бомбой не разбудишь! Он и на работе спит без просыпу. Целыми днями храпит в
машине.
подъезду.
составили плана вашего... водопоя.
Ваших никого не разбудим. Я, знаете, как мышь. На площадке, возле лифта, не
отпуская лифта и не закрывая дверей...
это еще больше убедило его, что Анастасия живет одна, хотя уверенности еще
не было. Какая-нибудь старушенция или тетка с усами и басовитым голосом,
такими тетками в Киеве набиты все квартиры в центре.
жажды, и я буду виновата. Достаточно с меня провинностей, которых я
набралась сегодня на Русановке.
вслед за ней. - Обычный вечер, немного было перепалки, но ведь молодость!
Диалектические процессы происходят не где-то в жизни, они всюду, в советских
семьях тоже.
другим, - засмеялась Анастасия, входя в кабину лифта.
алюминий, автоматика, почти герметичность, будто что-то космическое. В таком
лифте, наверное, хорошо целоваться с девушками, никто не увидит и не
услышит, можно нажимать на кнопки, шугать то вверх, то вниз хоть целый день,
бесшумно и счастливо. Но ночью лифт гремит, будит весь дом, да и ты ведь не
мальчишка, перед тобой - не влюбленная в тебя девушка, а привлекательная
молодая женщина, красивая и, пожалуй, хищная, как тигрица. Неосторожное
прикосновение - и выцарапает тебе глаза.
его мягкие, как тесто, телеса не наплыли на Анастасию, не коснулись ее, не
задели. Когда вышли из лифта и он увидел, что Анастасии надо пройти в конец
длинного темного коридора, он пробормотал что-то о том, что негоже оставлять
женщину одну в таких дебрях, и несмело проводил ее до дверей, но когда
Анастасия отперла дверь и, не приглашая Кучмиенко войти, быстро исчезла в
квартире, даже не зажигая света, наверное направившись в кухню за стаканом
воды, он тоже втиснулся в прихожую, потом дальше - вслед за Анастасией. Свет
на кухне резанул его по глазам, он заслонился от неожиданности, тут
Анастасия увидела его, сказала удивленно и возмущенно сразу:
меня и так излишек площади.
Анастасия.
Анастасию, пытался поймать ее взгляд, сплести свои бесцветные глаза с ее
черно-зелеными. Она избегала, откровенно не хотела вступать в поединок
взглядами, стояла, ждала, когда он уйдет.
чувствовал, что ничего не вышло, нужно пожать руку, поцеловать, может, даже
поцеловать щеку, игриво подпрыгнуть, как молоденький петушок, тогда бы он
остался хозяином положения, а так можно опозориться по самые уши...
коварный план, она легко обошла Кучмиенко, прошла в комнату, включила свет.
столик, вдоль стены - стеллаж, набитый книгами. Больше ничего. Даже стола со
стульями не было. Садиться в кресло? Слишком поздно. Подойти к стеллажу,
поинтересоваться книгами? Но книг он не признавал. Книги съедают в квартире
кислород, в этом убедила его Полина. Они не держали дома ни одной книжки, не
выписывали газет - газеты съедают кислород с еще большей жадностью. Они
ограничивались радио, телевизором, пластинками, то есть так называемой
бытовой электроникой, в которой их Юка был просто бог.
Больше ничего.
меня ведут. Так и обхожусь...
Пишете статьи, работаете... Как же... без стола?
читаешь. Писать - в редакции. У нас там режим: не отходя от редакционного
стола, положить готовый материал. Так, как и у вас.
безлюдной квартире. Собственно, идеальном месте для любви, особенно когда
молодая одинокая женщина впустила тебя сюда поздней ночью. Если бы не его
положение, солидность, если бы это в студенческие или фронтовые годы! О,
тогда бы Кучмиенко показал, кто он и что он! А тут незримо стоял между ним и
Анастасией академик Карналь, сквозь которого надо было прорваться. Хотелось
любой ценой прорваться, но никакие способы не приходили в голову, хоть умри.
обтертый, что-то словно бы давнишнее, знакомое еще с фронтовых времен, хотя
сам Кучмиенко всегда имел планшеты новенькие, как и все обмундирование.
отчужденностью и холодом.
мной.
возле себя не хотела и не захочет никогда видеть, терпеть, переносить. Если
бы никого! Кучмиенко помолчал, солидно посопел, выдержал паузу, необходимую
для соблюдения приличия. Мертвому - покой, живому - живое. Отдав положенное
уважению погибших, вспомним о том, что жизнь требует от нас... Ага, чего
требует от нас жизнь?
поздно, хоть... и все же я ваш гость... Могли бы вы, например, угостить
меня? Чтобы все было прилично, как оно и положено... у нас, советских
людей...
закончив фразу. Но уже вырвалось, вылетело, назад не впихнешь.
предпочтение свежему.
если...", однако слепая сила толкала его дальше и дальше, может, к погибели
и позору, а возможно, и к победе, кто же это может знать?
какие-нибудь мужчины? Вообще могут нравиться?
клетками костюма фигуре. Сначала ее раздражал этот нелепый искуситель,
теперь он просто смешил ее. Не надо объяснять, зачем поздней ночью мужчина
врывается в квартиру одинокой молодой женщины. По крайней мере, не для того
чтобы рассказывать ей о способах жизни простого советского человека! Он
прекрасно знает, чего хочет, но и женщина тоже знает, чего он хочет, и от
нее зависит - принять условия игры, предлагаемые мужчиной, или отвергнуть
решительно и категорично! Да, ей нравятся мужчины, потому что она молода,
красива, она любит жизнь, ее тоже порой охватывает бессильная истома... На
ведь не любой же мужчина, и тут пролегает пропасть между миром мужским и
женским. Женщина относится к себе, к своему телу, к его чистоте и святости с
более высокими требованиями и, так сказать, ответственностью. Над нею
тяготеет испокон веку ответственность за род, за гордость, за красоту, она
разборчива и капризна, для нее всегда светится что-то почти недостижимое,
для определения чего употребляют часто слово "идеал". Но это лишь
иносказание, так же как термин "душа" является очень неточным обозначением
того непостижимого, сложного чувства, коим руководствуется человек во всем
сугубо человеческом.
нравятся некоторые мужчины. Могут даже очень нравиться... Но... не такие,
как вы...
может, такие, как академик Карналь?