придумывать, пожалуй, что-то нематериальное. У меня в голове промелькнуло
как раз нечто подобное.
Карналя вам гостинцы.
Разве может человек, к примеру, отплатить за самый факт своего рождения, за
то, что ему дарована жизнь? Я только что представил себе, что можно бы
сделать, развив идею Зинаиды Федоровны, подведя под нее научную базу, и это
мне показалось таким недостижимым, что я даже испугался, хотя кибернетики,
по правде говоря, не боятся ничего. Но все же есть вещи неосуществимые - с
этим надо смириться. Например, нельзя никогда научиться варить вкусный борщ
- с таким умением надо родиться. Так же, как писать романы, хотя романисты и
оскорбились бы, услышав подобное сравнение. Хотелось бы замахнуться на
недостижимое. Но как? Продолжить и без того уже бесконечный рабочий день?
в человеке неисчерпаема. Чем больше черпаешь, тем больше прибывает. А у
скупого и ленивого отпадает. Как хвост у ящерицы.
пятилетний план, я так думаю, - с сожалением заметил Карналь. - Так что,
дорогая Зинька, придется тебе еще ждать.
пятилетки, в планы которой запишем все мечты? И разве мы не привыкли не
жаловаться на трудности и находить утешение в своей работе?
Пронченко, и в телеграмме, которую послала после гибели Айгюль: "Рыдаю
вместе с тобой, дорогой мой Петрик!"
Академик никогда не просил своего помощника, чтобы он ограждал его от
посетителей, но Алексей Кириллович и сам понимал, что Карналь имеет право на
ту долю покоя и одиночества, какая только возможна в его положении, вообще
говоря, напоминавшем чем-то жизнь на вершине действующего вулкана: звонки,
вызовы, визиты, требования, там рвется, там не хватает, там не выходит, там
то, там се.
на помощь секретарше, объединенными усилиями легче было отбиваться от
случайных посетителей, но визита Кучмиенко он не предвидел. Да и кто может
предвидеть, когда и где появится Кучмиенко.
Кучмиенко.
движение, как будто пошел наперерез Кучмиенко, хотя откровенно этого делать
не хотел. Кучмиенко не обратил на его маневр ни малейшего внимания.
кабинета Карналя от себя.
не мог, - но, правда, толстая и крепкая, довольно надежная изоляция от
нежелаемых звуков. От звуков, но не от Кучмиенко. Ибо Кучмиенко умел
проникать и не через такие двери! Когда живешь на свете какое-то там время и
достиг какого-то там уровня, то просто смешно, чтобы перед тобой не
открывались двери, которые тебе нужны!
кабинет Карналя, прикрыл за собой дверь, бодро потряс плечами, метнул
взглядом туда-сюда, не увидел для себя ничего нового: те же кипы чертежей,
завалы информационных бюллетеней на длиннющем Карналевом столе, толстые
фолианты, ксерографические оттиски каких-то рефератов, которые академик
зачем-то ежедневно глотал десятками. Гималаи информации, арктические поля
книжных торосов, вавилонская башня языков, терминологий, жаргонов - кому оно
нужно! Руководить - это означает ограничиваться. Умело и разумно. Всего не
охватишь, не постигнешь, только голова затуманится. Схватить одно звено и
вытащить всю цепь! Что может быть проще? Руководители нового типа, к которым
скромно относил себя Кучмиенко, презирали всех этих книгоедов и
брошюроглотателей! Никаких бумаг, ни единого листочка бумаги в кабинете!
Резолюция - анахронизм! Когда чешутся руки наложить резолюцию, спрячь их под
стол, засунь в карманы, поиграй импортной газовой зажигалкой, а заявление
или что там еще попроси убрать с твоих глаз. Мол, аллергические синдромы от
одного вида бумажки в таком суперсовременном кабинете, где все приспособлено
к новому стилю руководства и управления. Никаких телефонов, никаких
селекторов, ничего привычного. Обыкновенный шарик на прекрасном голом столе,
а под столешницей незаметная, но закодированная в сигналах памяти кнопка.
Если надо что-нибудь передать, нажимаешь кнопку и спокойно говоришь,
обращаясь к шарику: "Дина Лаврентьевна, прошу вас, соедините меня...", или
"Переключите меня", или "Передайте тому-то и тому-то". Если кто-то хочет
соединиться с тобой, шарик ненастырно загорается соответственным цветом:
зеленым, голубым, розовым, оранжевым. Слишком резких колеров Кучмиенко не
терпел, но не любил и однообразия в них, поэтому на каждый день недели
устанавливал с Диной Лаврентьевной тот или иной цвет, и день как бы получал
свой флаг - то зеленый, то розовый, то еще какой-нибудь.
селекторы, и чернильницы, и пишущая машинка зачем-то торчала среди бумажных
завалов, как будто сам академик превращался иногда в простую машинистку, и
фотографии Айгюль и Людмилки, и бронзовая статуэтка Ленина, совсем маленькая
и незаметная рядом с серыми, большими портретами известных математиков,
почему-то похожих не то на разбойников, не то на плохо причесанных и
загримированных актеров. А у Кучмиенко? Всего только два портрета.
американских сигарет, щелкнул зажигалкой.
Кучмиенко управы не было.
не всю ночь, а с утра снова забивал голову разными разностями, чтобы только
не погружаться в так называемые производственные заботы, умело и решительно
спихивая на своих заместителей заботы о снабжении, конфликты со смежниками,
неприятные разговоры с финансистами, графики, транспорт, новые соглашения и
старые соглашения, споры.
пожевал губами, как будто смаковал тот дым. Неизвестно, где и как он
доставал американские сигареты, но уж доставал и курил только эти. А
попробуй сказать, что советский табак хуже американского, - горло
перегрызет. Что? Советский табак самый крепкий в мире! Вот так и живут
Кучмиенки, курят американские сигареты, пьют шотландский виски и носят
французские галстуки, их жены гоняются за французской парфюмерией, а
отпрыски неистовствуют из-за американских джинсов и разевают рот на пеструю
сорочку, занесенную в мировую моду из Америки. Хвалят заморские ткани и
забывают о той исторической ткани, знамя на которой пронесли советские
солдаты от Волги до Берлина, а потом водрузили это знамя на обгоревшем
куполе рейхстага, похожем на глобус в ребрах меридианов, и весь мир увидел
советскую ткань нелиняющего алого цвета, и не линяет она вот уже более
тридцати лет, не полиняет никогда, не уничтожится, не порвется. И тот, кто
сегодня берет в руки наше знамя, помнит тех троих советских солдат, что под
пулями, снарядами, фаустпатронами поднимались на самую высокую высоту
истории. Помнит ли Кучмиенко? Для политзанятий - да. А для дела? Для
равнения на то знамя?
английской шерсти, туфли югославские, наимоднейшие, сорочка
западногерманская - хлопок в фактуре натурального шелка. Он не ученый, не
производственник, не созидатель - просто купец, потребитель.
высмеивают страсть Кучмиенко к чрезмерной секретности. Мол, он подал в
соответствующие инстанции предложение засекретить половину элементов
периодической системы Менделеева, а заодно и собственную фамилию и теперь
будет выступать под псевдонимами, которые менять станет еще чаще, чем свои
костюмы в клеточку и цвета переговорного шарика в своем кабинете.
выражением лица Карналя, пытаясь угадать, знает ли тот что-нибудь о его
ночном приключения у Анастасии, встревожился, заметив усмешку, но сразу же
кинулся на разведку боем.
придавая голосу оттенок тревоги.
бы знал, так не спрашивал.
кучмиенковских традиций. Кучмиенко попыхал вкусным дымком, повздыхал,
пошевелил плечами, затем сообщил, как наивысшую милость:
чтения бюллетеней технической информации. Читал сразу по три, а то и по
пять, и все на разных языках. Рехнулся человек окончательно!
какое впечатление произвела на Карналя произнесенная им фамилия.
Посняков Андрей
Андреев Николай
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр