Павел Архипович ЗАГРЕБЕЛЬНЫЙ
ПЕРВОМОСТ
относились к нему с предубеждением, боялись его холодности и равнодушия,
не верили, что может защитить он человека в стужу, в лютый мороз, в
осеннюю непогоду, - во всем отдавали преимущество дереву, доступному,
привычному, близкому. Поэтому и все мосты в этой земле были деревянные,
из-за чего людям пришлым, чужестранцам, завоевателям, путешественникам,
апостолам или просто бродягам, казалось, будто тут и вовсе нет мостов,
будто лежит эта земля в неприступности и запустении от сотворения мира. Да
и как они могли заметить русские мосты, когда прокладывалось все это лишь
в случае крайней необходимости, а вскоре и разрушалось, устранялось либо
самими же строителями, либо - чаще всего - силами внешними, которые бывали
иногда и союзниками человека, но больше выступали как сторона враждебная
ему, и эти силы приводили к бесследному исчезновению даже того, что должно
было бы послужить людям. Болота мгновенно засасывали и поглощали все
проложенное по их зыбким трясинам, высокие берега обрывались вместе с
мостами; пущи загораживали буреломами тесные просеки, ведшие к узким
переходным мосткам; густые снега заваливали уцелевшие на водах самые
крепкие строения, бесследно засыпали их, давили и уничтожали, морозы
заковывали все недоразрушенное, недоломанное в безжалостный лед, и лишь
кое-где сквозь эту смертельную морозную белизну проступали черные бревна,
неприметные и тихие, будто бессильная мольба; вешние воды сносили на реках
все мосты и мостки, не оставляя даже опор, но люди не отступали, на месте
мостов снесенных, уничтоженных строили новые, тесали новое дерево и
укладывали снова на тех же самых местах, а старое, снесенное реками
дерево, со следами человеческих ног на себе, вылавливалось ниже по
течению, чтобы снова лечь где-нибудь между берегами реки или ручья; и так
длилось долго, но не вечно, дерево имело свой конец, оно либо сгорало в
пожарах, либо изнашивалось, либо же истлевало, дерево, наконец, умирало
возле человека точно так же, как и человек, и, быть может, оно и было этим
дорого человеку в противовес камню, с его чванливой долговечностью, на
этой земле камень мог принадлежать разве лишь богу, а дерево служило
человеку, служило во всем заметном и незаметном, в том числе и в мостах,
делая их нужными и полезными для хозяев и призрачно-незаметными для
чужестранцев.
твердо и надолго, мост, который следовало бы назвать громким словом,
прокричать в нем каждый звук, чтобы слышно стало повсеместно, чтобы
прозвучало оно над всей землей, прокатилось, заговорило, заклокотало,
прогремело:
обученный многим языкам и премудростям, владел редкостным умением: изобрел
способ, как передать далеким потомкам о событиях своего времени и делах
князей прежних. Велел летописцам собрать все уже написанное в Русской
земле и, отбросив мелочное, несущественное, затемнявшее светлые деяния
великих предков, свести в единую государственную книгу, прибавив туда и
все творимое им самим, Мономахом, но опять-таки отбирая самое главное и
затрачивая на описания как можно меньше слов, чернил и пергамена.
через Днепр возле Киева, хотя событию такому следовало бы уделить более
пристальное внимание.
Все должно сначала существовать, а уж потом о нем может идти речь. Князь
заранее не умел, наверное, увидеть все значение будущего моста, для князя
была лишь потребность переправы через Днепр, для быстрой связи Киева с
противоположным берегом, с берегом черниговским, а также - переяславским,
потому что Переяслав был милее всех городов сердцу Мономаха, который долго
княжил там, поэтому Летописца не обязывали говорить со всеми
подробностями, - он должен был засвидетельствовать уже свершившееся
действие.
где, как сказано более поздним и разговорчивым летописцем, была <сильная
лозина и вербье>.
где во времена Владимира Святославовича сброшен был в воду старый бог
Перун, стянутый с Киевской горы, освобождаемой для бога нового. Ибо,
дескать, Перун тогда не просто бултыхнулся в воду, а зацепился за берег и
вогнал в кручу каменную стрелу, которую он держал в руке, когда еще гордо
возносился на горе Киевской, а еще воскликнул презираемый полянский бог:
<Тут!> - и слышали ль это восклицание все иль не слыхали, а лишь догадался
кое-кто, и впоследствии, через полторы сотни лет, всплыло в памяти как
предзнаменование, и оттуда начали ставить Первомост через Днепр.
земли русичей? И откуда они были? То ли из Новгорода, который издавна
славился мостами, то ли из Переяслава, где люди в совершенстве изведали
душу древесины, в особенности же самой крепкой из всего растущего - дуба?
никогда не было. Ибо мысль человеческая обходится вещами уже известными,
лишь соответственно их сопоставляя, из чего и создает новые сочетания и
сооружения.
не мог, даже они сами не в состоянии были бы сказать что-либо об этом, ибо
высказались уже достаточно обстоятельно деянием своим - мостом.
вдохновения в своем деле, изведать восторг от величия духа. Каждый бывает
великим хотя бы раз в жизни. Только неодинаково это величие, и значение
его тоже неодинаково - от величайшей пользы и до преступления
включительно. О преступлении умолчим, речь будет идти здесь о людях
полезных, счет же им открывается теми загадочно-безымянными, которые
воздвигли Первомост через Днепр возле Киева не столько во славу свою и
княжью (записанную на пергаменах), сколько во славу земли своей.
своей работе, отдавая ей свою душу и умение, как зерно, брошенное в землю
темную, теплую и влажную, погибает, из гибели своей произрастая зельем.
Так случилось и с первомостовиками киевскими. Вместе с завершенным великим
Мостом умерло их умение, потому что не было больше потребности ставить еще
один такой мост: ведь Днепр лишь один и Киев один, - следовательно, один
такой мост и был нужен. А когда умирает в человеке умение, и человек
умирает тоже, вот так и исчезли бесследно те великие строители, не создав
больше ничего похожего на этот мост.
охраны, для жизни возле него, на нем и с ним, но о потомках, то есть о
мостищанах, речь будет идти здесь еще довольно подробно и обстоятельно, а
теперь нужно сказать все о самом мосте.
десятков волов тащили степью вдоль Днепра переяславские дубы, привозили из
карпатских лесов древесину каменной прочности, в пронизанных солнцем
древлянских борах рубили золотистые сосны для верхнего настила.
считалось неуместным говорить об этом в подробностях. Рассказать же о том,
как строился Первомост, древний летописец не умел, потому что выполнял
лишь веление князя о кратчайшей записи для потомков; кроме того, летописец
не принадлежал к участникам творения Моста, и раз так, то и не ведал
ничего более подробно.
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Березин Федор
Посняков Андрей