судить? И вообще - зачем ты? С одинаковой легкостью пишешь о самодеятельных
концертах, о превращении Киева в образцовый город, о новом спектакле в
оперном театре, о сооружении нового жилищного массива Виноградарь и о
ветеранах войны. А задумывалась ли ты, когда была война? Для тебя это нечто
совсем нереальное. Невозможно даже вообразить. Расстояние чуть ли не такое,
как до Пелопоннесской или Пунических войн. Когда, была Третья Пуническая
война? И когда Ганнибал впервые пустил на римлян своих слонов? А когда
впервые "заиграла" наша "катюша"? И кто подбил первого "тигра"? Не знаешь
или же не хочешь знать? А ведь вокруг еще полно людей, которые пережили
войну и помнят каждый день из тех полутора тысяч дней. Отец твой начинал
войну лейтенантом, закончил полковником, ты родилась уже как полковничья
дочка, детство твое прошло среди людей, которые научились на войне стоять
плечом к плечу, никогда не знать одиночества...
осталась только память об отце, да и не память, а сплошная боль, которой она
боялась все больше, но избавиться от которой, чувствовала это отчетливо, уже
никогда не сможет. Если бы она встретилась с Карналем, она бы, наверное,
сумела рассказать о своей причастности к людям войны и, следовательно, о
своем праве на их воспоминания. Ибо журналист тоже обязан так или иначе
завоевывать право. То ли способностями своими, то ли общностью своей судьбы
с людьми, о которых пишет, а то и просто настырностью, к которой приходится
порой прибегать. Она не могла быть настырной, да и не хотела. Академик
Карналь ее не интересует. Теперь она вспоминала свою неудачу в приемной
Карналя безгневно, почти весело. Вела себя как глупая девчонка. Ехала,
переживала. А между тем следовало попросту позвонить по телефону и узнать,
сможет ли Карналь принять ее. Или пусть бы позвонил сам редактор. Для
солидности и для соблюдения уровня. Потому что когда ты живешь в столице, то
на каждом шагу приходится заботиться о соблюдении странной категории,
определяемой таким знакомым и в то же время непостижимым словом "уровень".
редакцию или есть мороженое. Мороженое показалось привлекательнее.
сил стараются подчеркнуть свою незаметность. Вот он стоит перед тобой, а в
то же время его словно бы здесь и нет. Как в песне поется: "Ой був та й
нема, тай по...хав до млина". Одна нога тут, другая там, одно ухо к тебе, а
другое - еще куда-то, глаза уставились на тебя, а уже где-то высматривают
что-то свое - вечная раздвоенность, расколотость, распятость на всех ветрах
и сквозняках. Таков Алексей Кириллович. Голос у него тихий, такой, что и не
поймешь сразу, хочет он тебе что-то сказать или просто шепчет сам себе,
какое-то чревовещание, на лице не дрогнет ни единый мускул, в глазах
никакого выражения, в самом голосе навеки утрачены все интонации. Машинная
речь?
людей, которые называются помощниками. Должность, видимо, нужная, но в то же
время иной раз и смешная. К примеру, что должен делать помощник академика?
Помогать думать? Помощники у Карналя не держались. Чувствовали свою
ненужность, бесполезность, не выдерживали двусмысленности и комичности
своего положения и уходили добровольно: расставания были мирными, часто даже
трогательными, но все-таки расставания.
относится к литературным, но другого Карналь в данном случае подобрать не
мог.
брюнет, сложен будто бы и крепко, но и не слишком плотно, его возраст никто
бы не определил с первого взгляда. Почти все как у Карналя. Правда, у
академика была довольно густая шевелюра, а у Алексея Кирилловича уже что-то
предательски поблескивало на макушке, но он весьма удачно маскировал
преждевременную лысину. С первых же дней своего пребывания на шаткой и, да
позволено будет сказать, довольно неблагодарной должности он старался
завоевать доверие Карналя своею честностью и верностью. Ничего не скрывал,
никого не подпускал к академику, оберегал его от непрошеных гостей,
отбивался от попыток посягательства на время, мысли, личность своего ученого
бога, был жрецом в святилище Карналя и гордился этим.
Алексея Кирилловича ни малейшего впечатления. Видел и не такое. В иерархии
Алексея Кирилловича корреспонденты не возводились в высший ранг, особенно же
такие, как эта девушка. Поэтому он даже не сказал Карналю о той короткой
стычке, которая произошла в приемной. Дел было так много, что помощник мог и
забыть о каком-то там незначительном эпизоде, забыть, но не навсегда, ибо
это противоречило бы принципу честности, который исповедовался помощником
свято и безоговорочно.
девушка добивалась свидания с академиком, сказать трудно, но можно со всей
определенностью утверждать, что прошло именно такое время, какого
заслуживало столь незначительное событие, и вот тогда Алексей Кириллович,
выбрав соответствующую минуту, когда, по его мнению, академику нужна была
умственная разрядка, своеобразная интеллектуальная кратковременная
передышка, небрежно проронил, что, мол, была тут одна корреспондентка,
которая добивалась, но это же несерьезно, поэтому он...
лишь миг, его мозг уже жадно вгрызался в какие-то лишь ему одному ведомые
идеи. Академик взглянул на своего помощника как-то отсутствующе, точно на
неживой предмет, как бы на столб воздуха, посмотрел без выражения и даже
оскорбительно, но Алексей Кириллович не смутился таким отношением к своей
особе (ибо что такое личность там, где должен торжествовать долг?), он знал,
что непременно должен пробиться к Сознанию Карналя со своей информацией,
какой бы незначительной она ни была, в этом, собственно, и состояла, по его
мнению, первейшая обязанность всех помощников в мире, наивысшее их
назначение и оправдание самой этой профессии. Когда же у тебя есть цель, то
для ее достижения ты должен применять все известные тебе способы, а у
Алексея Кирилловича, как у человека, посвященного в тонкости тактического и
стратегического мышления, число способов было практически неисчерпаемо.
Правда, он не принадлежал к специалистам, скорее к дилетантам, поэтому часто
сама суть того или иного широко применяемого среди сотрудников Карналя
метода умственных упражнений не была ему понятна, он схватывал лишь что-то
побочное, несущественное, одно лишь название, особенно же когда оно было так
или иначе привлекательно, интригующе. Поэтому так ему понравился термин
"мозговая атака", или, как говорят американцы, "brainstorming". Термин этот
Алексей Кириллович понимал буквально: атаковать собеседника, пробиваться к
его сознанию любой ценой, даже когда тот отмахивается от тебя, как от
осенней мухи.
Кириллович снова вернулся к своему сообщению о настырной корреспондентке, но
теперь это уже не имело вида беспристрастной, лишенной эмоционального
элемента информации, а приобретало, так сказать, некоторое очеловечивание,
поскольку помощник хотел оправдаться за свое не совсем учтивое поведение с
корреспонденткой, хотя в неучтивости его никто и не обвинял.
академику, - это не из серьезного органа...
газеты... Если бы центральный орган, так я бы... Вы же знаете, Петр
Андреевич, с прессой мы всегда в контакте. Но это - нет...
знаете: комсомольцы, молодежные сердца... Кстати, о встрече ученых с
журналистами все газеты дали ваше фото, а эта газета единственная не дала.
истина, как и устами младенцев. К сожалению.
я сказал ей, что ваше время принадлежит государству, народу, никто не имеет
права посягать на него... Если же надо редакции, то должен быть соблюден
уровень и договариваться должен всякий раз только главный редактор, а то и
еще выше...
редактор или кто-то там еще выше, и кто этот "еще выше", - ничто уже его не
интересовало. Не оскорбляло и то, как бесцеремонно распоряжаются его
временем, чуть ли не указывая ему, как эффективнее всего тратить это время.
Зато бесконечно удивило, что даже этот приближенный к нему и, ясно же,
подставленный Кучмиенко для всестороннего наблюдения и изучения человек,
собственно, до сих пор не заметил, что он, академик Карналь, вот уже много
месяцев почти совершенно пребывает в сфере воспоминаний, полонен
воспоминаниями, к тому же мучительными и нестерпимыми, отчего коэффициент
его полезного действия начинает приближаться к нулю, если уже не достиг
этого уровня.
тот в своей вечной незаметности никогда не хотел этого делать, - вот вы
распорядились за меня... Отказали мне в праве на воспоминания о войне...
Каковы ваши мотивы? Могли бы вы мне объяснить?
Отказывать я не имею права... Но посоветовать... Я посоветовал той
девушке...