товарища-неудачника, то только для его же пользы. Тогда в мире господствовал
мир и порядок, планеты вертелись по точно определенным силами притяжения
орбитам, насилие применялось для борьбы против еще большего насилия (и
побеждало, черт побери! Побеждало, что бы там сегодня ни говорили все эти
чубатые мальчишки!), в науке торжествовали принципы и указания. Надо было
продвинуть вперед экономическую теорию - пожалуйста. Запутались языковеды со
своими суффиксами и префиксами - распутали. Забыли некоторые так называемые
ученые, как доят коров, бросились исследовать какую-то бессмысленную
мушку-дрозофилу - вернули их к коровам! Доверие оказывалось тому, кому оно
должно было оказываться, остальных тоже не обижали, давали возможность
трудиться на соответственных уровнях. Во всем был уровень, а уровень в жизни
- самое главное. Но это было когда-то, не теперь. Может, и теперь существует
уровень в жизни, но он какой-то неопределенный, все сметалось, перепуталось
угрожающе и недопустимо, убедиться в этом легче всего на примере того же
Карналя! Был он человек как человек - и вдруг понесло его выше, выше, выше!
Куда, зачем, по какому праву? Кучмиенко не успевал, отставал все больше и
больше, несмотря на все его отчаянные попытки удержаться уж если не выше
него, то хотя бы на том же уровне. Но куда там! Не спрашивают, не
советуются, не подпускают, не слушают. Подсвечивают Карналя со всех сторон,
как эти киевские соборы, как дворцы, как обелиски Славы.
в небо, точно какой-то столб дыма. Мне всегда хочется плакать.
сказать про обелиск? В голову приходили только общеизвестные истины: память
воинов священна, никто не забыт, ничто не забыто...
жизнь плести общие фразы - это намного проще, чем задумываться над истинами,
каких человечество еще не знает. Истины живут независимо от наших знаний и
наших усилий. Никто их не открывает, а просто называют время от времени и
поднимают шум, якобы кто-то что-то нашел. Как тот канадский профессор, что
"открыл" так называемый стресс. Без стресса ни тпру ни ну, стресс и вреден,
но и полезен, ибо дает выход нашим чувствам и еще там всякому душевному
шлаку, очищает наши души и организмы. Вот так открыл! Миллионы лет люди
грызлись между собой, смеялись, плакали, целовались, восхищались,
стрессовались, не зная, что выполняют установки будущего профессора, который
родится когда-то в Канаде! Если уж на то пошло, то Кучмиенко и у
кибернетиков не видел никаких открытий. Все эти мальчишки у Глушкова и у
Карналя только морочат людям головы. Вместо обычной человеческой речи
выдумывают чертовщину - Глушков даже отдел лингвистических проблем открыл.
Может, думает, заставят человечество заговорить на каком-то новом языке?
Дудки!
конский. На него часто теперь такое нападало. Сегодня несколько раз уже было
так в квартире у Юрия, но потом отпускало, он проветривался на балконе, с
залива тянуло прохладой, кажется, никто не замечал его неприятного
состояния, от которого сам Кучмиенко неизъяснимо страдал, но с которым
ничего поделать не мог. Он потел перед начальством, от собственного
бессилия, с перепугу, а также - что было хуже всего - возле красивых женщин.
помогало, он потел как-то словно бы внутренне, это был пот нетерпения, жажды
отмщения, азарта игрока, если можно так выразиться. Кучмиенко даже меньше
думал о том, как Анастасия молода, красива, привлекательна - таких женщин в
Киеве полмиллиона! Важным прежде всего было то, что она какими-то тайными
узами связана с Карналем. Было между ними что-то или не было, все равно
Карналь знал о ней, а она знала о нем, они вместе возвращались из
Приднепровска, помощник Карналя попытался скрыть это, а раз так, - значит,
здесь что-то есть! Случай пришел на помощь Кучмиенко, случай, который мог бы
стать как бы возмещением за все утраты и неудачи последних лет в бесплодной
погоне за Карналем.
униженность и неполноценность. Вот ты идешь со своим товарищем, вы
одинаковы, вы знаете друг друга с детства, между вами никогда не замечалось
никакого неравенства, но попадается на вашем пути женщина и по каким-то
непостижимым законам выбирает не тебя, а его! Объяснить это никто никогда не
сможет, даже сама женщина, да ты и не нуждаешься в объяснениях, так как душа
твоя взывает к справедливости! А что такое справедливость? Это равенство
перед злом и добром, в зле равенство выдерживается легче и проще, ибо тогда
действительно все несчастны одинаково, но как только воцаряется добро, так и
разваливается все стройное сооружение равенства, единообразие нарушается
самым возмутительным образом, твои однокашники раскачиваются по таким
амплитудам, что уже не то что не поймешь ни одного, но и глазами не успеешь
уследить за их мельканием!
в жизни последовательно и неуклонно, как законы природы. Однокашники,
однокурсники, однополчане, земляки, соседи, однолетки - все было одинаково
от рождения, и они одинаковы, а потом один остался, как пень у дороги, а
другой разросся ветвистым деревом, щедрой рощей, зеленым лесом, и уже к нему
идут под его защиту люди, целые толпы. А другому не верится: как же это?
Были одинаковые, были рядовые солдаты, однако я солдат, а ты генерал, были
студенты, я на уровне студента остался, а ты министр или академик. Должно
быть как? Должно все оставаться как было, что тебе, то и мне, права
одинаковые, связаны мы с тобой навеки общностью происхождения, учебы,
товарищества.
неприветливых гор или из безлюдных пустынь, где все действительно держалось
на общности и взаимовыручке, где жестокая природа прижимала человека к
человеку, заставляла людей складывать силу к силе. Но цивилизация смела
давние обычаи, они не удержались ни на суровых вертикалях гор, ни под дикими
ветрами пустынь, зато укоренились среди некоторых равнинных жителей,
всходили на дрожжах неторопливости, лености, неповоротливости, завладевали
ленивыми душами таких, как Кучмиенко.
казалось, что они едут слишком медленно. Ему было тесно в "Жигулях", его
крупное тело не вписывалось в эти габариты, выдуманные сухоребрыми
итальянцами. Он молча молился какому-то своему богу зависти и нетерпения,
чтобы они наконец доехали, чтобы выйти из машины, стать на асфальт,
расправить плечи, надвинуться всей своей тяжестью на тоненькую зеленоглазую
молодую женщину, за которой скрывается тайна о Карнале. Вот только бы не
растеряться, найти способ, угадать нужный тон! Попытался вспомнить
что-нибудь из своего опыта - ничего не было. Ни единого хитрого хода и
подхода, ни одной идеи - хаос, тупики, пропасти, тление памяти, порванные
связи, разрушенные мосты между мыслями. Говорят, в разведческих школах дают
задания: пойти и влюбить в себя такую-то женщину. Кучмиенко выгнали бы из
такой школы на третий день. Всю жизнь пытался он привлекать женщин
степенностью, но кто же теперь клюнет на степенность? Эта тоненькая выдра?
добирались до Михайловского переулка слишком долго. На самом же деле
пролетели через сонный город метеором. Анастасия заперла машину, спрятала
ключи в сумочку, достала ключи от квартиры. Кучмиенко тяжело переводил дух,
сбрасывая с себя помятость и позорную потливость.
принизить себя, ибо перед женщиной принижаться всегда полезно. Это поднимает
ее в собственных глазах, и тогда она сразу к тебе добреет.
- История и современность.
оказалось вершиной мудрости.
переулка показалась Кучмиенко особенно очаровательной, но должна же в ней
проявиться и жестокость к нему, если она в самом деле... с Карналем.
неуверенно, подала Кучмиенко узкую, сухую руку.
мозга, выискивая способ задержать Анастасию, задержаться возле нее.
стоит возле ее дома, держит ее руку. Карналь этого не имел, не мог иметь.
Ну, разговоры, ну, общая поездка, ну, сидение в вагоне, ну, какие-то там
неуловимые токи симпатии, может, даже намеки на нечто большее. Но ведь не
то, что у него, не то, не то!
удобным. У меня вид из окон...
подчеркнуть, что живет одна. Но Кучмиенко не хотел вспугнуть пташку.
хоть бы в одном глазу! Сплошная трезвость!
руку, но сделала это без надлежащей решительности.
погибаю. Запеклись губы, н"бо покрылось коркой и потрескалось, как дно в
высохшей луже.
вам воды?
то я вместе с вами поднимусь на лифте, и вы дадите мне через дверь, или как
там...
Андреев Николай
Маккефри Энн
Василенко Иван
Суворов Виктор
Распопов Дмитрий