меня рукой. Я сажусь возле него. Тогда он собирает все свои силы и
прерывающимся голосом спрашивает:
последние дни чахотка, по-видимому, произвела в этом организме ужасные
опустошения. Совершенно ясно, что одно из его легких отказалось работать,
а другое с трудом справляется со своей задачей. У Уолтера сильно поднялась
температура, а при заболевании туберкулезом это, насколько я знаю, признак
близкого конца.
подыскиваю слова для уклончивого ответа.
рассчитывать на долгую жизнь! Кто знает, может быть, не пройдет и недели,
как все мы тут на плоту...
меня горящих глаз.
перемен в нашем положении. Это может показаться невероятным, но мы
привыкаем не умирать с голоду. Потерпевшие крушение часто отмечали в своих
рассказах то же, что наблюдаю и я. Читая их, я не верил, находил, что все
преувеличено. Но это не так. Теперь я вижу, что голод можно переносить
гораздо дольше, чем я думал. Между прочим, капитан счел нужным выдавать
нам, кроме сухарей, еще несколько капель водки, и это поддерживает нас
гораздо больше, чем можно было бы думать. Если бы такой рацион был нам
обеспечен хотя бы на два, на один месяц! Но запасы истощаются, и недалек
тот день, когда у нас не будет даже этого скудного пропитания.
очень трудно. Все же боцман и плотник смастерили новые удочки, рассучив с
этой целью веревку; они вырвали несколько гвоздей из досок настила и
прикрепили их к удочкам вместо крючков.
все равно может клюнуть. Да вот, все дело в насадке! У нас есть только
сухари, а сухарь на удочке не держится. Если бы поймать хоть одну рыбу! Я
бы уж использовал ее для насадки. Но как ее словить, эту первую рыбу, -
вот в чем загвоздка!
рискнуть, забрасывает удочки. Но, как и можно было ожидать, рыба не клюет.
Да и мало рыбы в этих морях!
рыбу - и так же неудачно. Кусочки сухаря, которые мы насаживаем на удочки,
размокают в воде. Приходится отказаться от дальнейших попыток. Мы только
без всякого толку тратим сухари, нашу единственную пищу, а ведь пришла
пора считать даже крошки.
Мисс Херби оторвала для него кусок своей красной шали. Может быть, этот
яркий лоскут, мелькая под водой, привлечет какую-нибудь прожорливую рыбу?
часов мы забрасываем удочки, но, когда вынимаем их, оказывается, что
красный лоскут остался нетронутым.
чтобы выудить эту первую рыбу, которая дала бы нам возможность поймать и
других!
ухо.
о его словах всю ночь.
38. С ПЕРВОГО ПО ПЯТОЕ ЯНВАРЯ
Чарлстона. Уже целых двадцать дней мы носимся по океану на нашем плоту,
отдавшись на волю стихий! Подвинулись ли мы на запад, к побережью Америки,
или же буря отбросила нас еще дальше от земли? Мы даже не имеем
возможности ответить на этот вопрос. Во время урагана, имевшего для нас
такие роковые последствия, инструменты капитана сломались, несмотря на все
предосторожности. У Роберта Кертиса нет уже ни компаса, который помог бы
ему определить страны света, ни секстана для измерения высоты светил.
Находимся ли мы поблизости от берега или отделены от него сотнями миль?
Этого мы не знаем, но опасаемся, что земля далеко: ведь все ополчилось
против нас.
неразлучна с человеческим сердцем, мы порою верим вопреки разуму, что суша
недалеко. Каждый вглядывается в горизонт и старается различить очертания
берега в беспредельной дали океана. Нас, пассажиров, глаза все время
обманывают, и это еще обостряет наши мучения. Думаешь, будто увидел... но
нет! Это только облако, это туман или более высокая, чем другие, волна.
Земли не видно, ни одно судно не выделяется на сероватом фоне воды. Плот
неизменно остается в центре пустынного океана.
последние сухарные крошки. Первое января! Какие воспоминания пробуждает у
нас этот день и каким тягостным он кажется нам по сравнению с прошлым.
Новый год, поздравления, пожелания, сердечное внимание родных и близких,
надежда, от которой полнится сердце, - все это не для нас! Кто из нас
посмел бы сказать слова, обычно произносимые с улыбкой: "С новым годом! С
новым счастьем!" Кто из нас смеет надеяться прожить еще один день?
меня:
моей стороны, так как на плоту нет ни крошки еды.
выдачи пайка, это поражает нас, как неожиданный удар. С трудом верится,
что наступил абсолютный голод!
зевота; через два часа боли несколько утихли.
чувствую внутри какую-то бездонную пустоту, но это скорее душевное
состояние, чем физическое ощущение. Мне кажется, что голова у меня
невероятно тяжелая, еле держится на плечах, она кружится, точно я стою над
пропастью.
страдают. Между прочим, плотник и боцман, обладающие волчьим аппетитом,
так мучаются, что у них время от времени невольно вырываются стоны. Они
туго стянули себе живот веревкой. А ведь это только второй день!
недостаточным, каким завидным он стал в наших глазах! Теперь, когда у нас
нет ничего, эта порция кажется нам огромной! Если бы нам еще раз выдали
эти полфунта, если бы мы получили хоть половину, хоть четверть, мы
просуществовали бы несколько дней! Мы ели бы сухари по крошке.
развалинах, в канавах, в закоулках какую-нибудь кость, какие-нибудь
отбросы, чтобы хоть на минуту обмануть голод! Но на этих досках, не раз
омытых волнами, уже не найдешь ничего, - ведь мы обыскали все щели, все
уголки, куда ветер мог бы занести хоть крошку...
от сна хотя бы минутного забвения! Если смыкаешь глаза, то это лишь
лихорадочная дрема, полная кошмаров.
вместе со мной уснул мой голод.
плоту. Я вскакиваю и вижу на передней части плота негра Джинкстропа,
матросов Оуэна, Флейпола, Уилсона, Берке, Сандона. Они собрались в кучку и
держат себя вызывающе. Эти негодяи завладели инструментами плотника -
топором, пилой, лопатой и угрожают капитану, боцману и Дауласу. Я тотчас
же подхожу к Роберту Кертису и тем, кто его окружает. Фолстен следует за
мной. У нас нет ничего, кроме перочинных ножей, но тем не менее мы полны
решимости защищаться.
бочонок с водкой и напились.
сторонников убить нас; все охвачены каким-то пьяным бешенством.
Командует Оуэн!
к офицерам проявилась в этом бунте, который даже в случае удачи не улучшит
их положения. Но их мятежники не способны рассуждать; они вооружены, а мы
нет - и в этом их сила.
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Акунин Борис