сможете стрелять.
часах. Если она не работает, весь механизм выходит из строя.
встретились, и в ее изучающем, пронизывающем взгляде было нечто, заставившее
меня почувствовать на один кошмарный миг, что она знает \textit{правду},
потому и пришла забинтовать мне руку и унять боль, -- ведь я был чужак.
Охваченный раскаянием, я опустил глаза, а она обернулась к доктору и
пригласила его в столовую перекусить. Он поблагодарил ее, сказав, что сейчас
придет.
то, что я уже слышал от него по телефону. Я старался запомнить его слова,
которые он подчеркивал резкими взмахами пенсне, но одновременно думал о
Бланш и выражении ее глаз, спрашивая себя, каким образом она сумела
проникнуть в мой обман и сорвать с меня маску. А может быть, это всего лишь
мое воображение?
рано.
два часа, а если рука будет сильно болеть, то и по две, затем вышел из
гостиной и присоединился ко всем остальным за обеденным столом.
подушку под голову, и я подумал: а ведь узнай он правду -- что я всего лишь
фантом, копия его хозяина, и сознательно обжег себе руку из страха, как бы
меня не разоблачили, -- и преданность его и забота перейдут в растерянность,
затем в недоверие и, наконец, в презрение. Это выше его понимания, и не
только его, а всех обитателей Сен-Жиля. Так не поступают. В чем смысл
обмана, если он приносит обманщику одни неприятности? Что он выигрывает? В
том-то и соль. Что я выиграл?
улыбке; смех принес нам обоим облегчение.
другой.
чувствуете боль в другом месте. Помните моего брата, который потерял на
войне ногу? Он говорил, что у него болит рука. Моя бабка родом из Бретани. В
старые времена там переводили болезнь или боль на животных. Если у человека
была оспа, брали живую курицу и подвешивали в его комнате. И болезнь тут же
переходила от человека к птице, и через сутки она была мертва, а больной
поправлялся. Не послать ли мне за курицей? Пожалуй, неплохая мысль.
больна и передаст мне свою хворобу... если и не оспу, то что-нибудь не
лучше.
чем вопрос.
как я себя чувствую, я решил привести в исполнение вторую часть своего
плана.
организовать все, что надо, на завтра? Раз я не могу ничего делать, я
предпочел бы ни во что не вмешиваться. Вы на пару прекрасно со всем
справитесь.
Сам знаешь, этим всегда занимаешься ты. Если возьмемся мы с Робером, ты
только станешь наводить на нас критику и заявишь, что мы провалили все дело.
могу участвовать в охоте, а остальное мне не интересно.
лицам я видел, что они думают, будто мое решение вызвано болью и
разочарованием. Рене отвела доктора в сторону и о чем-то его спросила, он
покачал в ответ головой:
ожоги очень болезненны.
напрасно. Теперь, когда моя паника по поводу грядущей охоты прошла, я понял,
как можно было ее избежать, -- стоило лишь заявить, что я не хочу в ней
участвовать, и мне бы поверили. Они что угодно примут на веру, ведь им ни
разу и в голову не пришло, что я не тот, кем они меня считают.
дремота, я понял, что мое жертвоприношение -- палка о двух концах. Еще
неизвестно, что хуже -- приготовления к охоте или бездеятельность, на
которую я себя обрек; теперь, после моего , я окажусь во власти
родных и буду вынужден отвечать на их расспросы -- то самое, чего я
стремился избежать. Чтобы чем-то занять время, я пододвинул кресло к бюро и,
с трудом приоткрыв одной рукой ящик, снова вытащил альбом с фотографиями. На
этот раз я мог не спешить, мне никто не помешает, и, пробежав глазами снимки
детей, я, не торопясь, перешел к взрослым карточкам. Теперь я заметил
многое, что упустил при первом беглом просмотре. Морис Дюваль был уже на
ранних групповых снимках рабочих verrerie. На первом, датированном 1925
годом, он, еще совсем молодой человек, стоял в самом заднем ряду, а затем,
как на общих школьных фотографиях, год от года передвигался на более видное
место, пока, в самом конце альбома, не оказался в кресле рядом с самим
графом де Ге-старшим. Видно было, что он чувствует себя свободно и
непринужденно, что он уверен в себе -- типичный староста класса рядом со
старшим воспитателем. Мне понравилось его лицо. Энергичное, умное лицо
человека, заслуживающего доверия, который безусловно внушает к себе уважение
и любовь.
другие, но одной рукой рыться было бесполезно. Новый контракт все еще лежал
у меня в кармане; интересно, что подумал бы обо всем этом Морис Дюваль?..
часов. Меня потревожили -- нет, не Поль, и не Рене, и не девочка, -- меня
разбудили шаги кюре. Он засветил лампу, стоявшую на бюро, и теперь
внимательно вглядывался в меня, участливо кивая головой.
только убедиться, что вы не страдаете от боли.
больные обитатели замка хорошо отдохнули сегодня. Вам не надо ни о чем
волноваться, я взял на себя миссию объяснить им обеим, что с вами произошло,
и постарался, как мог, представить все в розовом свете. Вы не против?
завтра не сможете принять участие в охоте.
вашей жизни.
на сердце, я и физически, и морально -- трус.
Иногда, хуля самого себя, мы потворствуем собственной слабости. Мы говорим:
, и чуть ли не с удовольствием
барахтаемся во тьме. Беда в том, что это не так. Нет конца злу в нашей душе,
как нет конца добру. Это вопрос выбора. Мы стремимся вверх, или мы стремимся
вниз. Главное -- познать самого себя, увидеть, по какому мы идем пути.
притяжения.
притяжения, хотя оно такое же чудо, как божья любовь. А теперь, полагаю, мы
оба должны принести Ему благодарность за то, что ваш ожог не был гораздо
серьезней.
нелегко. Он сложил руки, наклонил голову и стал молиться, не переставая
кивать и благодарить Бога за то, что Он уберег меня от большей беды и
облегчил мои страдания, а затем добавил, что, поскольку я так люблю охоту и
лишиться ее для меня такая утрата, не может ли Бог в своей доброте
ниспослать мне в утешение небесную благодать, чтобы я смотрел на то, что со
мной случилось, как на Господне благословение...
его аналогии с бездной и спрашивал себя, сколько еще мне падать и не было ли
охватившее меня чувство стыда всего лишь барахтаньем во тьме, как он сказал.
Я встал с кресла, проводил его в холл и посмотрел, как он пересекает террасу
и спускается к подъездной дорожке. Начался мелкий дождик, кюре раскрыл
огромный зонт и стал похож на гнома под грибом.
показывать, как мне больно. Я нашел Франсуазу в постели, сидя в подушках,
она читала Мари- Ноэль жизнеописание . Кюре хорошо выполнил свою
миссию: Франсуаза сочувствовала мне, но не тревожилась. Она, по-видимому,
думала, что я всего- навсего обжег пальцы, и без конца сокрушалась о том,
что я не смогу участвовать в охоте -- такое для меня разочарование, -- хотя,
конечно, она рада, что все это не по ее вине и причиной тому не ее
нездоровье.
разговору, а, взяв книжку, ушла в уголок и стала читать сама. Должно быть,
Березин Федор
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Афанасьев Роман