приглашали осенью на уток, а то и на кабана - их развелось в лесах вокруг
Днепродзержинского моря видимо-невидимо, сожалели, что гость так быстро
уезжает, и в то же время невольно каждый тайком бросал взгляд на большие
вокзальные часы, удивляясь, как медленно минутная стрелка ползет по
циферблату. Карналь тоже поглядывал на часы и тоже с нетерпеливой злостью
следил за стрелкой, от которой зависела свобода и его собственная, и всех
этих почтительных, приятных, гостеприимных, но страшно замученных
обязанностями людей, каждый из которых в глубине души скрывает тот же
вопрос, что и он, Карналь: когда же наконец поезд тронется?
желание задержаться хотя бы на день, спрятаться от всего света, уединиться,
забыть о своих вечных думах, о своем состязании со временем, о дикой
мешанине проблем, в которых запуталась его жизнь. Желание было настолько
острым, что он чуть не попросил Алексея Кирилловича забрать из вагона их
портфели, и, может, сделал бы это, если б не был окружен внимательными,
солидными провожатыми, которые никогда не поняли бы его душевного движения
и, промолчав сегодня, впоследствии при случае не удержались бы от слов
удивления, а то и осуждения.
увидел, как по перрону почти бежит Анастасия. Неожиданно и приятно нарушался
вековечный ритуал мужских провожаний. Сколько он помнил, его всегда вот так
провожали к поездам или к самолетам только мужчины. Никогда ни единой
женщины, словно бы наука, которую он представлял, была заказана женщинам,
хотя в действительности ею занималось, кажется, не меньше женщин, чем
мужчин, и часто Карналь убеждался, что женский ум в этой сложной отрасли
духовной деятельности человечества отличается намного большей гибкостью и
точностью. Женщинам не всегда хватало упорства и настойчивости, они избегали
(даже, можно сказать, пугались) проблем слишком общих и неопределенных, зато
охотно бросались туда, где нужна была интуиция, предчувствие, улавливали
самое незаметное, самое топкое, никогда не боясь переступать грань
невероятного. Помимо этого, женщины (а там, где работал Карналь, были только
молодые женщины, ибо и сама кибернетика принадлежала к наукам самым молодым)
как бы облагораживали суровое мужское общество, вносили в него благородство,
утонченность, ту высокую нервность, которая не допускает равнодушия и
заставляет каждого изо всех сил бороться с приступами посредственности,
выдавливать ее из себя до последней капли.
Анастасия бежала по перрону вдоль вагонов. Он удивился и этим мыслям, и
своему мальчишескому желанию остаться еще хотя бы на один день в
Приднепровске, не хотел признать, что причиной этому было появление молодой
журналистки. Еще не представляя себе, есть ли какая связь между нею и его
душевным смятением, он мгновенно нашел себе оправдание в том, что не успел
как следует поговорить с Совинским, наедине, без свидетелей, а может, с
Иваном и этой девушкой, которая, кажется, намекала что-то о своем желании
помочь Совинскому. Сплошная запутанность, из которой академик попытался
выпутаться шутливым обращением к Анастасии:
- Вы же обещали...
вечер в киевском парке. Вы тогда играли со мною в таинственность, у меня
теперь - никаких тайн. Отважилась ехать вместе с академиком.
придерживался шутливого тона.
Кириллович.
дальше, и как раз в это мгновение прозвучали традиционные слова о гражданах
отъезжающих и гражданах провожающих. Карналь и Алексей Кириллович бросились
пожимать руки "гражданам провожающим", с вагонных ступенек академик еще раз
приветливо помахал всем, крикнул Совинскому, что всегда готов видеть его у
себя, поезд тронулся и мягко поплыл вдоль перрона.
торопился высказать облегчение по поводу отъезда академика или же обменяться
словами о капризности всех этих ученых, которые только мешают работать и
выполнять план тем, кто призван работать и выполнять план, и, как неминуемое
зло, терпеть в придачу еще и вмешательство разных академиков и профессоров.
состояние. Наконец остался один, если не считать Алексея Кирилловича,
который умел устраняться, становиться незаметным именно тогда, когда в том
возникала потребность, тонко чувствовал такие минуты. Душевное возбуждение,
возникшее на перроне, не оставило Карналя и в купе вагона, он поймал себя на
непривычном для него желании снова быть с людьми, ему не хотелось уединения,
он внезапно утратил вкус к привычным размышлениям, не радовался возможности
снова вернуться в свое привычное состояние, из которого его все время
вырывала жизнь, люди и обстоятельства и к которому он упорно,
последовательно, воинственно пробивался, часто удивляя своих собеседников
или спутников, довольно откровенно домогаясь, чтобы его оставили в покое.
Алексея Кирилловича и, когда тот рванулся, чтобы пойти на розыски Анастасии,
придержал своего помощника и с несвойственной для себя застенчивостью
пояснил, что хотел бы сделать это сам.
лучше это сделаю я.
Он вне сферы ваших обязанностей. А вы, может, приготовили бы здесь бутылку
вина или что-то в этом роде? Как думаете, наша журналистка может выпить с
нами вина?
межвагонные сцепления, надежно закрытые собранными в гармошку мехами.
Купейных вагонов оказалось несколько, в каком из них Анастасия, где ее
искать и как это сделать, он не знал и не умел, вернее, забыл, да и не
приличествовало ему открывать дверь каждого купе, заглядывать, бормотать
извинения. Поэтому просто шел через один вагон, другой, третий, добрался до
конца поезда, повернул назад, мысленно браня себя за мальчишество, и вот тут
в одном из вагонов навстречу ему вышла Анастасия.
в гости.
сверкнула на него Анастасия.
разыскивая вас.
к игре, правила которой требовали, чтобы Анастасия немедленно стала
возражать, говорить, что он, дескать, еще совсем молодой, что на вид ему
столько-то и столько, что... Но у нее хватило такта не заметить словесного
промаха Карналя, она тряхнула своими короткими черными волосами, дерзко
махнула рукой:
задание!
шутливый тон. - Деловые разговоры запрещаются. У нас был напряженный день,
теперь мы имеем право на некоторую расслабленность. Может, выдать вам
небольшую тайну: Алексей Кириллович старается насчет бутылки вина. Вы как?
рядом с академиком Карналем.
торжественно.
вагонно-буфетные богатства: жирная ветчина, кабачковая икра, нарезанный еще
в начале пятилетки сыр, стояла бутылка шампанского, две бутылки кефира,
лимонад и пиво.
"Звездочка" или же вафли. На выбор.
выпили шипучего напитка. Анастасии почему-то все время хотелось беспричинно
смеяться, академик предложил выпить еще, потом попросил спутницу, чтобы она
хоть немного рассказала им о себе, нарушая журналистскую традицию, по
которой журналисты должны лишь добывать данные о других, вечно замалчивая
все, что касается их самих.
человека есть что рассказать о себе.
Анастасия. - Ведь математики обладают сильным воображением, не так ли?
человеком оно бессильно. Это уж отрасль художника, психологов, социологов,
политиков, ну и, ясное дело, журналистов, которых вы здесь счастливо
представляете.
попытаюсь рассказать, будто ехала вместе с академиком Карналем, да еще в
одном купе, да еще пила с ним и его помощником шампанское.
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Акунин Борис
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Курылев Олег