почему это ты должен впотьмах добираться на тот берег? Мост закрыт. Назад!
поумнел?
ну-ка подойди поближе...
незнакомец, предусмотрительно держась на почтительном расстоянии от
охранников, - ты ведь не Конский Дядька, который готов и спать верхом,
тебе можно и на ногах постоять.
охранника в самом деле звали Конским Дядькой и он в самом деле с малых лет
так привык ездить верхом, что превосходил в своей привычке к верховой езде
самого Воеводу Мостовика, его еще звали Половцем за это, а теперь,
наверное, могли бы окрестить и Татарином.
страж, собственно и не обижаясь, а только чуточку удивляясь, хотя вместе с
тем и не без гордости за то, что его знают даже неизвестные прохожие. -
Подойди-ка поближе, я тебя не так угощу! Еван, прогони его прочь, пока я
не рассердился!
я сам пойду. Не нужно меня и пускать.
ступить на землю, никто не обращал внимания на человека, который почему-то
намеревался идти туда, откуда они все убегают, никто не прислушивался к
его перебранке с конной стражей.
берега, кроме того, нужно было сойти с коней обоим, а им не хотелось перед
незнакомым спешиваться, поэтому они гордо торчали перед ним и немало
удивлялись его дерзости.
Конский Дядька потерял терпение:
на вражеских ребрах. Попробуйте меня держать - и вы отведаете моего
топора!
от страха, то ли от удивления, и, кажется, вроде бы даже узнали этого
мужчину, собственно, и не мужчину еще, а юношу, такого же по возрасту, как
и они; быть может, если бы кто-нибудь спросил, как зовут этого юношу, то и
Конский Дядька и Еван в один голос воскликнули бы: <Маркерий!> - но ведь
никто у них не спрашивал об этом, а друг перед другом они не решались
высказать догадку свою, вот так и прошел мимо них в сумерках да в тумане
Маркерий и направился к противоположному концу моста, где уже, наверное,
были закрыты ворота и выставлена усиленная стража, чтобы не пустить на
мост тех, которые будут прорываться к нему и ночью.
этом человеке заросло жиром, он всегда стоял именно столько, чтобы
последний пропущенный им прохожий достиг киевского берега, а тот, кого
пустили последним на мост с противоположной стороны, чтобы дошел сюда.
Этого времени Мытник уже и не принимал во внимание, он просто
руководствовался привычкой, она жила в нем точно так же, как тупое
упрямство в сборе пошлины, как преклонение перед Воеводой, как жажда к
обжорству.
того берега Маркерий. Не следует думать, будто Мытник ждал именно
Маркерия, о парне давно уже забыли в Мостище, помнил о нем только тот,
кому нужно было помнить, для Мытника же ожидание означало только одно:
долг. Идешь или едешь через мост - плати. Если бы воскрес родной отец
Мытника, если бы даже Николай-чудотворец, покровитель моста и всех
мостищан, появился перед Мытником, все равно он изрек бы: <Плати!>.
деле был он, возвращался в Мостище, возвращался уже с киевской стороны
после многолетних странствий, приключений и скитаний, которые не имели
теперь никакого значения, ибо ничто теперь не имело значения перед лицом
монголо-татарской угрозы.
небрежно сказал Маркерий, направляясь дальше, проходя мимо Мытника и не
проявляя намерения платить за переход, ибо мост принадлежал и ему - хотя
бы какой-то частицей, раз его деды и отцы вкладывали в него свою жизнь.
Маркерию, но он не стал их ждать, отскочил к своему краю моста, взмахнул
длинным топором, закричал:
глазами; похоже, и его осенило нечто похожее на догадку, он даже было рот
раскрыл, чтобы спросить неизвестно у кого: <Не Маркерий ли это?> - но не
спросил, а парень тем временем проскочил мимо охранников - и уже его не
было, уже он исчез за полукругом костров, которые разожгли те, кого
остановили перед мостом до наступления утра.
ночью тоже стояли охранники, в Мостище поперек улиц на ночь протягивали
железные цепи, чтобы остановить всадников Батыя, если бы они внезапно
налетели в темноте, - эти цепи для непосвященного тоже представляли
немалую преграду. Он должен был бы остерегаться погони с моста в том
случае, если бы его узнали там, но он упрямо пошел сразу к отцовскому
дому, тут кончалась вся его независимость, он снова становился маленьким
мальчиком, все забывалось, все отступило в небытие, он бежал через леваду,
мимо высоких осокорей, окутанных мягким туманом и оттого казавшихся еще
более высокими, ему уже слышался журчащий мамин голос и неторопливый голос
отца, он торопился к своему подворью и, когда наскочил на запустенье, не
поверил глазам своим, долго метался в темноте в разные стороны, но всюду
было одно и то же: пустота, давнишнее пожарище, высокие бурьяны,
запустение.
неподвижный, оцепеневший. Лежал, а самому казалось, будто черная дикая
сила бросает его в разные стороны, раздирает на части его тело, разрывает
сердце. Упади на восток лицом, на запад спиной, разлетись на все четыре
стороны, посыпь следы свои пеплом из семи печей и беги в чистое поле.
или в чистое поле? Иду я в чистом поле, а навстречу бегут семь духов с
полудухами, да все черные, все злые, все нелюдимые.
чернявых и пустоволосых.
приблизился в темноте к высоким, наглухо закрытым воротам, начал стучать в
них своим топором, выкрикивая при этом:
открывались ворота или чтобы стража вступала в переговоры с кем бы то ни
было. С той стороны никто не откликался, только после того, как Маркерий
осточертел им со своими стуками-криками, оттуда кто-то равнодушно
предостерег:
дурости, потому что разве он возвратился сюда ради того, чтобы его
схватили в первую же ночь?
маму, отца, Светляну, - а должен был довольствоваться лишь пожарищем да
густым бурьяном? Он долго бродил вокруг бывшего отцовского подворья, не
теряя еще надежды найти здесь самых дорогих ему людей, но была только
боль, тупая, безграничная, невыносимая.
возвращения в Мостище. Откладывать больше не мог, потому что приближались
монголо-татары. Тогда почему же мешкал так долго? Быть может, потому, что
дорога домой всегда далека? А еще: жизнь научила его быть осторожным,
начиная от случая в плавнях со Стрижаком и Немым, затем потопленный в
крови Козельск, а далее дьявольские намерения Кирика, - уже и этого
достаточно было для чуткой молодой души, чтобы перед решительным поступком
старательно собрать силы и звать на помощь всю осторожность, какая только
может быть на свете.
заботился мало. Точно так же, как здесь, в Мостище, бросившись сразу на
отцовский двор, а там - совершенно бессмысленно - пытаясь прорваться на
воеводский двор.
поступкам можно было бы судить и о намерениях Маркерия. Он прибыл в
Мостище, опасаясь, чтобы ордынцы не опередили его, хотел, видимо, забрать
с собой отца и мать, хотел позвать и маленькую Светляну, которая - разумом
Контровский Владимир
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Маккэфри Энн
Орловский Гай Юлий