этот раз он не торопился вставать, а лежа косил глазами то в одну, то в
другую сторону, увидел, что Положай стоит вместе с Лепетуньей, а к ним он
не дошел, следовательно, не они его и толкали; кроме них в доме был только
Немой, получалось, что это Немой с ним так недостойно обращается, но
убеждаться в этом Шморгайлик не имел охоты, не решался также угрожать
Немому, ведая о его диком нраве, поэтому просто затаил в себе чувство
мести на будущее, тихо встал, отошел к двери и уже оттуда, с безопасного
расстояния, мрачно сказал Положаю:
следовать за ним, но тут Немой взял ее за руки, взял крепко, хотя и дрожал
весь от скрываемого в себе, известного лишь ему, и вот так подержал
Лепетунью, пока вышел Положай, и смотрел на нее как-то так необычно, что
женщина затихла, успокоилась и даже согласилась мысленно с тем, что ей
нужно оставаться дома и ждать Положая.
чтобы придать ему хоть чуточку бодрости. Из-за своей обособленности от
мира он не знал о глубоко затаенной хитрости Положая, о хитрости, которую
не могли раскусить даже люди, наделенные ушами для слушания и языком для
выспрашивания. А Положаю как раз и пригодилась эта его хитрость, и он
охотно пустил ее в дело, почти весело шагая рядом со Шморгайликом и
обдумывая наперед, что он будет говорить Воеводе, ибо еще в хижине между
ним и Немым произошел не замеченный никем обмен взглядами, из которого
Положай смекнул, что Маркерий не пойман, следовательно, Лепетунья напрасно
и голосила по нему; его же вызывают к Мостовику, чтобы выспросить, не
знает ли он чего-нибудь о сыне, не прячет ли его где-нибудь. Так решил
Положай, и решил почти правильно, если не принимать во внимание некоторых
мелочей; собственно, и Шморгайлик с Немым убеждены были, что Воевода
допросит Положая перед тем, как бросить его в поруб.
доме. Никто словно бы и не уведомлял мостищан специально, однако слух
распространился в один день по всей слободе, так что не осталось уголка,
куда бы он не проник. Как там было на самом деле между Воеводихой и
Маркерием, доподлинно никто не ведал, вместе с тем никто и не верил в
пущенную Воеводихой или кем-то там другим сплетню о неудачных
посягательствах парня на половчанку, ибо если бы такой парень да пробрался
в самые глубины воеводского жилища, то почему бы должна была отказываться
от него половчанка? И наоборот: если эта ведьма заманила хлопца к себе, то
и он должен был не опозорить себя и всех мостищанских мужчин, а показать
ей, где раки зимуют. Разговоров и пересудов было за эти дни много, даже
сам Положай встревал в эти пересуды и пробовал обсудить положение
всесторонне, как будто речь шла о ком-то совсем чужом, а не о его родном
сыне. Лишь пастух Шьо не поверил ни в какие предположения. Он просто
высмеял и одних и других, по давнишней своей привычке воскликнул:
и костлявая?
слыхивали никогда в Мостище, и говорили, что Воеводиха заперлась в своих
таинственных покоях, отказывается от еды, заявляя, что готова и умереть
вот так, если не поставят перед ней виновника. Мостовик тоже затаился
угрожающе, за все дни не выехал со двора, отменил трапезы, не пускал во
двор Мытника с женой, видать, из-за их родственных отношений с
злоумышленником. Приближалась гроза, о которой даже и думать было страшно.
в поле. Теперь что же? А ничего - вот так думал Положай, медленно двигаясь
следом за Шморгайликом. А тот ежеминутно оглядывался и нетерпеливо
покрикивал:
человеку некуда спешить?
увальнем. - Скорее, Воевода ждет!
промолвил Положай, не прибавляя ходу.
представить весь тот разговор, который должен был произойти между ним и
Воеводой.
ответить всяко, скажем, стоял же парень на мосту и оттуда пропал. Как с
моста в воду. А мост чей? Воеводский. Ну, так при чем же здесь отец с
матерью? Или же можно запустить Воеводе еще и такое: дескать, может,
Маркерий рванул после наук Стрижака в еще большие науки в киевские
монастыри к монахам.
набросится с расспросами, не прячет ли Положай своего сына. Что ему
ответит на это Положай? Не знает ни он, ни его жена, где сын и куда
пропал, но известен им вельми его нрав. Парень у них такой, что стоит лишь
пальцем к нему прикоснуться, прикрикнуть или слово не так сказать - и
только его и видели, и дома не ночует, и может где-нибудь три дня
блуждать, или коней пасти в плавнях, или с дядькой-пастухом будет
пропадать где-нибудь, а ты ломай себе голову. Однажды мать на него
накричала, так он на грушу взобрался на самую верхушку, да и спрятался там
в ветвях и просидел до поздней ночи. А ночью на эту грушу сыч прилетел,
чтобы пугать своими криками бедных людей. Только было хотел, проклятый,
закричать по привычке, но увидел сидящего на груше, и крик у него застрял
в горле. Придвинулся он ближе, чтобы рассмотреть, кто же там сидит. <Разве
сыч такой глупый?> - спросит Воевода. <А разве ж я знаю? - ответит ему
Положай. - Может, и глупый>.
будет спокойно ждать, пока хлопец где-то набегается и возвратится в
Мостище, а тем временем и Воеводиха, может, оставит свои половецкие
прихоти и примется за еду и питье, ибо и так уже похожа на засушенную
саранчу.
и хитро подмигнул Немому, ибо понимал, что его старый товарищ пришел
вместе со Шморгайликом не ради помощи воеводскому прислужнику, а для того,
чтобы в трудную минуту не дать своего друга в обиду. Немой, правда, не
ответил на подмигиванья Положая, но это не беда.
Положая сразу же рухнуло, потому что Мостовик не захотел не то чтобы
разговаривать с приведенным, но даже взглянуть на него.
спрашивать - лишь время зря терять.
же это сделал? Первейший его друг и товарищ - Немой.
погодя, сидя в темном, глубоком порубе, голодный, мучимый жаждой, в
отчаянии и смраде.
скрывал свою хитрость, а пустить ее в дело так и не сумел как следует.
Нужно было не выдумывать разговор с Воеводой, а сослаться на естественную
нужду, зайти за кусты где-нибудь на леваде и дать деру следом за
Маркерием, - вот это была бы настоящая хитрость!
вдоволь, сидела у себя дома и ждала возвращения Положая. Так горлица
сидит, горюя, на сухом дереве, хотя вокруг множество деревьев зеленых и
пышных. Тяжело людям, когда несчастье падает сразу на всех, но еще труднее
тому, на кого несчастье падает в одиночку, когда нет сил его перенести,
когда приходят либо отчаяние, либо безнадежность страшная, черные думы о
конце всего на свете.
состоянии даже придумать что-либо в утешение самой себе, поэтому, когда
скрипнула сенная дверь, она даже не знала, что подумать. Сгоряча подумала:
<Маркерий!> Потом уже спокойнее: <Положай!> Но она ошиблась.
спросила шепотом, еще не осмотревшись, есть ли здесь кто-нибудь:
между сыном и мужем, еще надеясь без надежды, что в поруб брошен и не
Маркерий, и не Положай, а кто-то третий, возможно даже Немой.
была отпрянуть к косяку, ударенная в грудь причитаниями Лепетуньи:
неожиданности ее не пугали, не испугал и теткин крик, она не отшатнулась,
не бросилась утешать Лепетунью, а все так же шепотом, не отходя от порога,
велела:
самая большая выдумщица в Мостище, а следовательно, самая независимая душа
в слободе, послушно пошла за тоненькой девочкой, белевшей в темноте, будто
тонкая свеча. И не в состоянии была вспомнить, куда и зачем ведет ее
Светляна, приходя в ужас от одной лишь мысли о том, что могло случиться с
Положаем во дворе Воеводы, а может, и не только с Положаем, может, и
Каргалов Вадим
Сапковский Анджей
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий