сорвавшимися камнями. Беру правее, ведь слева склон пересечен несколькими
ярусами скалистых уступов.
конечно, Адамчик и Эммочка - не могут ступить и шага с вершины, что Эммочка
в истерике, а с Адамчиком плохо.
большой вьючной тропы люди не проскочат, но все-таки неприятно, что к месту
ночлега группа будет подходить вразброд. Однако раздумывать некогда. Если на
вершине остались люди, надо прежде всего помочь им. Вдруг кому-нибудь из них
действительно плохо? И как это я позабыл в самом начале спуска поставить
этих Адама и Еву в голову колонны под свой надзор.
нормы дыхания, набираю высоту, руками подтягиваюсь за траву. Подбодрил
нескольких встреченных отстающих, советовал не брать левее. Задыхаюсь, пульс
бешеный.
мерзнущие от холодного вечернего ветра. Рыдающая Эммочка конвульсивно бьется
в объятиях растерянного мужа. Увидав меня, мгновенно успокаивается и
злорадно говорит:
ступить.
свалимся в эту вашу Абхазию. Ой, что же нам делать!
упадете!
немножко цыкаю на нее. Слушается и с дрожью все-таки проходит десяток
метров. Сажаю ее, возвращаюсь за Адамчиком и с ужасом вижу, что у мужа
настоящий психоз. Ярко выраженная боязнь пространств а, страх высоты. Он,
как и когда-то Петюнин в походе с профессором Пузановым, не замечая этой
боязни, шел вверх, но дрожит при одном взгляде вниз. Тащу его за руку,
заставляю опереться на мою руку, обнимаю за талину того гляди взвалю на
себя, как куль, уговариваю, словно ребенка, пытаюсь отвлечь разговором - ни
в какую.
без троп без малого семьдесят человек, усталые, уже раздраженные
случившимся.
подчиняется. Решаю оставить их вдвоем на вершине, спуститься к группе,
организовать ужин, а затем, хотя бы среди ночи, вернуться сюда с фуфайками,
одеялами и продуктами.
отправляюсь за помощью.
обоим никуда с этого места не двигаться ни в одиночку, ни вдвоем.
разобьетесь, погибнете. Часа через три принесем вам еду и теплые вещи.
прекратить причитания. В их положении так мало можно предпринять, что я не
особенно беспокоюсь - вряд ли Эмма в чем-нибудь злоупотребит своей
"властью".
вершине Аибги. Кажется, никогда еще я не "сыпался", не "рушился" с такой
быстротой вниз по луговому склону. В темноте даже менее страшно, чем днем,-
не так ощутима крутизна, не видны и грозящие мелкие неприятности. Несколько
раз съезжаю по пять-десять метров сидя, хватаясь руками за траву, иногда
нарочно, но иногда и непроизвольно. Вскоре обгоняю еще продолжающих
спускаться отставших туристов - они судорожно цепляются друг за друга, за
стебли, уже изрядно деморализованы - ведь темно, страшно... Хорошо, что
застряли немногие.
Народ с аппетитом ужинает. Относим пищу и в "изолятор" к скептикам.
уже завтра попросим у вас прощения за неприятности и неудобства, в которых
мы, сотрудники турбазы, конечно, виноваты. Но сейчас не до этого. Наверху
остались люди. Им нужна помощь. Они мерзнут на ледяном ветру на вершине без
теплого платья и без еды. Надо им принести и то и другое. Мне одному трудно
будет, ведь завтра надо спустить больного (товарищи, там не каприз, человек
действительно болен). Поэтому приглашаю с собою трех мужчин - кто вызовется
добровольно?
этими не страшно полезть куда и когда угодно.
всю ночь. Подхожу к ним. Двое из них уже закутались в одеяла и благополучно
всхрапывают. Не надолго хватило пороха! Но самые махровые ворчуны упрямо
бодрствуют. Вот они-то мне и нужны.
шестьдесят с лишним человек нужно обеспечить спокойный отдых. А утром
организовать завтрак из остатков продуктов. Назначаю вас троих дежурными -
пользуюсь вашим обещанием не спать. Присмотрите за порядком, с восходом
солнца организуйте подъем.
заводилы беспорядка оказывались начальством, при этом в самый безвредный
период, когда все спят. Для них это было и формой переключения нервной
энергии и льстило самолюбию - вон что им доверили! А по существу, и что
самое важное, предотвращало с их стороны дальнейшее смакование бед. Дежурные
вступили в свои права.
спать - стоили Адаму и Эмме лишнего часа холода и голода на вершине, зато мы
покидали бивак уверенные, что с группой ничего не" случится.
оказалось, что глаза притерпелись к кромешной тьме, а ноги сами почти
безошибочно чувствуют тропу. Всего раза три сбились на двух километрах пути
к балаганам. На нас свитеры, за спиной одеяла, свои и наших вершинных
отшельников. У Иосифа термос с горячим кофе, миска с кашей, хлеб.
днем-то не всюду пройдешь. Ответственность, что ли, прибавляет уверенности?
Идем ночью на вершину Аибги - еще полдня назад я счел бы такое предприятие
безумием!
траву, иногда напарываемся на колючки. Не выйти бы мимо вершины к северным
обрывам гребня - кто ведает, как они выглядят в такой тьме?
субальпийского луга - признак близости вершины. Да и поднимаемся мы уже
больше часа. Пробую аукнуться:
вершиной, прижавшись друг к другу, нахохлившись, как птицы.
нашим ночным подъемом, изъявляют готовность чуть ли не сейчас же спускаться.
Э, нет, не пойдет. В такой тьме я не рискнул бы низвергаться с этих скатов и
в одиночку, а не то что с Адамчиком на буксире.
заснув, можно сорваться. Может быть, на самом пике ровнее?
мгновение, настолько силен и порывист оказался там ледяной северный ветер. И
все же сознание, что мы хоть миг постояли ночью на самом пике, что больше
ощутили, чем увидели, черные бездны отвесов под ногами,- это сознание стало
теперь навсегда нашим достоянием.
подошвам. Впрочем, на круче в тридцать градусов никакая опора не держит,
ползешь вместе с ней вниз. Но мы так устали, что ухитряемся вздремывать и в
этом подвешенном состоянии. До рассвета часа три полусна - съезжаем,
подтягиваемся повыше, снова сползаем...
палаток на высоте в два с половиной километра.
Аибги.
самых больших, а потом на все более низких горах, любоваться облаками,
Самойлова Елена
Пехов Алексей
Роллинс Джеймс
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман