могли послужить даже вопросы, с которыми арендаторы приходили ко мне в
контору; я становился рассеянным и был не в состоянии дать им точный ответ.
домом у окна гостиной - теплая июньская погода позволяла нам оставаться на
воздухе часов до десяти вечера, - я смотрел на нее и вдруг замечал, что
стараюсь отгадать, какие мысли занимают ее, пока она, откинувшись на спинку
стула и гладя, как сумерки подкрадываются к деревьям на краю лужайки, пьет
свою tisana. Может быть, в глубине души она размышляет над тем, как долго ей
еще томиться в этом уединении? Может быть, втайне от меня думает: ?
краски, иную атмосферу. Вместо тьмы за закрытыми ставнями, как во время
моего единственного визита туда, я видел ее ярко освещенной, с распахнутыми
окнами. Незнакомые люди, которых она называла своими друзьями, бродят из
комнаты в комнату; везде веселье, смех, громкие разговоры. И дом и сад сияют
огнями, бьют все фонтаны. Она подходит к одному гостю, к другому -
улыбающаяся, непринужденная, хозяйка своих владений. Да, то была жизнь, к
которой она привыкла, которую любила и понимала. Месяцы, проведенные со
мной, - всего лишь интерлюдия. И, поблагодарив за них судьбу, она с
радостью вернется домой, где ей все близко и дорого. Я рисовал себе картину
ее приезда: Джузеппе и его жена широко распахивают чугунные ворота, чтобы
впустить карету, и вот она в радостном возбуждении идет по комнатам, которые
так давно не видела, задает слугам вопросы, выслушивает их ответы, вскрывает
во множестве накопившиеся письма, спокойные, безмятежные, мириадами нитей
вновь связывающие ее с тем существованием, которое мне не дано ни познать,
ни разделить. Сколько дней и ночей, но уже без меня... не моих...
обузой, которую она вынуждена терпеть. Уж лучше избавить ее от моей персоны!
Я старался целиком, как бывало прежде, отдаваться делам по имению и самым
обыденным занятиям, но и то и другое перестало интересовать меня. Что, если
бы Бартонские акры высохли от недостатка дождей? Едва ли это взволновало бы
меня. А если бы наши племенные быки получили призы на выставке и стали
чемпионами графства, то-то было бы славно? Да, возможно, но - в прошлом
году. А теперь - какое пустое торжество...
меня как на своего хозяина.
Билли Роу, фермер из Бартона, и в голосе его звучало нескрываемое
разочарование тем, что я обманул ожидания старика и не проявил энтузиазма по
поводу его успехов.
как-то. - Вчера вечером мы говорили об этом в комнате дворецкого. . Я бы посоветовал марсалу по утрам. Для
восстановления крови нет ничего лучше стаканчика марсалы.
Я совершенно здоров.
возобновились. Наверное, бедная Мэри Паско, которая, как только я заболел,
вернулась в отцовский дом, сообщила близким, что я сошел с ума. Когда я
впервые после болезни приехал в церковь, она смотрела на меня с явным
подозрением, а все семейство разглядывало меня с неуместной жалостью и
осведомлялось о моем самочувствии приглушенными голосами и отводя взгляды.
совсем обычно - непривычная смесь бодрости и сочувствия, подходящая для
общения с больным ребенком; и я понимал, что их попросили не затрагивать
тем, которые могли бы причинить мне беспокойство. Мы вчетвером сидели в
гостиной, как абсолютно посторонние люди. Крестному, думал я, очень уж не по
себе, он жалеет, что приехал, но почитает своим долгом навестить меня, тогда
как Луиза каким-то непостижимым женским чутьем догадывается, что здесь
произошло, и ежится при одной мысли об этом. Рейчел, как всегда, владела
ситуацией и поддерживала течение беседы на должном уровне. Выставка в
графстве, обручение средней мисс Паско, теплая погода, возможные перемены в
правительстве - общие слова, безобидные темы... Но если бы мы высказывали
то, что у нас на уме...
Рейчел.
концу, каждый из нас вздохнул с облегчением, и я, провожая взглядом экипаж,
в котором Кендаллы, без сомнения довольные тем, что наконец покинули наш
дом, катили по подъездной аллее, пожалел, что не могу, как в старых
волшебных сказках, обнести имение высокой оградой и не подпускать к нему
посетителей, а заодно и беду.
первые шаги к отъезду. Однажды вечером я застал ее за разборкой книг; она
перебирала их, как человек, раздумывающий над тем, какой том взять с собой,
а какой оставить. В другой раз, сидя за бюро, она приводила в порядок
бумаги, бросала в корзину ненужные письма, разорванные листки, а остальное
перевязывала лентой. Стоило мне войти в будуар, как она сразу бросала свои
занятия, брала в руки вышивание или просто садилась у окна, но обмануть меня
ей не удавалось никогда. Чем объяснить неожиданное желание навести в будуаре
порядок, кроме как не намерением вскоре оставить его пустым?
оголенной. В ней недоставало мелочей. Рабочей корзинки, которая всю зиму и
весну стояла в углу, шали, которая прежде висела на подлокотнике кресла,
карандашного рисунка дома, зимой подаренного Рейчел одним из ее посетителей
и с тех пор всегда стоявшего на камине, - всего этого больше не было.
Представшая передо мной картина перенесла меня в детство, в те дни, когда я
в первый раз собирался в школу. Незадолго до отъезда Сиком провел уборку в
детской, связал в пачки книги, которым предстояло отправиться со мной, а
остальные, те, что я не особенно любил, сложил в отдельную коробку, чтобы
раздать детям из имения. Там же были сложены изрядно потрепанные курточки,
из которых я давно вырос; помню, он уговаривал меня отдать их мальчикам
помладше, кому не так повезло, как мне, а я возмутился. Мне казалось, будто
он отнимает у меня мое счастливое прошлое. Подобная атмосфера царила теперь
в будуаре Рейчел. Шаль... Она отдала ее, потому что в теплом климате она ей
не понадобится? Рабочая корзинка... Наверное, разобрана и теперь покоится на
дне какого-нибудь чемодана? Но самих чемоданов пока не видно. Они будут
последним предупреждением. Тяжелые шаги на чердаке - и по лестнице
спускаются молодые слуги, неся перед собой коробки, от которых пахнет
паутиной и камфарой. Тогда я узнаю худшее и, как собака, чье безошибочное
чутье угадывает близкие перемены, стану ждать конца. И еще одно: по утрам
она стала уезжать в экипаже, чего прежде никогда не делала. Она объяснила
мне, что хочет кое-что купить и заехать в банк. Ни в том ни в другом не было
ничего необычного. Я полагал, что на это ей хватит одной поездки. Но на
одной неделе она уезжала трижды, с промежутком всего лишь в день, и дважды -
- на следующей. В первый раз утром. Во второй - днем.
да и дел тоже...
вашей болезни.
Белинду Паско и помощника викария, с которым она обручена. Они передавали
вам поклон.
все содержимое мануфактурных лавок?
Неужели я не могу распорядиться подать мне экипаж? Или вы боитесь утомить
лошадей?
магазины лучше и есть на что посмотреть.
подумал я, ее дела сугубо личного свойства, раз она так сдержанна.
один, без грума. У Джимми болело ухо. Выйдя из конторы, я увидел, что
мальчик сидит в конюшне, прижимая руки к больному месту.
говорили, что это самое подходящее лекарство.
как только вернется. Похоже, я вчера застудил его. На причале сильно дуло.
Веллингтон решил покормить лошадей в , а меня отпустил
посмотреть на лодки в гавани.
как всегда, сидела в кабинете в .
Неужели она пила чай с хозяином гостиницы и его женой? Я чуть было не задал
еще несколько вопросов, но передумал. Возможно, он проговорился, и
Веллингтон выбранит его за болтливость. Казалось, теперь от меня все
скрывают. Домашние объединились против меня в заговоре молчания.