Чтение 50–й страницы книги ~Матиас Шандор~

Но еще мили за две до берега, до того как на борт ступил лоцман, я
связал свою одежду в узелок, прикрепил его к шее, и тихонько спустился с
цепи в воду.

Минуту спустя я уже потерял пароход из виду, только слышал его резкие
гудки.

Море было спокойно; через полчаса я вышел на пустынный берег и
спрятался в расселине скал. Тут я оделся, нашел удобную впадину, улегся на
сухие водоросли и мгновенно заснул. Усталость взяла верх над голодом.

На рассвете я отправился в Бриндизи, подыскал скромную гостиницу и стал
выжидать дальнейших событий, прежде чем разработать план новой жизни.

Через два дня я узнал из газет, что триестский заговор ликвидирован.
Сообщалось также, что разыскивают тело графа Шандора, но пока еще
безрезультатно. В моей смерти все были так же уверены, как если бы я был
расстрелян во дворе Пизинской крепости вместе со своими единомышленниками
- Ладиславом Затмаром и твоим отцом, Иштваном Батори!

Это я-то мертвец! Ну, нет, Петер! И я еще докажу им, что я жив!

Петер Батори жадно слушал рассказ доктора. Он был потрясен до глубины
души. Юноше казалось, что голос доктора раздается из могилы. Да, это
говорил граф Матиас Шандор! Петер был так разительно похож на отца, что
обычно столь замкнутый доктор раскрыл ему свою душу. Столько лет он таился
от людей, а теперь предстал пред Петером в своем истинном облике. Но граф
еще ни словом не обмолвился о том, что Петеру не терпелось узнать, а
именно о том, какой ждет от него помощи.

Рассказ доктора об его отважной переправе через Адриатику был правдив
до малейших подробностей. Итак, он целым и невредимым добрался до
Бриндизи, в то время как для всех Матиас Шандор был мертв.

Но следовало поскорее покинуть Бриндизи. Это всего-навсего транзитный
порт. Отсюда отправляются в Индию, здесь высаживаются приезжающие в
Европу. Обычно порт этот пустынен, за исключением одного-двух дней в
неделю, когда прибывают пакетботы, преимущественно принадлежащие
"Peninsular and Oriental Company". Поэтому беглеца из Пизино легко могли
опознать. За жизнь свою он уже не опасался, но, как говорилось выше, ему
крайне важно было, чтобы его считали умершим.

Об этом-то и размышлял доктор на другой день после прибытия в Бриндизи,
прогуливаясь возле террасы, над которой возвышается колонна Клеопатры, - в
том самом месте, где начинается древняя Аппиева дорога. План новой жизни у
него уже созрел. Он решил отправиться на Восток, чтобы составить там себе
состояние и вместе с богатством - могущество. Но ехать на одном из
пароходов, совершающих рейсы в Малую Азию, вместе с пассажирами разных
национальностей, ему не хотелось, - там он был бы слишком на виду. Надо
было найти какой-нибудь другой способ передвижения, а в Бриндизи это было
невозможно. Поэтому он в тот же вечер отправился по железной дороге в
Отранто.

Через полтора часа поезд доставил его в этот городок, расположенный на
самом "каблуке" итальянского "сапога", возле узкого пролива, ведущего в
Адриатическое море. Здесь, в глухом порту, доктор сторговался с хозяином
трехмачтового парусника, собиравшимся плыть в Смирну, куда он вез табунок
албанских лошадок, не нашедших покупателей в Отранто.

На другой день парусник вышел в море, и доктор с удовлетворением
наблюдал, как скрывается за горизонтом маяк Пунта ди Лука, крайней точки
Италии. А с другой стороны в тумане исчезали горы. Спустя несколько дней,
не ознаменованных никакими событиями, парусник миновал мыс Матапан, южную
оконечность Греции, и прибыл в смирнский порт.

Доктор вкратце рассказал Петеру и об этой части своего путешествия, а
также о том, как он узнал из газет, что его дочка неожиданно умерла;
теперь у него не оставалось уже ни одной родной души в целом свете!

- Наконец, - продолжал он, - я очутился в Малой Азии, там, где мне
суждено было прожить в неизвестности столько лет! Медицина, химия,
естественные науки, которые я в юности изучал в Венгрии, где твой отец
преподавал их с таким успехом, стали для меня источником существования.

Мне посчастливилось, и я выдвинулся даже скорее, чем рассчитывал.
Сначала я жил в Смирне, где за семь-восемь лет занял положение выдающегося
врача - это было не так трудно, ибо в тех местах медицина находится в
самом плачевном состоянии. Мне удалось вылечить кое-кого от болезней,
считавшихся неизлечимыми, что позволило завязать отношения с местными
богачами. Потом я решил уехать из Смирны. Подобно ученым былых времен, я и
лечил и обучал врачебному искусству, и сам изучал неведомую нам медицину
малоазиатских талебов и индийских пандитов. Я объездил все эти области,
останавливаясь где на несколько недель, где - на несколько месяцев; меня
вызывали и приглашали и в Карахисор, и в Биндун, и в Адану, и в Халеб, и в
Триполи, и в Дамаск - и всюду мне предшествовала молва, все более и более
громкая, а вместе со славою росло и мое богатство.

Но я не довольствовался этим. Мне надо было приобрести безграничную
власть, вроде той, какой обладал бы какой-нибудь индийский раджа, будь его
знания равны его богатству.

Такая возможность представилась.

В Хомсе, в Северной Сирии, был человек, погибавший от недуга, который
мало-помалу подтачивал его организм. Ни одному врачу не удавалось
определить характер этой болезни. Следовательно, нельзя было и применить
соответствующее лечение. Человек этот, по имени Фаз-Рат, занимал в
Оттоманской империи очень высокий пост. В ту пору ему было всего сорок
пять лет; ему не хотелось расставаться с жизнью, тем более что огромное
состояние позволяло ему наслаждаться всеми земными благами.

До Фаз-Рата дошли слухи о моих познаниях, ибо к этому времени я
пользовался уже очень широкой известностью. Он просил меня приехать в
Хомс, и я исполнил его желание.

- Доктор, - сказал он мне, - если ты вернешь меня к жизни, половина
моих сокровищ - твоя.

- Оставь эту половину себе, - отвечал я. - Я буду тебя лечить и, если
на то будет воля господня, исцелю тебя!

Я стал внимательно изучать болезнь этого человека, от которого уже
отступились все врачи. Они считали, что ему осталось жить самое большее
несколько месяцев. Но мне удалось поставить верный диагноз. Три недели я
не отходил от Фаз-Рата, наблюдая за действием назначенного мною лечения.
Он совершенно выздоровел. Когда он захотел расплатиться со мной, я
согласился принять лишь то, что казалось мне справедливым. Затем я уехал
из Хомса.

Три года спустя Фаз-Рат погиб от несчастного случая на охоте. Ни прямых
наследников, ни родственников у него не было, а в своем завещании он
назначал меня единственным наследником всего своего состояния,
достигавшего в общей сложности пятидесяти с лишним миллионов флоринов
[около ста двадцати пяти миллионов франков (прим.авт.)].

Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как беглец укрылся в малоазиатских
провинциях. Имя доктора Антекирта, ставшее легендарным, гремело по всей
Европе. Итак, я достиг желаемого. Теперь оставалось осуществить основную
задачу моей жизни.

Я решил вернуться в Европу или обосноваться в каком-нибудь отдаленном
уголке Средиземного моря. Я объехал все африканское побережье и, наконец,
за очень высокую цену приобрел порядочный остров, цветущий, плодородный,
где можно было основать небольшую колонию - остров Антекирту. Там, Петер,
я царю, там я полновластный хозяин; я король без подданных, зато я окружен
людьми, которые преданы мне душою и телом; я изобрел могущественные и
грозные способы обороны, и остров мой укрепляется; я применил
усовершенствованные средства связи, что позволяет мне сноситься с
различными пунктами Средиземного моря; я построил столь быстроходный флот,
что море стало, так сказать, моей вотчиной.

- А где находится остров Антекирта? - спросил Петер Батори.

- В районе Большого Сирта, который еще со времен античности пользуется
весьма дурной славой; это самая недоступная часть моря, потому что из-за
северных ветров она чрезвычайно опасна даже для современных судов; остров
расположен в самой глубине залива Сирт, который врезается в материк между,
Триполитанией и Киренаикой.

Да, здесь, к северу от группы Сиртских островов, и расположен остров
Антекирта. За несколько лет перед тем доктор объездил все побережье
Киренаики, посетил Сусу, древний порт Кирену, область Барка, все города,
возникшие на месте древних Птоломеиса, Береники, Адрианополиса, - словом,
всю античную Пентаполиго, некогда греческую, затем македонскую, римскую,
персидскую, сарацинскую и т.д., а ныне арабскую и входящую в триполийский
пашалык. Пришлось ему побывать (ибо он ездил всюду, куда бы его ни
вызывали) на многочисленных островах, разбросанных вдоль ливийского
побережья, - на Фаросе и Антироде, на "близнецах" Плинтина, Энезипте,
Тиндарийских скалах, Пиргосе, Платее, Илосе, Ифалосе, Понтийских, Белых и,
наконец, на Сиртских островах.

Здесь, в заливе Большой Сирт, в тридцати милях к юго-западу от вилайета
Бенгази, который расположен вблизи побережья, внимание доктора привлек
остров Антекирта. Его прозвали так потому, что он расположен перед
группами Сиркитских, или Киртитских островов ["Анте" по-латыни означает
"перед", "до"]. У доктора сразу же возникла мысль сделать остров своим
поместьем, и, еще прежде чем вступить во владение островом, он уже
присвоил себе имя Антекирт, - имя, слава которого вскоре разнеслась по
всему Старому Свету.

Доктор выбрал этот остров по двум причинам. Во-первых, он был
достаточно обширен - его окружность равнялась восемнадцати милям, это
позволяло разместить всех, кого доктор намеревался сюда пригласить, а холм
высотою в восемьсот футов, венчающий остров, доминировал над заливом, и
оттуда были видны даже берега Киренаики; остров орошался источниками и был
достаточно плодороден, так что тут могло прокормиться несколько тысяч
жителей. Вдобавок остров был расположен в глубине залива, знаменитого
своими штормами, которые в доисторические времена оказались роковыми для
аргонавтов. Аполлоний Родосский, Гораций, Вергилий, Пропорций, Сенека,