такую погоду!
устал.
пирог. Все уже готово. Обе дамы сейчас в гостиной.
Рейчел наедине. Может быть, после обеда она зайдет справиться о моем
самочувствии...
Простыни казались мне ледяными, я откинул их и забрался под одеяло. Я весь
окоченел, в голове стучало - никогда прежде я не испытывал ничего
подобного. Я лежал и ждал, когда они кончат обедать. Я слышал, как они
прошли через холл в столовую, не переставая разговаривать - хотя бы от
этого я был избавлен, - затем, после долгого перерыва, вернулись в
гостиную.
сел в кровати и накинул на плечи куртку. Быть может, она выберет именно этот
момент, чтобы зайти ко мне. Несмотря на грубое шерстяное одеяло, мне все еще
было холодно, ноги и шея ныли, голова горела как в огне.
часы пробили девять, затем десять, одиннадцать. После одиннадцати я понял,
что она не намерена заходить ко мне. Значит, пренебрежение - не что иное,
как часть наказания, которому меня подвергли.
комнатам: я слышал, как Мэри Паско ходит по розовой спальне, время от
времени противно покашливая, чтобы прочистить горло, - еще одна привычка,
которую она переняла у матери.
и повернул ее. Но дверь не открылась. Она была заперта. Я осторожно
постучал. Рейчел не ответила. Я медленно вернулся в свою комнату, лег в
постель и долго лежал без сна. Согреться мне так и не удалось.
разбудил меня, как я завтракал; запомнилась лишь страшная головная боль и
прострелы в шее. Я пошел в контору и сел за стол. Я не писал писем. Ни с кем
не встречался. Вскоре после двенадцати ко мне вошел Сиком сказать, что дамы
ждут меня к ленчу. Я ответил, что не хочу никакого ленча. Он подошел ближе и
заглянул мне в лицо.
окно его торопливые шаги через двор.
- Мэри Паско и Сиком. Рейчел подошла ко мне.
меня всякую реальность. Я уже не сознавал, что сижу за столом в конторе, мне
казалось, будто я, окоченев от холода, как минувшей ночью, лежу в постели в
своей комнате наверху.
вреда. Даю вам честное слово.
Сикому.
добраться до кровати. Скажите Веллингтону, чтобы он немедленно послал грума
за врачом.
глупое, неуместное почувствовал на себе испуганный, потрясенный взгляд Мэри
Паско. И больше ничего. Лишь оцепенение и боль.
ставни, задергивает портьеры и погружает комнату во тьму, которой я так
жаждал. Возможно, темнота облегчит слепящую боль. Я не мог пошевелить
головой на подушке, мышцы шеи казались натянутыми, застывшими. Я ощущал ее
руку в своей. Я снова сказал:
открывалась. Тихие шаги крадучись скользили по полу. Узкие лучи света
просачивались с площадки лестницы, и снова - приглушенный шепот, шепот... и
вот мне уже кажется - должно быть, у меня начался бред, - что дом полон
людей, в каждой комнате гость, и сам дом недостаточно велик, чтобы вместить
всех; они стоят плечом к плечу в гостиной, в библиотеке, а Рейчел плавно
движется между ними, улыбается, разговаривает, протягивает руки. .
носу; значит, и он из той же компании. В детстве он лечил меня от ветрянки,
с тех пор я редко с ним встречался.
безрассудный поступок!
бороду. Я закрыл глаза от света, слыша, как Рейчел говорит ему:
как во Флоренции от нее умирали дети. Сделайте что-нибудь, ради Бога...
отъехавшего от дома. Потом я услышал чье-то дыхание у полога кровати. Я
понял, что произошло. Рейчел уехала. Она отправилась в Бодмин, чтобы там
пересесть в лондонский дилижанс. В доме она оставила Мэри Паско следить за
мной. Слуги, Сиком, молодой Джон - все покинули меня; осталась только Мэри
Паско.
снова вернулась - крадущаяся, холодная. Я громко закричал: - но
рука крепко прижалась ко мне, сковала ледяным холодом и вдруг обратилась в
лед на моем лбу, на шее, превратив меня в пленника. Затем я услышал, как
Рейчел шепчет мне на ухо:
перестанет болеть.
Лондон?
изменилась. Это была уже не моя спальня, а длинная и узкая монашеская келья.
Кровать жесткая, как железо. Где-то горела свеча, скрытая экраном. В нише на
противоположной стене - коленопреклоненная мадонна. Я громко позвал:
никогда не видел. Вздувшаяся вода, вскипая бурыми пузырями, текла под
мостом. Рейчел, девушка-нищенка, подошла ко мне, протягивая пустые ладони.
Она была обнажена, и только на шее у нее мерцало жемчужное колье. Вдруг она
показала на воду: там со сложенными на груди руками покачивался Эмброз. Он
проплыл мимо нас вниз по реке и скрылся, а за ним медленно, величественно, с
поднятыми вверх прямыми окоченелыми лапами плыло тело мертвой собаки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
обратил внимание. Я смотрел на него в замешательстве. Когда я лег в постель,
почки едва набухали. Листва показалась мне очень странной. Правда, портьеры
были задернуты, но я хорошо помню, что, когда утром в мой день рождения я
выглянул из окна и посмотрел на лужайку, почки были совсем тугими. Голова
больше не болела, скованность прошла. Должно быть, я проспал много часов
подряд, возможно, день или даже больше. Если в доме кто-нибудь болен,
времени просто не замечаешь.
другого, тоже чужого. Комната постоянно во тьме. Теперь было светло. Я
чувствовал, что лицо у меня заросло щетиной - надо обязательно побриться. Я
поднял руку к подбородку. Неужели я сошел с ума? Ведь у меня тоже борода! Я
уставился на свою руку. Она была белая и тонкая, с длинными ногтями; я
слишком часто ломал их во время поездок верхом. Я повернул голову и рядом с
кроватью увидел Рейчел, которая сидела в кресле - в ее собственном кресле
из будуара. Она не знала, что я вижу ее. Она вышивала. Ее платье я не узнал:
темное, как и все ее платья, но с короткими, выше локтя, рукавами, из легкой
ткани. Разве в комнате так тепло? Окна были открыты. Камин не затоплен.
неожиданно рассмеялся, Рейчел подняла голову и посмотрела на меня.
мной на коленях и обнимает меня.
перешел в кашель; она немедленно поднесла к моим губам стакан и, заставив
меня выпить какую-то невкусную жидкость, осторожно уложила на подушки.
в мои сны навязчиво вторгалась рука, держащая стакан; она заставляла меня
пить его содержимое и исчезала. Я принимал ее за руку Мэри Паско и всякий