имел какое-то облегчение: не встретился ему в это время Кучмиенко. Да и не
мог встретиться, поскольку панически боялся смертей и похорон. Даже когда
погибла Полина, прикинулся столь отчаявшимся я убитым горем, что не поехал
на кладбище, окружив себя врачами и сестрами. Кучмиенко принадлежал к тем
ограниченным и примитивным душам, которые считают, что им на этой земле
даровано бессмертие, и поэтому смерти чьи-то для них - вещь, не стоящая
внимания, зато сама мысль о возможности собственной смерти возмущает их
безмерно, из-за чего они избегают любых разговоров о делах неизбежных,
бездумно подчиняясь автоматизму повседневности, так, словно бы уже и не люди
это, а нечто растительное или даже заброшенное слепым случаем в человеческую
среду из мертвого царства минералов.
Напугал Пронченко. Тогда он отступил.
пойду. А как быть с Кучмиенко?
понадобятся.
Кучмиенко влетел в кабинет растрепанный и расстроенный. Со стороны могло
показаться, будто горе постигло именно его, а не Карналя. Взмахнул руками,
словно для объятий, хотя и знал, что Карналь в объятия не бросится. Еще от
порога пронзительно-плаксивым тоном, почти обиженно поспешил высказать свои
соболезнования. И не простые, как все, а глубокие.
могут стать слова произнесенные. "...Когда я говорю, я говорю словами..."
Это относилось только к Кучмиенко. Всегда, надоедливо и упорно. Человек,
который умудряется говорить больше, чем мог бы сказать в действительности.
то, что связывают их не одни только служебные отношения.
Казнюсь и проклинаю свою никчемность! Но, поверь, Петр Андреевич, я
буквально убит был известием! Шевельнуться не мог. Должен бы тебе и Людмилке
помочь, а сила вся - как в песок! В песок - и конец! Неприлично, но что тут
поделать...
тебя. Сказал просто так... Юрий был со мной...
несокрушимость! Как когда-то говорили? Большевистская. После такого - и ты
уже здесь, на работе, проводишь директорскую летучку. Я слушал, смотрел и,
знаешь, аплодировал мысленно.
соболезнования.
нашел бы - телеграммой! Телеграмму, кстати, я тоже послал. Телеграмма -
документ. А живое слово - это душа. Мы же с тобой так давно и крепко
связаны, что тут без души никак... Работа съедает все, так и человека может
сожрать, а разве ж мы с тобой когда-то не дружили по-настоящему, вспомни
университет, вашу комнату с видом на Париж и Стамбул, наши бессонные ночи,
наши просиживания в студенческой читалке... А теперь - голый официоз.
Как-никак мы родственники, ужа в дети наши... а мы...
объединить несоединимое, ни разъединить крепко спаянное. Наши с тобой
отношения абсолютно нормальные. Правда, откровенно говоря, я чувствую себя
не совсем хорошо, имея одним из своих заместителей близкого родственника.
Если бы это еще оправдывалось незаменимостью одного из нас...
уже удобно рассевшийся и готовящийся закурить американскую сигарету.
ты - на этих постах потому, что так сложилась ситуация. Но вечно ведь так
продолжаться не может.
толстокожий, перенесу. Когда же и не высказаться, как не в минуты особых
потрясений души! Люди в таком состоянии откровенны подчас до жестокости.
Возглавить объединение может другой человек.
выпустил ароматный дым, - не думал ли ты, что могут найтись люди и
поприличнее? Люди заслуженные, солидные, трудолюбивые, тоже ученые, если
хочешь, настоящие коммунисты.
жизни порой долго и трудно, старались заслужить эту честь. У каждого были
свои измерения. Видно, у Гальцева тоже есть такая мера своего вклада.
смерти, - торжественно произнес Кучмиенко.
после войны? Таким, как Гальцев. Сегодня ценность людей не может измеряться
только их прошлым. Это было бы несправедливо. Не все могли иметь героическое
прошлое просто потому, что поздно родились. Искусственно притормаживать рост
таких людей означает сдерживать движение жизни. А героическую современность
может иметь каждый. Вспомни слова Брежнева о том, что настоящий коммунист
это тот, кто по-настоящему умеет трудиться. Мне всегда нравились люди,
умеющие работать творчески и самоотверженно. Так я воспитан своим отцом.
Андреевич, а из-за чего? Да еще в такой день! Моя вина. Обидно мне стало,
что не ценишь моего трудолюбия, не замечаешь уже столько лет, вот и
взорвался...
того трудолюбивым, даже слишком. Но ведь пользы обществу от этого не
прибавилось, ибо тупость всегда остается тупостью, а ограниченность всегда
будет ограниченностью, так же, как фальшивый самоцвет никогда не станет
настоящим, даже если поместить его в драгоценную оправу.
стуле Кучмиенко, - но...
поэтому, думаю, именно ты, как никто, сможешь понять мою радость.
"Когда я говорю, я говорю словами..."
Заканчиваю диссертацию.
Если уж на то пошло, то я ведь первый пошел в науку...
никогда даже не спросил, о чем была моя диссертация, а мой бывший научный
руководитель - теперь большой человек. Ректор университета. Депутат, как и
ты. Членкор. Не лауреат еще, потому что чистый теоретик, но ведь светило!
диссертации... Знаю и не отношу это к моим достоинствам. Часто корю себя за
невнимательность к близким, но натуру свою изменить трудно. Как раз перед
твоим приходом я думал о запоздалых раскаяниях... По другому поводу, но все
равно... Наверное, нет ничего нелепее...
диссертация моя никак не ложилась рядом с кибернетикой. Несмелая попытка
математического описания неправильных отверстий. Так сформулировалась
задача. Ну, не совсем точно. Потому что отверстие правильно, только когда
имеет точную геометрическую форму. Неправильность - это уже простая дырка,
пробоина, нарушение целостности, которое не поддается никаким точным
измерениям, доступным человеку в его повседневном употреблении. Однако
математике ведь доступно все! Вот я и взялся за столь безнадежное дело. И не
без успеха. Диссертация получилась с блеском.
и многоугольные квадраты?..
может найти применение та или иная теория. Двадцать лет назад я пробовал
математизировать обычные дырки, а теперь мы математизируем весь мир.
Куликов Роман
Лукьяненко Сергей
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Лондон Джек
Свержин Владимир