Бодо, уставив взгляд в землю, чтобы подавить в себе искушение оглянуться
назад, откуда они ехали, или посмотреть туда, куда направлялись.
правду, был милостив к бедным, почитал епископов и священников, но
особливо монахов, давал им все необходимое, был также воздержан и за то
любим отцом своим. В Киеве были у него беспокойства с племянниками,
которые просили волостей. Он всех их мирил, раздавал волости. К тем
заботам прибавились хвори, старость, и стал он любить молодых,
советоваться с ними, а молодые пытались отдалять его от старой дружины, к
людям перестала доходить княжья правда, тиуны начали грабить, брать
несправедливо пени при суде, а Всеволод ничего того не знал в своей
хворости>.
нрава незлобивого, кривду ненавидел, правду любил, льстивости в нем не
было, прямой был человек и не мстительный. Сколько зла сотворили ему
киевляне, самого изгнали, дом разграбили, а он не заплатил им злом за зло,
если ж кто скажет: он наказал Всеславовых вызволителей, то не он же то
сделал, а сын его. Потом братья прогнали его, и он ходил, блуждал по чужой
земле, а когда сел на своем столе и Всеволод прибежал к нему побежденным,
то Изяслав не сказал ему: <А вы что мне сделали?> - и не заплатил злом за
зло, а утешил, сказав: <Ты, брат, показал ко мне любовь, возвел меня на
стол мой и назвал старшим - так и я теперь не помяну первой злобы; ты брат
мне, а я тебе, и голову свою положу за тебя>, что и сталось. Не сказал
ему: <Сколько вы мне зла содеяли, а вот теперь настала и твоя очередь>, не
сказал: <Иди, куда хочешь>, но взял на себя братнюю печаль и показал
любовь великую>.
дорого ему заплатили за сокрытие истины, ибо кто-то очень заботился о том,
чтоб ввести потомков в заблуждение? Правда, события вроде подтверждают
слова летописца, но ведь события изложены им же самим именно так, чтобы
они послужили затемнению истины.
было причин не помочь Изяславу снова возвратиться в Киев, тот оказал
изгнанному киевскому князю помощь войском, и вторично пошел старший сын
Ярослава на Киев, чтобы, может, еще раз (и снова, видно, не своей, а
сыновней рукой!) наказать непокорных киевлян, но брат его Всеволод,
человек действительно ученый и, возможно, незлобивый, коли речь шла о
более сильных, встретил его на Волыни с небольшой дружиной и без битвы
уступил место, сам пригласил старшего своего брата занять великокняжеский
стол. Сам же Всеволод сел в Чернигове. Туда вскоре приехал Олег
Святославович, изгнанный Изяславом из Владимира-Волынского, который
перешел к сыну Изяслава Ярополку. Олег, что обладал отцовским нравом,
отличался недобычливостью и непоседством, вскоре метнулся в Тмутаракань,
где сидел еще один безземельный, обиженный племянник Борис, сын покойного
самого старшего Ярославича - Вячеслава. Вместе с Борисом, подговорив
половцев, племянники ударили на дядьку своего Всеволода, выбили его из
Чернигова, Олега черниговцы приняли радостно; Всеволод, побитый и
несчастный, вместе с малыми детьми бежал ночью из города, бежал в Киев,
просил помощи у Изяслава, и тот в самом деле, как записано в летописи,
пошел на Чернигов, но не столько ради помощи Всеволоду, сколько в
намерении наказать, проучить племянников.
Вячеславович, но погиб неизъяснимо, как и Изяслав. Истинно: никогда никто
не может наперед обозначить ход и конец даже самой маленькой битвы.
князем киевским. На радостях он похоронил Изяслава рядом с Ярославом в
Софии, хотя сын ни в чем не был равен своему великому отцу. Но и тут
высокоученый Всеволод действовал не без собственной корысти. Ибо
захоронение в Софии свидетельствовало не столько о величии покойника,
сколько о великодушии преемника, а еще: это был намек, чтоб и самого
Всеволода благодарные его потомки, придет время, положили бы именно здесь,
в пышнейшем храме земли русской.
позаботился, вполне вероятно, о том, чтобы молчанием обойдены были те
самые три года, в течение которых Изяслав бегал по Европе, торгуя родной
землей, которую продавал и польскому королю, и германскому императору, и
папе римскому Григорию во имя единственной цели: возвращения на киевский
стол. Любой ценой, любыми унижениями собственными и всего народа своего, -
лишь бы вернуться!
Изяславу, напустив на него охочих к поживе воинов, и те малость пощипали
киевского князя, который вывез из Киева многое множество драгоценностей.
Тогда Дмитрий-Изяслав прибыл в Майнц и, как записал в своей хронике
Ламберт Герсфельдский, принес императору Генриху <неоцененные богатства в
виде золотых и серебряных сосудов и безмерно ценных одеяний и просил его,
чтобы он оказал ему помощь против его брата, который силой лишил его
власти и удерживает ее злою тиранией>.
сообразил, кому там протянуть руку, все же послано было туда посольство во
главе с трирским пробстом(*) Бурхардом. Велено было посольству предложить
Святославу покинуть трон, иначе, мол, придется ему <в ближайшем будущем
испытать на себе силу оружия и могущества Священной Римской империи
германской нации>.
свидетельствовало о неистинности угроз германского императора. Когда ж
посол рассказал киевскому князю о затруднениях Генриха со строптивыми
саксонцем и с папой Григорием, острый разумом Святослав сразу сообразил,
что ему не угрожают - скорее, у него просят. Дружины для помощи Генриху у
него не было, да и будь она у него, как ее послать в эдаку-то даль, но
богатствами поделился с охоткой. Германский хронист, восторгаясь,
рассказывал, что Бурхард <вернулся от короля русских со столь богатыми
дарами в виде золота и серебра и дорогих одеждах, что никто и не припомнит
другого подобного случая, чтоб в германское государство в одночасье было
ввезено такое множество>.
привезет, а погнал поскорей Ярополка к самому папе Григорию; и у того
просил помощи, обещая взамен сделать Русь леном(*) церкви святого Петра,
иначе говоря, продавал свою землю еще и католическому Риму.
воплощалось в их посланиях к земным владыкам. Григорий одарил таким
посланием и <Дмитрия, короля русского>, то есть Изяслава (Дмитрий - было
его церковное, при крещении данное имя):
ваших получить королевство в дар от святого Петра, выразил надлежащую
верность тому ж блаженному Петру, князю апостолов. Мы согласились с
просьбой и обещаниями сына вашего, которые показались нам справедливыми
как потому, что даны с вашего согласия, так и по искренности посетившего
нас, и передали ему кормило правления вашим королевством от имени
блаженного Петра - с тем намерением и пожеланием, дабы святой Петр своим
ходатайством пред Богом хранил Вас и царство ваше и все добро ваше и
споспешествовал Вам до конца жизни Вашей в том, чтобы удержать царство
ваше во всяческом мире, чести и славе>.
много из ненаписанного, а получалось в итоге нечто и вовсе Изяславом не
ожидаемое. Сам он утрачивал власть, переданную папой Ярополку, к тому же
должен был принять католичество, и вся Русь вместе с ним <при его
содействии>. Выходило так, что и власти нет, и содействие окажи этим
римским отцам-ненасытцам.
проклятья смерть Святославова. Забыв о своих посулах папе, Ярославич
кинулся домой, где без помех воссел на киевский стол, а через два года,
как уже сказано, полег в битве под Черниговом и был торжественно похоронен
Всеволодом в Софии, будто за некие перед землей русской высочайшие
заслуги.
двумя князьями пали также известные дружинники княжеские Иван
Жирославович, Туки, Чуднов брат, Порей и Жур - самый доверенный человек
Всеволода, а еще муж Журины, мамки и кормилицы маленькой Евпраксии. И то
ли так уж княгине Анне захотелось услать Журину прочь из Киева, то ли
старшие дети Всеволода, Владимир и Янка, пожелали унижения младшей сестры,
то ли и сам князь по каким-то непонятным соображениям решил избавиться от
своей красивой маленькой дочери, но сталось так, что Евпраксию быстро и
без колебаний отдали за саксонского графа, родича Оды Святославовой, -
поступок для киевского валикого князя странный. До сих пор простые графини
становились княгинями, теперь княжна должна была превратиться в графиню -
не было в том никакой чести для русской земли, не было чести и для
Всеволода, глубоко несчастной чувствовала себя Журина, оторванная от
единственного сына и мало утешенная тем, что князь взял его в свою младшую
дружину.
<Счастливая>.