вперед, любопытство взяло свое. Луиза подняла глаза и уставилась на мою
гостью, затем поймала мой взгляд и вопросительно вскинула брови. Я
притворился, будто ничего не заметил, и закрыл за собой дверцу. Прихожане
склонились в молитве. Непривычно было ощущать рядом присутствие женщины.
Память перенесла меня в детство, в те дни, когда Эмброз стал брать меня в
церковь и мне приходилось стоять на табурете и смотреть поверх спинки
передней скамьи. Следуя примеру Эмброза, я держал в руках молитвенник -
часто вверх ногами - и, когда наступало время произносить слова ответствия,
как эхо, повторял его бормотание, нисколько не задумываясь над смыслом. Став
повыше ростом, я всегда отдергивал занавеси и разглядывал собравшихся в
церкви, наблюдал за пастором и мальчиками- хористами, а еще позже, приезжая
из Харроу на каникулы, поглядывал на Эмброза, который, если проповедь
затягивалась, дремал, скрестив руки на груди. Теперь, когда я вступил в пору
зрелости, церковь стала для меня местом размышлений. Но - и я с сожалением
признаюсь в этом - размышлений не над моими слабостями и недостатками, а
над планами на ближайшую неделю, над тем, что надо сделать на полях или в
лесу, что надо сказать племяннику Сикома, какие распоряжения я забыл отдать
Тамлину. Я сидел на нашей скамье в полном одиночестве, замкнувшись в себе;
ничто не нарушало течения моих мыслей, никто не претендовал на мое внимание.
Я пел псалмы, произносил ответствия, следуя давней привычке. Но в то
воскресенье все было иначе. Я постоянно ощущал близость кузины Рейчел. Не
могло быть и речи, будто она не знает, что и как ей следует делать.
Казалось, она всю жизнь по воскресеньям посещала англиканскую церковь. Она
сидела, не сводя с викария серьезного взгляда, и, когда пришло время
преклонить колени, я заметил, что она действительно опустилась на колени, а
не просто сделала вид, оставаясь сидеть, как мы с Эмброзом. Она не шуршала
платьем, не вертела головой, не глазела по сторонам, как миссис Паско и ее
дочери - их скамья находилась в боковом приделе, и пастор не мог их видеть.
Когда мы запели гимн, она откинула вуаль, и я видел, как шевелятся ее губы,
хоть и не слышал голоса. Мы сели, чтобы выслушать проповедь, и она снова
опустила вуаль.
семейства Эшли. Может быть, тетушка Феба, которая и здесь вздыхала о своем
викарии, или жена дяди Филиппа, отца Эмброза, которую я никогда не видел?
Возможно, здесь сидел и мой отец, прежде чем отправился воевать с французами
и погиб, и моя молодая, болезненная мать, пережившая отца, как рассказывал
Эмброз, всего на пять месяцев. Я никогда не думал о них, не ощущал их
отсутствия - Эмброз заменил мне обоих. Но теперь, глядя на кузину Реичел, я
вдруг подумал о матери. Преклоняла ли она рядом с моим отцом колени, сидела
ли во время проповеди, устало откинувшись на спинку скамьи и сложив руки?
Спешила ли после службы домой, чтобы поскорее войти в детскую и вынуть меня
из колыбели? Монотонный голос мистера Паско гудел под сводами церкви, а я
пытался представить себе свои детские ощущения в те минуты, когда мать
держала меня на руках. Гладила ли она меня по голове, целовала в щеку и
затем снова укладывала в колыбель? Мне вдруг стало жаль, что я не помню ее.
Почему память ребенка не может заглянуть глубже некоего предела? Я помнил
себя маленьким мальчиком, который ковыляет за Эмброзом и, истошно крича,
просит подождать его. И ничего из того, что было раньше. Совсем ничего...
Голос викария поднял меня на ноги. Из
его проповеди я не услышал ни слова. Но и планов на ближайшую неделю не
строил. Все это время я просидел, погруженный в неясные мечты, не сводя глаз
с кузины Рейчел.
вас впереди.
впереди. Вам предстоит искупить вину за нарушенное обещание.
арендаторов, знакомых и друзей; среди них - миссис Паско с дочерьми и
крестный с Луизой. Один за другим они подходили представиться. Совсем как
при дворе. Кузина Рейчел откинула вуаль, и я подумал, что, как только мы
останемся наедине, непременно подразню ее этим.
чтобы я не имел возможности возразить:
поеду с мистером Кендаллом?
который, в свою очередь, поклонился и предложил ей руку.
оставалось, как вместе с Луизой сесть в свой экипаж, стоявший ближе.
хлыстом, и лошади тронули.
вчера я весь день не мог отлучиться. Кузина Реичел пожелала осмотреть
Бартонские акры, и мне пришлось сопровождать ее. Сообщить тебе не было
времени, иначе я послал бы мальчика с запиской.
не важно. К счастью, погода была хорошая, и я за это время набрала целую
корзину черной смородины.
серьезного не произошло, и слава Богу. Я ведь знаю твое отношение к ее
визиту и не на шутку боялась, не натворил ли ты чего-нибудь ужасного, не дай
Бог затеял ссору, и мы вдруг увидим твою гостью у своих дверей. Ну, так что
же произошло? Неужели тебе пока удалось избежать столкновения? Расскажи,
расскажи мне обо всем.
сделала вид, будто ни в чем не виновата?
почувствовал раздражение, и настроение у меня окончательно испортилось.
Нашла время для таких разговоров! Да и кто дал ей право допрашивать меня?!
вечер она очень устала и рано легла спать. Весь вчерашний день занял обход
имения. Утром - сад, днем - Бартонские акры.
одно: она совсем не та, за кого я ее принимал. Да ты и сама видела и могла
догадаться.
руки в муфту и сидела, словно аршин проглотив.
нее.
верно, с ума сошла!
угодно. Ты не заметил, как все глазели на нее, когда она подняла вуаль? Если
нет, то только потому, что ничего не понимаешь в женщинах.
красивые глаза, но в остальном она совершенно заурядная. Самая заурядная
особа, какую я когда-либо встречал. Еще бы, я могу сказать ей все, что
захочу, могу говорить обо всем. При ней мне не надо напускать на себя
какие-то особые манеры; в целом свете нет ничего легче, как просто сидеть
напротив нее и курить трубку.
поле. Я хотел сказать, что это было нетрудно.
Естественно, люди глазели на нее. Глазели, потому что она - миссис Эшли.
нет, на тебя она, похоже, произвела большое впечатление. Конечно, она
среднего возраста. Я дала бы ей лет тридцать пять, а ты? Или ты думаешь, что
ей меньше?
не интересует. По мне, хоть девяносто девять.
такого цвета лица. Она умеет одеваться. Ее платье прекрасно сшито, да и
накидка тоже. Траур не выглядит на ней унылым.
слышал от тебя такой чисто женской болтовни.
Какая перемена, и всего за сорок восемь часов! Впрочем, один человек
вздохнет с облегчением - это мой отец. После вашей последней встречи он
опасался кровопролития, и ничего удивительного...
из экипажа и вместе с грумом пошел пешком, чтобы лошадям было легче
подниматься в гору. Что за причуды? Как это не похоже на Луизу... Нет чтобы
почувствовать облегчение оттого, что визит кузины Рейчел проходит гладко;
она расстроена, почти сердита. Такое поведение - отнюдь не лучшая форма
проявления дружеских чувств. Когда мы поднялись на вершину холма, я снова
сел рядом с Луизой, но весь остаток пути мы не обмолвились ни словом. Это
было крайне нелепо, но я твердо решил, что раз она не делает попыток
прервать молчание, то будь я проклят, если заговорю первым. Про себя я не
мог не отметить, насколько поездка в церковь была приятнее возвращения
домой.
Конан-Дойль Артур
Андреев Николай
Конан-Дойль Артур
Суворов Виктор
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий