Сожалела, что рядом с нею нет теперь Гасана. Снова окружена была
прокисшими евнухами, которых стыдно было показывать постороннему человеку,
снова почувствовала на себе гнет рабства и позора. Улыбалась послу хотя и
властно, но в то же время как-то болезненно. Хорошо, что посол не заметил
этого, потрясенный неожиданным счастьем беседовать с всемогущей султаншей
в неприступном гареме.
Роксолана перешла на немецкий, удивив посла, который не очень свободно
владел этим языком.
- Вы владеете столькими языками!
никаких других языков, кроме своего собственного.
Роксолана. - Кажется мне, что величие души не имеет ничего общего с
границами государств.
старательный ученик. Собственно, вся моя жизнь - это учение. Дипломат? Это
недавно и не главное для меня. Привлекает меня история, ее свидетельства,
памятники человеческого умения и деяния. Может, ради этого и рвался в
Стамбул.
Бусбек. - Чуть ли не в первый день своего пребывания я уже нашел
редкостную греческую монету! А какие манускрипты продаются под руинами
акведука Валента! Я смотрел и не верил собственным глазам.
Роксолана. - Для женщин дорога только молодость. И больше ничего. Но я не
женщина, а султанша, поэтому охотно познакомлюсь со всем интересным, что
вам удастся найти в Стамбуле. Я тоже люблю старинные рукописи. Но только
мусульманские. Других в султанских библиотеках не держат.
ваших знаниях...
которых вы говорите?
собраний, которых не знал мир!
высочайшая власть...
постороннему глазу.
и точно обозначенных. Пусть вас это не удивляет.
сидели на троне рядом с султаном. Первая женщина в истории этой величайшей
империи и, кажется, всего мусульманского мира. Я счастлив, что был
свидетелем такого зрелища. А какой счастливой должны чувствовать себя вы,
ваше величество!
мать. Я слышал о ваших сыновьях - это наполняет мое сердце сочувствием и
печалью. Позвольте сказать, что мне показалось странным отсутствие во
время приема шах-заде Селима. Ведь он провозглашен наследником трона. И,
говорят, ныне пребывает в Стамбуле. При дворах европейских властелинов
принцы...
Роксолана. - Так же, как и шах-заде Баязид. Государство требует...
украдкой взглянула на посла - заметил ли он ее растерянность? Вряд ли. Был
слишком молодым и неопытным, к тому же никак не мог поверить, что
разговаривает с самой султаншей.
не верю... не могу поверить, что у вас взрослые сыновья. Мне кажется,
будто я старше вас. Вы такая молодая. Тайна Востока?
изношенность души. У одних души изношены уже смолоду, у других не тронуты
до преклонных лет. Что же касается моих сыновей... Мой самый старший,
Мехмед, был бы ныне таким, как вы... А Селим всего лишь на год моложе.
Почему султан избрал его наследником? Потому, что был старше Баязида? Или
потому, что внешне поразительно похож на нее? Хотя ничто не объединяло его
с матерью, кроме рождения. Равнодушный ко всему на свете, кроме пьянства и
разврата, с тупым, обрюзгшим лицом, этот рыжебородый мужчина не вызывал у
нее ничего, кроме страха и отвращения. Из всех известных ей зол только
ненависть была хуже равнодушия, но Селим, кажется, никогда не сумел бы
различить этих чувств, разве что догадался бы позвать своего верного
Мехмеда Соколлу и сказать: <А посмотри-ка, что там такое?> Если его дед
Султан Явуз сам срезал драгоценные камни с тюрбанов убитых врагов, а
султан Сулейман хотя бы смотрел, как это делают для него янычары, то Селим
разве что удосужился бы послать кого-нибудь и сказать: <Пойди-ка, принеси
сюда вон то>. А сам даже пальцем бы не пошевельнул.
была поверить в эту побасенку, ибо откуда же нашло на него все это? А
рассказывали так. Дескать, еще будучи подростком, прогуливался он по
столице со своей свитой и на одной из улиц встретил молодого османца,
который повел себя очень дерзко.
продать Стамбул, я куплю. Тогда ты станешь Мустафой, а я шах-заде.
куплю и тебя, ибо кто ты, как не сын рабыни, то есть раб, а раб - это не
человек, а просто вещь, которую следует продавать на торгах.
Селимом. И тот затопал ногами на Бери Мустафу.
бы ты вчера был в таком состоянии, в каком находился я, ты отдал бы за это
господство над всем миром.
Сменил ему имя, а с течением времени окружил себя еще большими
бездельниками и прожигал время в гульбищах, в попойках, в поездках на
охоту, пропадал в своем гареме, не заботился ни о чем, кроме удовольствий.
Попадая на торжества к султану, Селим либо говорил глупости, либо бормотал
что-то на охотничьем жаргоне. Ел как обжора. На охоте бежал впереди собак.
Провозглашенный наследником трона, устроил ученый спор с улемами и швырял
сапогом в лицо тому, кто пытался с ним не соглашаться. Более всего любил
состязания всадников на ослах, победителям вручал золотой прут. Ни о чем
не заботился, ни о чем не думал, во всем полагался на Мехмеда Соколлу,
который к своей врожденной ловкости старательно и упорно прибавлял учение
всюду, где только был, и с годами вырос в царедворца, воина и
государственного мужа, который мог бы ублажить самого требовательного
властелина, а не только этого равнодушного, отупевшего от власти и
богатства наследника трона.
зловещего Соколлу, но он словно бы владел звериным предчувствием опасности
и каждый раз ускользал от западни, которую готовили для него. Спасся даже
во время заговора Роксоланы. Ахмед-паша послал тогда своих людей, чтобы
привели Соколлу к нему и по дороге убили за непослушание, ибо напрасно
было надеяться, чтобы тот шел к садразаму как овечка. Но Соколлу в столице
не нашли. Вместе с шах-заде Селимом он отправился на ловы неизвестно куда.
Поехал на охоту в то время, когда султан лежал почти мертв! На это
способен был только Селим, а Соколлу даже не попытался отговорить его. Как
бы там ни было, но случилось. Соколлу уцелел, а султан, узнав о поступке
Селима, похвалил сына за то, что своевременно бежал от заговорщиков, чтобы
не встревать в это богопротивное дело, и с тех пор еще более настойчиво
выказывал свое расположение к нему, не замечая развращенности и растления
своего наследника.
сыновей, не поддавалась растлению ни властью, ни страстями, ни
наслаждениями, ни жадностью. Почему же не замечал и не мог понять этого
султан?
провозгласившего себя султанским сыном Мустафой, и когда именно Баязид
кинулся спасать трон, а Селим продолжал пьянствовать в летнем дворце на
Босфоре, Сулейман не изменил своего отношения к сыновьям.