недоверчиво.
- никакого доступа! Он и дышит, к примеру, ноздрей Воеводы. Такое стерво
вреднющее.
с Немым как-нибудь уж...
возьмется жечь мост.
привыкли к мысли, что его уже нет, что можно без него. Да и вам, дядя,
нужно привыкнуть. Жаль ведь, правда?
мост... Пропади он пропадом, чем чужинцу поганому отдавать! Пойдешь к нам?
самому Батыю, потому что и его войско наползало на Киев, как густой
безбрежный туман, а пока насылала Река туманы на Мостище как бы для того,
чтобы стали они союзниками Маркерия и людей, близких ему.
мост. На рассвете вывела она из конюшни белого коня Воеводихи, легко
вскочила на него, поехала к воротам, направляясь безбоязненно на
привратных охранников, была в одежде, подаренной ей половчанкой,
закутанная до самых глаз в паволоки, украшенные легким дорогим мехом,
тонкая и гибкая, - Воеводиха, да и только!
тумане словно был пепельно-серым. Кто бы там стал присматриваться к
всаднице, кто бы отважился останавливать ее да заглядывать в лицо - за
такую дерзость половчанка не помилует! Поэтому охранники поскорее открыли
ворота, белый конь легко вынес всадницу со двора, и только мягкий топот
копыт донесся из тумана.
тянувшейся вдоль дубов, - не знала девушка, где именно здесь будет ждать
ее Маркерий, знала лишь, что будет ездить там до тех пор, пока не увидит
его.
возможно, снарядил Мостовик погоню, и погоня, ясное дело, бросится прежде
всего на эту дорогу, но девушка как-то не думала ни о Воеводе, ни о
половчанке, ни о погоне, она ездила туда и сюда по дороге, держась поодаль
от Мостища, готовая скатиться с коня, бежать куда глаза глядят, в дичайшие
пущи, лишь бы только увидеть Маркерия.
каким запомнила его при последней встрече, когда они бежали по воеводскому
двору и когда она хотела отнять у него свою зеленую ленту, подаренную
отцом. А у Маркерия перед глазами была маленькая светловолосая девчонка,
тонконогая и доверчивая и ласковая, будто вода в весеннем ручейке. И когда
он заметил еще издалека гордую недоступную всадницу, укутанную в дорогие
одежды, никак не мог предположить, что это Светляна, а девушка, если бы
увидела перед собой высокого юношу с черными усиками и бородкой, ни за что
не поверила бы, что это - Маркерий. Вот так и длилось бы без конца, если
бы не пригрело солнце. Светляна, вспомнив о ненавистной ей одежде, резким
движением сбросила с себя паволоку и осталась в льняной сорочке, и белые
волосы рассыпались у нее по плечам, и Маркерий из своего зеленого укрытия
увидел посреди дороги на коне не чужую и неприступную женщину, а давнюю,
милую, единственную Светляну, увидел ту же самую девочку, которую он
вынудил когда-то заговорить, с которой ходил к Стрижаку, на его хитроумную
науку, за годы его странствий девушка выросла, но он этого не заметил, она
оставалась точно такой же маленькой, каким остался и сам он в душе, их
объединяло детство, их детство еще не закончилось, оно лишь остановилось
на какое-то время, а теперь должно было продлиться... Опять же после
некоторого времени...
бородатый уже юноша на того давнишнего Маркерия, который исчез бесследно,
забрав у нее на память зеленую ленту, Светляна мгновенно узнала его,
узнала его голос, его горящие глаза, она скатилась с коня стремглав, она
должна была бы так же быстро, как и Маркерий когда-то, бежать навстречу
парню, а он должен был бы торопиться к ней, но как только девушка
коснулась ногами земли, так и приковало ее что-то на месте, она встала,
беспомощно смотрела, как медленно отходит от нее конь, как, вытягивая
мягкие губы, хватает траву на обочине дороги, быть может, она ждала, что
Маркерий первым бросится к ней, но он тоже стоял на месте, и только тогда
они поняли внезапно, что пора их беззаботного детства безвозвратно ушла в
прошлое, что они выросли, что все изменилось и вокруг них и в них самих,
хотя они еще и не умели этого заметить, а тем более назвать.
Потому что еще вчера валом валил по этой дороге люд, катились возы, ревел
скот, плакали дети, торопилось все на мост, на ту сторону, потому что люди
почему-то считали, будто Река сдержит насильников, хотя никто еще и не
ведал, по какому берегу пойдет Батый на Киев.
перекатятся через мост еще те, которые заночевали возле него, а тогда и
все. Не нужен он будет больше ни для чего, станет лишним после многих
десятков лет верного служения людям, и что тогда? Тогда он должен быть
уничтоженным.
Светляной. Преграда эта - Немой. Светляна могла обмануть стражу, ей помог
туман, помогла смелость, но все это произошло благодаря отсутствию Немого.
Потому что он днем и ночью был теперь на мосту. Был бы он дома - не
ускользнула бы Светляна незамеченной.
исчезновение девушки, то, наверное, все сделает для того, чтобы удержать
Немого на мосту как можно дольше, дабы не узнал тот про Светляну, потому
что не поверит в ее добровольное бегство, а заподозрит в злом намерении
Воеводиху или самого Воеводу и тогда успокоить его вряд ли удастся
кому-либо.
тому, как неуклонно уменьшается толпище, которое еще вчера угрожало смести
все на своем пути. Движение замирало, а одновременно вроде бы умирал также
и мост, еще вчера охранники проклинали всех нетерпеливых, рвавшихся на
мост, слепых и глухих ко всему, кроме своего стремления во что бы то ни
стало перебраться на тот берег, а сегодня сторожа готовы были вылавливать
людей вокруг и тащить их на мост силком, потому что невмоготу было им
созерцать, как становится мост никому и ни для чего не нужным.
сестра Первица. Жена Мытника держалась заискивающе, пугливо, она
догадывалась, что муж будет шуметь на нее, так оно и случилось: как только
Мытник увидел свою жену, глаза его налились кровью и он тоненьким жирным
голоском закричал ей навстречу, будто хотел оттолкнуть ее, не дать ей и
приблизиться:
трапезу...
откровенной насмешки: почему бы это он не мог отсюда вырваться, ежели
движение по мосту уже умирало без надежды на возрождение. - Думала бы ты
своей башкой, прежде чем болтать глупости!..
выступила наперед Первославы и сердито обратилась к Мытнику:
так что он от неожиданности даже попятился назад.
родной сестрой его Лепетуньи, да и другая женщина, толстая жена Мытника,
тоже была сестрой Лепетуньи, он испытывал к ним теплые чувства в своей
мрачной душе, ну а уж о решительности Первицы и говорить нечего - это
нравилось Немому безмерно.
не прячась, на виду у охранников и у Мытника, показала ему жестами, чтобы
он пришел к ней вечером.
показывала, что он должен прийти непременно, и он в конце концов махнул
рукой в знак согласия.
захотелось? Блудница!
жиром заросло, не к тебе же обращаться... Пошли, сестра!