называлось новыми штанами, Зот похромал со двора, сопровождаемый прищуренным
взглядом Михайла, который так и не шевельнулся на крыльце и не выплюнул
бычок, угрожающий выжечь на губе пузырь.
состоянии возвращается главный конюх "Красного борца", только Андрий
прибежал домой и прямо от ворот махнул в конюшню, где каким-то чудом снова
была заперта дверь, словно бы тот зверь Арап не терпел людей до того, что
сам умудрился запираться от них.
Карналь, и встревожился, потому что жеребец, набрасывавшийся на всех людей,
почему-то подпускал к себе Андрия, словно бы чувствовал прежнюю его дружбу с
Михайлом.
Михайло. А поскольку Карналь его не слушал, то Михайло крикнул уже
разозленно: - Слышал? Или Зот, или катитесь с вашим тсозом к такой матери!
обращал внимания на Михайла, не замечал его, презирал. Михайло сплюнул
бычка, прыгнул с крыльца, неслышно, как-то словно бы на лету оказался у кучи
навоза, выхватил оттуда огромные вилы-шестерики с блестящими укороченными
зубьями и, размахнувшись, с силой швырнул их в спину Карналю.
когда Михайло сорвался с крыльца и кинулся к вилам, мальчик побежал следом
и, прежде чем Михайло швырнул в Карналя тяжеленные вилы, успел отчаянно
крикнуть:
них в последнюю долю секунды, вилы приковали его взгляд, он растерянно
смотрел, как они вогнались в доски дверей на половину зубьев. Держак упруго
дрожал - такой силы был удар. Если бы в спину - то насквозь, так бы и
пришили Карналя к двери. А Михайло, озверевший от неудачи, бросился на
Петька, сбил его с ног, топтал сапогами. Мальчик увидел высокие голенища, в
ноздри ему ударило острым запахом дегтя, сапоги били по его маленькому телу,
по погам, по рукам, по груди, Петько больше всего боялся, что они будут бить
по голове, поэтому не закрывал глаза, смотрел на те сапожищи, видел их
совсем рядом, огромные, страшные. Но тут наконец опомнился Карналь, кинулся
на Михайла, ударил его в грудь, оттолкнул от мальчика, подхватил Петька на
руки, понес к крыльцу.
ударить еще раз, но не выдернул, не ударил. Вечером пришел к Карналям, долго
стоял молча у порога, посасывая своего бычка, никто ему ничего не говорил,
даже крикливая мачеха затаилась. Тогда Михайло не выдержал, мрачно спросил
Андрия:
своей пышнобедрой Катри, отвел Арапа в Тринчикову конюшню, процедил сквозь
зубы Зоту, который вылез из сена, забыв в то утро даже погреть зубы на
солнце:
его, даже купать водил и, держа на длинных ременных вожжах, позволял
Самолету вволю покататься в высокой траве.
искренне и сердечно благодарим и посылаем вам всем вместе горячий привет и
желаем всего наилучшего в вашей жизни. У нас дома все в порядке, хата
теплая, харчей хватает, пока на работу езжу каждый день на лошади, вот уже
три с половиной месяца езжу на санях, снегу много, да еще и морозы доходили
до 32 градусов, как едешь, аж глаза слипаются, а я выдержал, потому что в
валенках и в кожухе, и вот сейчас вспомнил, что никогда у меня ноги не
замерзали, какая бы зима ни была, главное - надо беречь ноги, а ты, Петрик,
жалуешься на здоровье, так береги ноги, и здоровье будет.
отмечали у нас, поприходили ко мне все соседи, значит, сошлось двенадцать
пар, или же двадцать четыре души, был Федор Левкович и голова колхоза Зинька
Лебедева с мужем Иваном Лебедевым, нашим агрономом. Только уселись за стол,
как приносит почтальон вашу телеграмму, и все бросились читать, а потом еще
"молнии" поприносили из Днепропетровска и Запорожья, из Львова и Полтавы, и
все меня поздравляют с семидесятилетием, это такая была радость, для меня и
для всех, что никто не забыл деда Андрия Карналя в день его рождения, что в
эту минуту все наши гости поднимали чарки до потолка и кричали трижды
"ура!", как гиниралу, и в этот вечер гуляли очень весело, и я выступил со
своей речью, говоря им всем, что я сегодня очень горжусь и очень рад, что
дожил до 70 лет и держусь в работе наравне со всеми вами, сыны, дочки,
братья, сестры и все товарищи, и большое вам спасибо всем, что вы пришли ко
мне отметить этот день.
подарили подарки разные, брюки, сорочки, майки, носки, материю, духи,
деньги. На другой день опохмелились, я взял 14 бутылок горилки да 5 вина, да
каждый пришел со своей бутылкой, а еды Одарка Харитоновна наготовила так,
что только птичьего молока не было, а то всего хватало, и все были довольны.
узнал, как твое здоровье, как ваша доченька хорошая, что уже в школу ходит,
может, пойдет в Карналей и будет ученой. Я когда получаю от вас письмо, у
меня появляется такая бодрость и такая радость, что я не могу и передать
вам, и прошу писать и дальше, как ваша жизнь. У меня план такой, как
дождемся лета, я хочу поехать в гости в Туркмению, где родственники Айгюль,
потому как я служил когда-то в Туркестанском полку в Мазурских болотах, был
на фронте в первую мировую войну, так что хотел бы повидать и Туркмению, и
родичей Айгюль, какие сохранились, а из-за работы никак не вырвусь, так,
может, вы приедете на своей "Волге" да и поедем вместе, а то скоро,
наверное, надо умирать.
пенсия денежная, а какая - неизвестно. Ты, Петрик, наверное, знаешь, а в
письме не написал, а тут все пенсионеры ждут, какой будет закон.
водичка под снегом, скоро весна.
после того, как уцелела твоя жизнь, которой угрожали с самого рождения.
Карналь никогда не относился к тем, кому везет уже с колыбели, кому все
дается легко, само плывет в руки. Мир встретил его неласково, даже
враждебно, малой Петько еще и не осознавал ни самого себя, ни окружающего, а
уже были у него враги, тяжкие, ожесточенные, смертельные, уже должен был
выказывать выдержку, удивлять не только самого себя, а врагов, да еще,
может, судьбу, если эта неуловимая и загадочная категория способна
удивляться.
империалистической после контузии и лечился в московском лазарете,
преисполненный тщеславия. Прислал домой фотографию, на которой он стоит в
папахе между двумя своими товарищами по Туркестанскому полку, такими же
крестьянскими сынами, молоденькими и затурканными солдатами. Но поскольку
невозможно вернуться домой, не заработав в армии хотя бы одну лычку на
погоны, Андрий Карналь взял химический карандаш и нарисовал себе на погонах
сразу по две лычки - младший унтер-офицер. Пока странствовала по почте
фотография, пока сам Карналь, накрытый глыбой мерзлой земли от германского
фугаса, выздоравливал в лазарете, а потом добирался до отцовой убогой хаты,
пририсованные лычки в его воображении превратились в настоящие, а из
самозваного унтер-офицера он готов был перелицеваться в полного офицера -
разве ж не все равно, что себе присваивать, если присвоение это незаконно? А
тут еще старая Колесничиха подарила им с Михайлом Андриевским на двоих свою
казацко-дворянскую хату. У Карналя совсем закружилась голова, он заявил
своему отцу Корнию, что женится только на богатой. Стали искать невесту. В
Переволошне была какая-то офицерская сестра. Отец ее владел тремя ветряками,
десятью парами волов, а земли было - немерено. Но все же польстились на
"офицера", приехали пароконной бричкой, устланной цветастым ковром, на
смотрины. Однако едва невеста заглянула за тын и увидела, что детворы там,
как червей, а всего скота - пес Букет, не дала отцу своему слезть с брички,
мигом хлестнула лошадей.
осмотрительно обходя своих озерянских девок, слишком хорошо знавших про его
бедность. К этим смотринам готовились уже внимательнее. Маленьких братишек и
сестренок Андрия распихали по соседям, во дворе подмели, убрали хату,
побелили, одолжили у Антона Раденького кобылу, а у старого Белоуса - две
коровы, попривязывали их возле хлева, чтобы сразу было видно. В амбаре, где
стояли бочки для пшеницы и плетенный из соломы кошель для муки, Андрий
вытворил такое, что об этом потом долго рассказывали в Озерах, - он мог
приравняться если не к князю Потемкину, который когда-то обманывал здесь, у
Днепра, самое царицу Екатерину, то, по крайней мере, к хитрому цыгану,
который всегда умеет продать последнейшую доходягу за резвого жеребца да еще
Шилова Юлия
Акунин Борис
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Корнев Павел
Сертаков Виталий