раздосадованные тем, что полезли "на эту проклятую гору". Чаще так думали
"туристы поневоле": под видом путевок в дом отдыха людей премировали
путевками на радиальные маршруты турбаз. Общий дух восхождений заражал и
таких "туристов", но бывало, что премированный шел вместе с другими в горы,
пыхтя и кряхтя, а на привалах отдувался и ворчал:
только километраж, метраж, темп ходьбы и которые были безразличны к
достоинствам пейзажей и к загадкам природы. Такими оказались и некоторые
гости-экскурсоводы. Мой план разведывать с ними вместе новые тропы их совсем
не увлек. Невольно думалось: какие же они краеведы? Чем они могут
заинтересовать, увлечь своих экскурсантов, если сами ничем не интересуются,
ничему не удивляются? Механизированные манекены со счетчиками метраж" на
ногах. Пришлось опять ограничиться той же дорогой. Нам не повезло - на
гребне стлался туман. К счастью, большинство спутников решили уже от
метеостанции вернуться на базу, и я лишь с тремя более живыми и
интересующимися ребятами пошел дальше. Ведь водопады хороши и в тумане.
шумны. Полюбовались нижними каскадами, поднимаемся к вышележащей ступени.
снимает усталость. Хочется что-то совершить, куда-то подняться, чего-то
достичь...
подъем по покатому снежнику - захотелось взобраться хоть немного повыше.
Снег плотный, ячеистый - из ячеек получается что-то вроде ступенек. Но
дальше склон становится круче, шагаю менее уверенно и, наконец, взглянув
вниз, чувствую, что мне страшно даже стоять, а что падать с такой высоты и
вовсе не годится. Снежник идет мимо стоящих сбоку спутников и выходит внизу
прямо на уступ, с которого свергается нижний водопад. Понимаю, что сделал
ошибку: полез без охранения по такому крутому снегу. У альпинистов это
наверняка возбраняется. Полез, забыв свое же правило: прежде, чем влезать на
склон, оцени, можно ли с него слезть!
скользят, совсем как у моих недавних подопечных на тренировочном спуске с
Монашки. Спутники снизу видят, что я замешкался и весело кричат: -
Скатывайся прямо к нам!
которым заканчивается снежник, не обещает ничего хорошего: никакой лыжник не
захочет прыгнуть с такого трамплина. Но получается так, что буквально через
несколько секунд после повторного приглашения "скатиться" я поскользнулся и
упал на бок. Беспомощно царапаю руками жесткий бугорчатый снег и чувствую,
что уже качусь ногами вниз, увлекаемый неодолимой силой,- пять, десять,
пятнадцать метров - все быстрее, быстрее. Надо удержаться во что бы то ни
стало!
наждак, он до боли обжигает кожу. Сейчас я стремительно промчусь мимо моих
спутников, стоящих рядом со снежником. Но они, цепочкой держась за руки,
выбегают на снег, и один из них, придерживаемый другими, падает на меня,
больно прижимая тело к обледеневшему фирну. Встаю пошатываясь, спутники
смеются, но я лишь напряженно улыбаюсь. Рукава у меня засучены. Правая рука
от кисти до локтя - сплошная ссадина, горит, как ошпаренная.
показалось, что просто я сразу исполнил их приглашение "скатиться", и они,
спокойно страхуя друг друга, перехватили меня "в полете", после того как я
промчался уже около тридцати метров. Правда, темп моего падения напугал и их
самих. Но только теперь по моим ссадинам они увидели, что дело было
нешуточное.
водопадному обрыву, где фирн оканчивался. Отвес метров в сорок был
головокружителен. Меня даже замутило от запоздалого страха. Имею ли я право
посылать туристов одних в горы, если еще сам способен делать подобные
глупости?
с обветренно-загорелым мужественным лицом и отрекомендовался:
маршруту. Лошадей и груз оставил у конторы Южного отдела, а остановиться
хотел бы у вас на базе.
авторитетов. Поэтому и не предполагал, что передо мною один из виднейших
зоогеографов страны, известный путешественник, по книгам которого мне
предстоит учиться. С нормальным гостеприимством дежурного "хозяина
гостиницы" я "обслужил" гостя рядом советов, отвел в регистратуру,
представил Энгелю, проводил в отдельную комнату на Собиновке и на прощание
даже предложил свои консультации по району. Профессор деликатно отказался,
но зато согласился участвовать в ближайшем подъеме на Ачишхо.
гребне хребта ночь, чтобы затем располагать целым днем для
коллекционирования птиц на горных лугах (право "научного отстрела" было дано
ему заповедником).
облака. Я уверенно обещал профессору, что к вечеру тучи уйдут, и мы будем
вознаграждены панорамами заката... Правда, я и сам еще не был вечером на
Ачишхо, но знал, что так обычно бывает, а значит, должно быть и в этот раз.
С нами шел юноша-коллектор, стрелявший зоологу птиц, и еще один турист, по
фамилии Петюнин, сухой и постный блондин в пенсне, назвавший себя
преподавателем географии.
одна панорама не окрылила нас на подъеме. Петюнин начал ворчать, зачем и для
чего мы идем. На полянке с камнем я напряг все свои способности, чтобы
поярче рассказать, как замечательна при ясной погоде открывающаяся отсюда
перспектива. Петюнин несколько раз вступал со мною в спор, заявляя, что
высотные зоны леса должны сменять одна другую не на тех отметках, которые
называл я, а на тех, которые он запомнил из учебника. Профессор вступился за
меня и пояснил, что цифры высот зон могут меняться на различных склонах - на
южных, на припеке, подниматься выше, а на северных, теневых, спускаться
ниже. Петюнин начал возражать и профессору, сварливо доказывая ему какими-то
примерами из Альп и Гималаев, какова должна быть природа на Кавказе.
насколько справедливые вещи высказывал о столь дальних горах наш спутник:
помню только, что Иван Иванович Пузанов очень терпеливо выслушивал нотации
Петюнина и лишь изредка мягко ему возражал, про Альпы и Гималаи, в
частности.
и не так разворчишься. Вот и верхние поляны с озерцами, вот метеостанция - а
уже наступает вечер, без намека на закатные краски и панорамы, и туман в
сумерках становится особенно тягостным, угнетающим, беспросветным.
скомпрометированы, и все еще пытаюсь внушить спутникам, как в
действительности хорошо на этом хребте... Но тут не удерживается от
ворчливой фразы и Иван Иванович:
ни пойдешь - всегда так же вот красно обещают, а приходишь - и не видать
ничего. Довелось мне на Цейлоне на Адамов пик подниматься, там тоже гиды
были, сулили-сулили панорамы самые волшебные, а пришли и сидели вот в таком
же тумане, как этот... Только представьте, как это обидно, Адамов пик - ведь
один же раз в жизни...
небывалыми казались в тридцатых годах зарубежные экспедиции наших
натуралистов, да еще в такие невероятные страны, как Цейлон.)
все наше терпение дивная звездная ночь. Иван Иванович не захотел ночевать в
здании метеостанции, и мы разложили костерок неподалеку от Северного
кругозора.
простом и реальном рассказывал он о Малакке и Японии, Китае и Сингапуре, об
Аравии и Египте, о своем путешествии в Судан.
столицы и комфортабельные дороги с отелями давали несравненно меньше, чем
эти азиатские и африканские страны.
пожаловался на холод и отправился спать под крышу метеостанции. Мы остались
с Иваном Ивановичем и его коллектором, втроем у пылающего костра. Как сказки
Шехерезады, звучали рассказы профессора о роскоши экваториальной природы, о
ее лианах и пальмах, обезьянах и крокодилах. А для меня чудом был сам
человек, который видел все это, реальный, живой путешественник (до того
путешественники были для меня только книжными персонажами).
талипотовой пальме Цейлона, о чудо-дереве, раз в жизни цветущем и после
этого умирающем. С каким-то смущением профессор добавил:
"красе всех пальм цейлонских - талипоте".
столько объездить и так сочетать в себе страсть к науке, путешествиям и
искусству... Столько видеть и уметь об этом поведать людям! Иван Иванович
рассказал, что писать стихи начал поздно, но с большим увлечением, что
решающее влияние на него оказал в этом отношении крымский поэт Волошин...
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Контровский Владимир
Ковальчук Вера
Корнев Павел