Чтение 33–й страницы книги ~Человечество

пользой прожитая жизнь дает спокойную смерть". К такому же выводу пришел
тяжелобольной Мечников, не догадываясь о высказывании своего далекого
предшественника. Он написал о "приятном умирании" много лет спустя, в
"Этюдах оптимизма", в чем-то правильно сравнивая вечернее и жизненное
угасание как состояние эмоциональное; но, пожалуй, самое парадоксальное
заключается в том, что именно в сложную эту пору и проклюнулись первые
ростки оптимизма в трагедийной, мятущейся душе Мечникова.

Обстановка в Новороссийском (Одесском) университете становилась после
цареубийства с каждой неделей все сложнее и сложнее. "Последствия 1 марта
чрезвычайно приострили все университетские отношения, и политический
характер последних выступил с особой яркостью", - писал впоследствии
Мечников.

Власть, "вопреки действительности", повсюду усматривала крамолу;
реакция "косила без разбору", - это тоже свидетельства далекого от политики
Мечникова... В 1882 году Илья Ильич Мечников, не смирившийся с наступлением
реакции, засилием бездарных, но благонадежных профессоров, покинул Одесский
университет.

За несколько лет до только что упомянутых событий Илья Мечников потерял
свою первую жену, а в канун событий обрел нового друга на всю жизнь - Ольгу
Николаевну Белокопытову. Небольшое наследство, полученное супругой,
позволило Мечникову вместе с семьей снова уехать в Италию, в Мессину. Там, в
Мессине, в жизни Мечникова как ученого произошел крутой перелом; он создал
свою знаменитую фагоцитарную теорию и фактически сменил профессию - стал
микробиологом.

"Пожиратели клеток", "фагоциты" - так Мечников назвал особые тельца в
живых организмах, которые борются с болезнетворными бактериями, со всем
посторонним и вредным, что проникает в организм.

Опыты Мечникова были оригинальны, неожиданны, доказательны и, казалось
бы, очень просты.

Например, он брал прозрачную личинку морской звезды и вводил в ее
тельце шип с розового куста (вот еще один не оцененный по достоинству пример
синтеза науки и искусства!). Склонившись над микроскопом, Мечников с
интересом и удовольствием наблюдал, как фагоциты личинки набрасывались на
колючку, окружали ее, пытаясь уничтожить, - ив плане теории пока ни над чем
более широком не задумывался.

Фагоциты - мучительная любовь Мечникова - в конце концов были признаны
наукой, а за фагоцитарную теорию иммунитета Мечников уже на склоне лет
(вторым среди русских ученых, после И. П. Павлова) получил Нобелевскую
премию.

Но мы договорились в кратком моем рассказе не столько так или иначе
оценивать научные - великие - заслуги Ильи Ильича Мечникова, сколько
поразмыслить над его мировоззрением.

Когда Мечников в Италии столь изящно использовал куст розы для научных
исследований, он еще помнил пережитый им возвратный тиф (да и возможно ли
такое забыть?), помнил свои сложные ощущения, - но не мог конечно же, будучи
естествоиспытателем, не подивиться изобретательности природы! В самом деле,
если фагоциты имеются в крохотной личинке морской звезды, то они должны быть
и в крови человека! .. Значит, своим спасением он тоже обязан фагоцитам...
Это замечательно, но еще замечательнее жизнеспособность и личинки морской
звезды, и человека, еще замечательнее их обороноспособность, их умение
постоять за себя!

Скорее всего, именно в те часы и дни мессинских исследований и понял
Мечников, как универсальны его фагоциты и, стало быть, мудра жизнь, как
великолепен человеческий организм,.. Великолепен, но несовершенен... А
способен ли он усовершенствоваться?

Я думаю, что в столь прямолинейной форме Мечников еще не ставил этот
вопрос в Мессине.

Но ощущение могущества жизни, понимание, что в любом организме скрыты
еще неведомые жизнеспособные силы - даже жизнеутверждающие силы, - все это
не могло не пробудить в нем оптимистических представлений о возможности
живого, человека в том числе.

Не смею утверждать, что идеи Мечникова были сразу же всеми подхвачены.
Подобное в науке встречается крайне редко; кроме того, в науке действует
некий психологический закон, по которому новые идеи вообще начинают входить
в плоть науки через шесть-десять лет после их опубликования. И кроме того,
новые идеи - тут речь о шаблоне - почти обязательно оказываются, по мнению
неизменно действующих в науке ясновидцев, тем, "чего в природе не бывает".

Как свидетельствует один из биографов (он имеет в виду фагоциты),
Мечникова "упрекали за эти идеи во всех смертных грехах...". Его изобличали
в воображаемом витализме (а это не такая уж простая штука, витализм),
считали, продолжает биограф Мечникова, "что он приписывает природе
несусветные "чудеса", которые ей не присущи...".

...Мечников в Париже.

Он наносит визит основоположнику научной микробиологии, одному из самых
замечательных ученых нового времени Луи Пастеру, - они долго беседуют, и
после этой беседы Мечников остается работать до конца жизни в институте
Пастера.

В день семидесятилетия Мечникова тогдашний директор института (Пастер
умер) Эмиль Ру, тоже крупный микробиолог, стоявший у истоков этой науки,
написал Мечникову: "Дорогой друг, ... понятно, почему Пастер встретил Вас с
распростертыми объятиями, - ведь Вы приносили ему не более и не менее как
доктрину иммунитета".

Мечников принес в Париж Пастеру не только доктрину иммунитета, - всему
человечеству он принес еще и оптимистическое учение о человеке.

Я не мыслю себе противопоставления философско-биологического учения
Мечникова об оптимизме его конкретным исследованиям. Во-первых, важно и то и
другое; во-вторых, все взаимосвязано: есть корень, стебель, есть листья, -
но есть еще и цветы и плоды.

О цветах и плодах и пойдет сейчас речь, и еще о том, что не все цветы
становятся плодами.

Почти по Гераклиту можно сказать, что "все течет, но не все
изменяется", - во всяком случае, диалектика в этом выражении представлена
достаточно полно. Например, меняются человеки, но не меняется человеческий
финал. Смерть.

Молодой Мечников не без грусти думал, что природа в человеке зашла в
биологический тупик, что на человеке все кончилось, причем кончилось
печально, В самом деле, животное существует, не подозревая, что оно умрет. А
человек знает, что бытие его - через тяжелую старость - завершится кончиной,
и иного выхода нет. Отсюда, полагал Мечников, и проистекают все
пессимистические взгляды и теории, отсюда - туманная мировая скорбь в музыке
и поэзии, нигилизм, самоубийства, - конец предопределен.

Вероятно, это один из своеобразнейших парадоксов, но человек, в котором
природа пришла к познанию самой себя, на протяжении столетий и тысячелетий
меньше всего интересовался самим собой. Фантастически это звучит, но факт:
до сих пор человечество не имеет общепринятого определения "человека"! ..
Как только нас не определяли крупные специалисты этого дела - тут и животное
с мягкими мочками ушей, и животное, делающее орудия труда (что значительно
серьезнее и убедительнее). Я-то сам полагаю, что человек - это феномен,
воплотивший в себе стремление материи к свободе и к открытию. К свободе
внутри себя - долой нелепые психологические барьеры - и к свободе во внешнем
мире. И к открытиям - всюду, вовне и в себе.

Во времена Ильи Ильича Мечникова люди еще очень мало знали о своей
собственной натуре, - он одним из первых решил разобраться в ее
возможностях, и поэтому аполитичный Мечников мне лично представляется
революционером.

По этому поводу я должен сделать небольшое отступление. Илья Мечников
был пятым ребенком в семье. Из трех старших братьев двое тоже прославились.
Один из них, юрист, стал героем повести Льва Николаевича Толстого "Смерть
Ивана Ильича". Другой брат, Лев Ильич Мечников, остался в истории науки как
выдающийся географ и социолог, автор не устаревшей до сих пор книги
"Цивилизация и великие исторические реки"... Кроме того, Лев Мечников был
революционером. В прямом смысле. С оружием в руках он сражался в рядах армии
Гарибальди за свободу Италии и был тяжело ранен в бою.

Самым грозным оружием в руках Ильи Мечникова, младшего брата, была,