обижаются, когда им напоминают об их рабстве. Предпочитают жить в
самоослеплении и готовы даже уничтожить того, кто захочет открыть им
глаза. В ней жили две силы - одна влекла дух к свободе и самопожертвованию
во имя чего-то великого, а другая притягивала к земле, к ничтожности и
рабскому унижению, и та, другая, постоянно предавала первую, и Росколана
ненавидела эту силу и самое себя за то, что дает прибежище в своей душе
чувствам низким и подлым. Земля устлана трупами людей, а она гордится тем,
что сидит на троне рядом с величайшим убийцей, еще и припадает к его
ногам. А должна была бы соединить свой голос с голосами замученных,
обездоленных, убитых, брошенных врагам на произвол, а вместе с ними
бросить в лицо миру страшную жалобу болей, и пусть бы мир, ужасаясь,
содрогнулся от этих жалоб и проклятий! На чужбине, вдали от отчизны,
угнетенные, униженные, блуждаем и скитаемся, не обретя никакого
успокоения, кроме надежды, никакой поддержки для души, кроме гнева и боли,
никаких чаяний, кроме жажды мести. Сойдем в могилы, наполненные костьми
замученных, разбудим усопших, великих и недостойных, поставим их перед
миром немыми свидетелями наших несчастий, нашего горя и наших терпений.
свой голос, добивалась свободы для самой себя, а когда вознеслась, начала
безрассудное состязание с временем, пытаясь сохранить свою молодость,
веря, что только там чистота и незапятнанность. И лишь только тогда, когда
поняла, что время не подвластно ей, что оно безжалостно будет разрушать
ее, что с каждым днем от нее потребуется все больше и больше жертв, она
снова потянулась сердцем к далекой отчизне, к своей земле, молодой и
зеленой, той, которая одна могла даровать ей и вечность и успокоение.
если бы султан забрал ее в свои владения, взял под свою тяжелую руку, хотя
и опозорил, но защитил бы от бесконечных наскоков и разрушений, которым
подвергалась она в течение всей своей истории. Звала Гасана, допытывалась:
крымчаками, разрушают, вытаптывают, хватают людей в ясырь, продают в
рабство, а в свою империю не берут. Почему?
слишком истощена наша земля?
самая плодородная в мире? Где ты видел такие степи и такие черноземы,
такие пшеницы и травы, столько птиц и зверей, и рыбы в водах, и солнца над
головой?
руках?
все. Расспрашивал. Меня вывезли оттуда ребенком, что я могла знать? А тебя
посылала, чтобы обо всем разузнал. Должен сказать, когда тебя спрашивает
султанша.
нужно?
наша земля человека, который бы продался султанам, обасурманился, стал
прислужником стамбульского трона и погубил свою землю.
степи?
неодинаковы, и язык у людей разный, и нрав тоже, чтобы одних враг не
боялся, а других обходил десятой стороной.
думала о скорбях своей земли, и казалось ей, что даже у захваченной и
порабощенной была бы ее жизнь более спокойной, чем теперь. Но тут же все
кричало в Роксолане: к чему покой, если нет свободы? Разве ж не изведала
сама этот обманчивый покой, разве не убедилась? Душа кричала, а упрямый
разум настаивал на своем, и она надоедала Гасану до тех пор, пока тот,
словно бы не выдержав, явился недавно перед султаншей и сообщил:
походе. Вот я и подумал: может, пусть предстанет перед вами, моя султанша?
а по происхождению вроде бы из наших. Такая мещанина в одном человеке, что
и сам нечистый не поймет, что к чему. Еще когда первый раз ездил к королю,
слыхивал я об этом князе. Он там все судился за обиды, которые причинял
кому попало. Очень уж юркий и дерзкий князек.
богатство и власть. К своим имениям хотел бы прибавить богатства Гальшки
Острожской, у которой, кажется, самое большое приданое в королевстве, да
вдобавок еще добивается у короля староства Каневского и Черкасского, чтобы
прибрать к рукам, может, и половину Украины. А когда ни того, ни другого
не удалось заполучить, прибежал в Аккерман к паше и попросился на службу к
его величеству султану. Мои люди и препроводили его в Стамбул.
Ведь это же такая честь для него: не успел прибежать в Стамбул - уже пред
ваши светлые очи? Кто бы не мечтал вот так сразу попасть в Топкапы, да еще
и предстать пред великой султаншей, узнав с ходу все тайны и легенды!
малость князя, чтобы у него было время подумать, на что он отважился.
Потом приведешь его сюда, но проведи через все ворота Топкапы медленно,
чтобы страху набрался, разговаривать с ним буду в султанском диван-хане, и
пусть евнухи крепко держат его под руки, как это делают перед султаном,
только не подпускают к моему уху, ведь я только султанша, да и не люблю
шепота, отдаю предпочтение обыкновенному человеческому голосу.
Долгой улице. Когда же привез в Топкапы, то в самом деле вел князя с
убийственной неторопливостью, пропуская его через трое ворот, охраняемых
головорезами, готовыми порешить человека по малейшему движению брови своих
чаушей, каждый раз останавливаясь, чтобы рассказать, где собираются
янычары, где султан кормит своих придворных и гостей, где живут придворные
мудрецы, а где палачи, рубящие головы. Слева от вторых ворот Баб-и-Кулели,
названных так благодаря двум башням по сторонам, была красивая мраморная
чешма, к которой Гасан подвел князя, сказав, что здесь моют голову
преступнику перед тем, как отрубить ее. Потому и ворота иногда называют
Соук-чешме.
лежит красивый белый камень, на котором выставляют головы казненных за
измену и преступления. Сегодня камень пуст, потому что султана нет в
Стамбуле, хотя отрубить голову могут и без султана.
великана крепко взяли его под руки и повели во двор с чинарами и
кипарисами, наполненный вкусным дымом из султанских кухонь и дикой
музыкой, которая звучала все время, пока князь с его не очень почтительным
сопровождающим шел к третьим воротам Баб-ус-сааде - Вратам Блаженства, за
которые никто, кроме султана и его приближенных, не ступал.
туда, он очутился в каких-то золотых сумерках перед широким троном,
напоминавшим диван, тоже в тусклом сиянии золота, над троном под
сводчатым, в причудливых арабесках потолком был красно-золотой балдахин,
из-под которого свешивался на крученом золотом шнурке огромный
кроваво-красный рубин, посверкивавший с хищной враждебностью, будто живое
существо, а под этим рубином на широком троне, удобно и изысканно
укутавшись в дорогие ткани, усыпанная бриллиантами, вся в зеленом сиянии
невиданных изумрудов, сидела маленькая женщина с ласковой улыбкой на милом
личике и с такой добротой, льющейся от нее, что добычливый князь даже
засомневался, туда ли его привели, и словно сделал движение, чтобы идти
куда-то дальше, но был довольно бесцеремонно поставлен там, где должен был
стоять, а затем еще и немедля наклонен в таком глубоком поклоне, что
только и мог видеть свои красные сафьяновые сапоги, которыми всегда так
гордился, а теперь должен был их проклинать. Но даже на свои сапоги не
дано ему насмотреться - его сразу же поставили на колени и пригнули голову
до самого ковра, как будто эти молчаливые великаны хотели заставить его
есть шерстяной ворс у подножия трона.
золотыми пуговицами кунтуше, с холеным лицом, с огнистыми глазами. Байда!
Тот самый казак неразумный, который десять лет назад погиб из-за ее еще
большего неразумия. Только этот постарше, в слишком уж богатой одежде и со
взглядом каким-то пронырливым - неприятно даже смотреть. Поэтому,