Чтение 10–й страницы книги ~Разгон~

- В приемной.

- Почему же меня не предупредили?

- Вы сказали, когда у вас будет "окно". Я выбрал.

Странная жизнь. Тебя даже не спрашивают. Находят "окна" в твоем времени
и пихают туда кто что хочет. Каждый что-то требует от тебя, каждому что-то
надобно, каждому должен давать, давать, и чем дальше, тем больше,
становишься как бы своеобразным устройством, автоматом, который приводится в
действие уже и не монеткой, а самыми разнообразными способами: телефонным
звонком, голосом, взглядом, желанием, капризом, улыбкой, неуловимым
настроением. О твоем же настроении никто не спросит.

- Хорошо, зовите, пусть войдет.

Алексей Кириллович выскользнул из кабинета, подмигнул заговорщически
Анастасии, успел шепнуть ей на ходу: "Не в духе!" Тихо прикрыл за нею дверь,
оставив с глазу на глаз с академиком. Карналь встал навстречу молодой
женщине, предложил сесть.

- Меня вы знаете, - после первых слов приветствий сказал он, -
позвольте спросить, как я должен обращаться к вам.

- Меня зовут Анастасия.

- То есть Настя.

- Можно и так, но я бы хотела остаться Анастасией.

Высокая, худая. Карналь не любил высоких женщин, и вообще сейчас ему
это было все равно.

- Слушаю вас.

- Ваш помощник...

- Оставим помощников.

- Редакция имеет намерение открыть рубрику "Рассказы известных людей об
одном дне войны"...

- Как понимать: известных?

- Буквально.

- Но ведь я не маршал, не Герой Советского Союза.

- Вы академик. Вас могли убить, человечество утратило бы редкостный ум.

- Война не выбирала. Вполне вероятно, что миллионы намного более ценных
умов утрачены трагически и бесповоротно.

- Вот поэтому-то воспоминания таких людей, как вы, имели бы особую
ценность...

- К сожалению, моя профессия не дает возможности предаваться
воспоминаниям. Не говоря уж о моем нежелании. Думаю, вы не станете меня
вынуждать.

Анастасия бросила на него быстрый взгляд, во взгляде была почти
ненависть, Карналь уловил это, подумал, что мог бы вести себя с девушкой
поприветливее, но что-то ему мешало. Это уж было совсем невыносимо! Мало из
него тянули идей, разработок, теорий, это требовало энергии, бессонных
ночей, постоянного сверхчеловеческого напряжения - теперь хотят еще
воспоминаний!

- Я слишком занятой человек, - сказал почти сурово.

- Человек не может быть в едином измерении.

- Спасибо, что объяснили.

- Вы разрешите хотя бы сфотографировать вас?

- Зачем?

- Мы не смогли дать ваше фото к отчету о встрече ученых с журналистами.
У меня просто не вышел ваш снимок. Вы показались мне... не очень
фотогеничным.

- Думаете, я стал фотогеничнее за эти дни?

- Тогда я не очень-то и старалась. Теперь попробую.

- Наверное, это страшно капительное дело: позировать.

- Не беспокойтесь. Эта камера автоматическая. Она все сделает сама.

- Тогда...

- Вы хотите спросить: зачем я здесь?

- Приблизительно.

- Заодно вам хочется выбросить и мою японскую камеру?

- Угадали.

- Знаете, мне тоже как-то неинтересно здесь. Может, и... моей камере.
Вы просто на редкость неинтересный человек. Ничего поучительного. Ваш мозг -
вполне вероятно. Но как человек...

Карналь засмеялся. Так с ним давно никто не разговаривал.

Анастасия уже шла к двери. Так оно лучше. Он никогда не казнился, когда
приходилось буквально выбивать себе крохи времени, отбиваясь от настырности
и любопытства множества людей, которым просто нечего было делать. Эта
девушка, похоже, принадлежит к той распространенной нынче категории людей,
которые, абсолютно ничего не умея делать, готовы болтать обо всем на свете,
выказывать информированность, делая вид, что именно они решают все проблемы.

- Кстати, моей дочке, пожалуй, столько же лет, сколько вам, -
неожиданно для самого себя сказал Карналь вдогонку Анастасии.

Она остановилась у двери, глянула на него без любопытства.

- Очевидно, я должна сказать, что моему отцу столько же лет, как и вам.
К сожалению, это не играет никакой роли.

- Ошибаетесь, в этом мире все играет роль и все имеет значение. Для
начала вы могли бы записать воспоминания о войне вашего отца.

- Он погиб.

- На войне? Но ведь...

- Вы хотите сказать, что тогда я не могла бы родиться? Он погиб, когда
я училась в девятом классе. Испытывая новую военную технику.

- Простите, если причинил вам боль.

- Но о войне он не рассказывал мне никогда. Не знаю, почему. Может,
собственным детям отцы никогда об этом не рассказывают. Мне кажется, что
даже генералы рассказывают о войне лишь чужим детям - не своим. Пионерам,
красным следопытам...

- А ваш отец?..

- Он был полковник.

Карналь вздохнул:

- Я только лейтенант.

- Но теперь вам, наверное, давно уже присвоили генерала?

- Забыли так же, как забыли выслушать мои военные воспоминания.
Кажется, никто, никогда, кроме...

Он сказал "кроме" и замолк. Анастасия уже не могла так уйти отсюда,
чувствуя, что их разговор из неприятно-официального неожиданно приобрел
характер почти интимный. Уйти - означало оставить этого человека с его
болью, а что Карналь был полон боли - это Анастасия видела отчетливо и
безошибочно.

- Знаете, - сказала она негромко, - может, вы когда-нибудь захотите
рассказать мне что-то, хотя я и не имею права на такую дерзость, но уж так
вышло... Ваш помощник легко найдет меня... Или же... может, я почувствую
сама и приду... Хотя опять же и это почти граничит с нахальством. Простите
за вторжение.

Карналь подумал, что ему не мешало бы иногда чуть больше
уравновешенности в обхождении с людьми. Всегда ловил себя на мысли, что
слишком резок, но всегда запаздывал с этим выводом. Мысли на лестнице, как
говорят немцы.

Он пошел по отделам поглядеть, как там идут дела. Это называлось
"профессорский обход". Когда к СКБ присоединился еще и завод, Карналь с
ужасом стал ощущать, что из-под его влияния ускользает почти все. Уже не мог
помнить всех людей, как это было когда-то, не охватывал всех проблем, не
говоря о деталях, невольно становился главным специалистом по обобщениям,
мог только сопоставлять факты и идеи и обобщать, за детальной же разработкой
наблюдать не имел возможности. Перегруженность или склероз? Память начинала
сдавать, работать только избирательно, сама отбрасывала множество ненужных
вещей: номера телефонов, фамилии, имена, термины, всяческие данные,
названия, формулы. Так дойдешь до того, что и таблицу умножения забудешь,
если не будешь пользоваться ею месяц или два.

Более всего угнетало Карналя то, что он не знал многих своих
сотрудников. Когда-то он принимал людей на работу сам, каждого изучал в
деле, с каждым налаживал контакты, подбирал ключи к сердцу и к мозгу.
Теперь, знал это наверное, воспользовавшись его невероятной загруженностью,
подсовывал ему людей Кучмиенко и уж выбирал точнехонько таких, как сам:
нивелированных, одинаковых, ленивых обещальников, показных добряков -
обычный балласт и в науке, и на производстве, да и вообще в жизни.

Два молодых конструктора, совсем незнакомые Карналю, склонившись над
журналом "Америка", читали стихи Вознесенского и сравнивали, насколько
удачно сделан перевод на английский.

"Меня тоска познанья гложет... и Беркли в сердце у меня", - услышал
Карналь.

Возможно, умышленно задевали его, чтобы он набросился на них. Не
академик - администратор.

Карналь не отреагировал. Конструкторы разочарованно посмотрели ему в
спину, отложили журнал.

- Дает старик? - спросил один.

- Дает, - согласился второй.

Для всех двух тысяч людей объединения академик оставался неразгаданным.
Никто никогда не знал, что он скажет, как прореагирует, как посмотрит на то
или иное. Сплошной знак вопроса. Неуловимость, гибкость мысли просто
сверхъестественная.

Карналь между тем ходил по отделам, слушал, делал замечания, что-то
подсказывал, иногда довольно удачно, удивлялся меткости своих слов, а сам
думал о другом. Сказал журналистке, что никто его не слушал и не хотел
слушать, но это неправда. Ведь была Айгюль и ее мать. Дочка и жена его
товарища, Капитана Гайли, убитого эсэсовцами под злым дождем в маленьком
гессенском местечке. Был родной отец, который получил две похоронки на сына,
а потом сын явился словно с того света. Был Попов, начальник отдела кадров в
университете, тот самый Попов, который вызывал к себе студента Карналя.

...Попов сидел на втором этаже в маленькой комнатке с обитой железом