что благодарить доктора Антекирта?
в память дружбы, которая связывала доктора Антекирта с графом Шандором и
его единомышленниками, доктор послал вам сто тысяч флоринов, чтобы
поддержать вас? Разве для него не было великим счастьем, что он имеет
возможность предоставить в ваше распоряжение эту сумму? Нет, сударыня!
Наоборот, я должен благодарить вас за то, что вы великодушно приняли дар,
если только он принес пользу вдове и сыну Иштвана Батори!
признательность. Ради этого главным образом я и собиралась нанести вам
визит. Но есть и еще причина...
была знакома с доктором Антекиртом. Я никогда не слышала этого имени. Эти
деньги могли быть своего рода подаянием со стороны тех, с кем боролся мой
муж, а их жалость была бы мне невыносима. Поэтому я не воспользовалась
этой суммой, не употребила ее на те нужды, какие имел в виду доктор
Антекирт.
женщины, внушавшей ему глубокое уважение.
него пачку ассигнаций, протянула ее доктору.
глубоко вам благодарна за них, хотя и не воспользовалась ими для
воспитания сына!
отстраняя ассигнации.
станет мне опорою, как я была опорою для него!
просить его их принять.
сын даже не знает, что я получила эту сумму, и мне хотелось бы, чтобы он
так и не узнал об этом.
поступать, ведь для вас я был и остаюсь незнакомцем. Да, эти чувства мне
понятны, и я преклоняюсь перед вами. Но, повторяю, если эти деньги не
принадлежат вам, то они уже не принадлежат и мне!
оскорбительного. Ее щепетильность не вызвала у него иного чувства, кроме
глубокого благоговения. Он поклонился вдове и уже собирался уйти, но
госпожа Батори остановила его.
Ладислав Затмар, Иштван Батори и граф Шандор.
не вполне осознанное, непреодолимо влекло ее к этому загадочному человеку,
причастному к важнейшим событиям ее жизни. Увидит ли она его еще
когда-нибудь? Если он прибыл на своей яхте в Рагузу только ради этого
свидания, то, быть может, "Саварена" скоро уйдет в море и больше не
вернется?
неизвестного лица дар в сто тысяч флоринов.
жертвовательницей также и вдова, отказавшаяся от них и за сына и за себя?
5. РАЗЛИЧНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
покинуть Гравозу. Тщетно попытавшись оказать помощь матери, он решил
помочь сыну. До сего времени Петер Батори не мог подыскать себе должность,
на которую давали ему право его блестящие успехи в учении. "Поэтому, -
думал доктор, - он, вероятно, не откажется от предложения, которое я ему
сделаю. Создать ему положение, достойное его талантов, достойное имени,
которое он носит, - это уж не милостыня! Это будет просто заслуженной
наградой!"
говорилось только, что он будет рад принять, Петера Батори на борту
"Саварены", ибо хочет сделать ему предложение, которое может его
заинтересовать.
ждать, когда молодой инженер вернется домой.
никогда. "Саварена" стояла на якоре посреди бухты, ее экипаж никогда не
сходил на берег, и яхта была изолирована от внешнего мира, как если бы
находилась в Атлантике или в Средиземном море.
еще не отказались от мысли "проинтервьюировать" этого легендарного
человека, хотя им никакими путями не удавалось попасть на яхту, столь же
легендарную, как и ее владелец! А так как Пескаду и его товарищу была
предоставлена "свобода передвижения", к ним-то и стали обращаться
корреспонденты в надежде раздобыть хоть какие-нибудь сведения, - а уж эти
сведения газеты сумели бы превратить в самые умопомрачительные откровения.
доктора, разумеется. Если Матифу был тяжеловесен и серьезен, как бык, с
которым он мог бы померяться силой, - то Пескад с утра до ночи хохотал и
пел и был подвижен, как вымпел, с которым он мог бы сравниться легкостью.
Он либо лазил по мачтам, потешая экипаж, которому давал уроки
вольтижировки, будучи ловким, как матрос, и проворным, как юнга, либо
развлекал товарищей бесконечными прибаутками. Ведь доктор Антекирт велел
ему всегда быть в хорошем настроении! Вот оно у него и хорошее, да он еще
старается, чтобы и другие не хмурились.
передвижения. Это значит, что они имели право отлучаться с яхты и
возвращаться обратно. Остальные члены экипажа не покидали борта, они же
могли это делать, когда им заблагорассудится. Разумеется, любопытные
ходили за ними по пятам, надеясь как-нибудь одурачить их и хоть что-нибудь
у них выведать. Но выжать что-либо у Пескада, если он решил молчать, было
совершенно невозможно; если же он начинал разглагольствовать, то говорил
только для того, чтобы ничего не сказать.
такой, которая унесет вас на тот свет!
кой-какую толику.
самый пустяк, а с юга она и вовсе ничем не отделена.
приятеля, то он и вовсе молчал, как гранитный столб.
значит, что между собою они не говорили о своем новом хозяине. Они
говорили о нем, и частенько. Они любили его, и любили крепко. Они горели
желанием оказывать ему услуги. Между ними и доктором возникло что-то вроде
химического сродства, происходило как бы взаимное притяжение, день ото дня
они все крепче к нему привязывались.
скажет:
сидеть сложа руки, Матифу, особенно с непривычки.
бицепсы, праздные, как шатуны остановившейся машины.