полагаешь, что я остаюсь здесь ради твоих случайных визитов, ты себе
льстишь.

Она улыбнулась, и я спросил себя, действительно ли Жан де Ге льстил
себе.

В любом случае результат был в мою пользу.

-- Тебе не кажется, -- спросила Бела, -- что твой внезапный интерес к
verrerie вызван тем, что ей уже два с половиной века, а у тебя, возможно,
появится наконец наследник?

-- Нет, -- ответил я.

-- Ты уверен?

-- Абсолютно. Мой интерес вызван тем, что вчера я увидел фабрику новыми
глазами. В первый раз я наблюдал за рабочими. Я понял, что они гордятся
своим делом, да и хозяин фабрики им не безразличен. Если она закроется, они,
мало того, что окажутся на улице, будут обмануты, потеряют в него веру.

-- Значит, тобой движет гордость?

-- Вероятно. Можешь назвать это так.

Бела принялась чистить грушу и давать мне ее по кусочкам.

-- Твоя ошибка в том, что ты предоставил управление фабрикой брату.
Если бы ты не был так чудовищно ленив, ты взял бы все в свои руки.

-- Я тоже об этом думал.

-- Еще не поздно начать сначала.

-- Нет, время упущено. Да к тому же я ничего в этом не смыслю.

-- Глупости. Ты бывал на фабрике с самого детства. Даже если стекольное
дело ни чуточки тебя не интересовало, ты не мог не набраться каких-то
практических знаний. Я иногда спрашиваю себя...

Она замолчала и принялась чистить яблоко.

-- О чем?

-- Неважно... Не люблю залезать людям в душу.

-- Продолжай, -- сказал я. -- Ты разбудила мое любопытство. Моя душа к
твоим услугам.

-- Просто, -- сказала Бела, -- я иногда спрашиваю себя, уж не потому ли
ты не проявляешь интереса к фабрике, что не хочешь ворошить прошлое. Не
хочешь думать о Морисе Дювале.

Я молчал. Морис Дюваль -- человек, о котором говорил Жак, человек,
стоявший на фотографии рядом с Жаном де Ге?.. Я ничего о нем не знал.

-- Пожалуй, -- проговорил я.

-- Вот видишь, -- мягко сказала Бела, -- тебе неприятен мой вопрос.

Она ошибалась. Было крайне существенно выяснить все, что можно, о Жане
де Ге. Но без риска совершить еще одну оплошность.

-- Нет, -- ответил я, -- ты не права. Прошу тебя, продолжай.

В первый раз Бела отвела глаза и посмотрела поверх моей головы в
пространство.

-- Оккупация кончилась пятнадцать лет назад, -- сказала она. -- Во
всяком случае, для Мориса Дюваля. Однако люди все еще помнят его -- какой
прекрасный он был человек и как ужасно умер. Вряд ли у тех, кто был
причастен к его смерти, от этого делается легче на сердце.

В дверь тихонько постучали, и на пороге возник невысокий худой человек
в берете. Увидев меня, он улыбнулся.

-- Bonjour, Monsieur le Comte, -- сказал он. -- Рад вас видеть. Как вы
себя чувствуете?

-- Спасибо, прекрасно.

-- В машине не было никакой дамы. Но на сиденье лежала записка.

Он с поклоном протянул ее мне. Записка была короткая и деловая: .

Я показал записку Беле.

-- Можешь теперь успокоиться, -- сказала она. -- Винсент, будьте
другом, отнесите все это на кухню, ладно?

-- Разумеется, мадам.

-- Тишь да гладь, да божья благодать, -- проговорила Бела. -- Надолго?
Для меня -- до трех часов. Для тебя -- пока ты здесь. Дать тебе еще одну
подушку?

-- Нет, мне и так чудесно.

Бела убрала все со столика, принесла сигареты и кофе.

-- По правде говоря, я рада, что у тебя проснулись нежные чувства к
verrerie, -- сказала она. -- Это показывает, что ты не такой черствый, каким
хочешь казаться. Но я все же не понимаю, если ты и так теряешь на ней
деньги, а новый контракт с Корвале еще менее выгоден, чем прежний, как тебе