крепко, чтобы не дышало слишком жадно и не пьянело от воздуха, который мог
только повредить столь слабому тельцу. Мать обливали сладкой водой,
натирали бальзамом и мускусом, чтобы выгнать из тела жар. Султан послал к
Хуррем своего врача Рамадана, но тот не смел лицезреть султаншу, стоял,
охраняемый гаремным лекарем-евнухом, за шелковой занавеской, из-за которой
больная подала ему свою нежную руку, на ней мглисто синели тоненькие
жилки, точно далекие реки ее утраченной навсегда отчизны.
араб, - падишах молится аллаху о вашем быстрейшем выздоровлении. Он желает
вам быстрейшего выздоровления.
как и ее непостижимая власть над Сулейманом.
что он не стал выжидать, пока пройдут те сорок заповедных дней, на
протяжении которых женщина должна очищаться после родов, и уже вновь
маленькая Хуррем прорастала, как зеленая трава, на зеленых покрывалах
султанского ложа.
Вместо ожидаемого падения наступало еще большее возвышение, и словно бы в
признательность за это в ненасытном маленьком теле Хуррем вновь зародилась
новая жизнь. Хуррем снова была в положении и почему-то убеждена в том, что
на этот раз непременно будет сын, и султан так же верил в это, как и в то,
что только он, и никто другой, может принести справедливость миру.
султана потаенно, в злорадстве ждали неизбежного падения скороспелой
султанши, валиде, обратившись за советом к великому муфтию, выбрала
воспитателя для маленького Мехмеда.
боролся с нею, уже девятимесячным почти без чьей-либо помощи встал на
ножки, кричал и отбивался, когда ему пробовали помочь учиться ходить, от
гнева заходился криком, весь синел, так что даже валиде, которая в душе
просила аллаха прибрать с земли хилую жизнь, восхищенно смотрела на
царевича и бормотала своими черными губами: <Вот растет падишах>. Хуррем
любила Мехмеда горестной любовью, он был для нее надеждой, избавлением,
силой и волей. Никому не давала ребенка, не вверяла и не доверяла, - и как
же была удивлена и возмущена, когда узнала, что к Мехмеду приставили
какого-то человека, не спросив у нее, не сказав ей, отбирая у нее ребенка,
словно бы снова была она брошена в безнадежное рабство. Она пожелала
испытать учителя, позвала его в султанскую библиотеку, может, надеялась,
что он растолкует ей какое-нибудь темное место в древних рукописях,
проявит щедрость своего ума, из которого, как из глубокого колодца, будет
черпать маленький царевич. Но когда увидала перед собой красноглазого,
замызганного улема с жиденькой бородкой, когда услышала его плачущий
голос, когда убедилась, что этот бараний лоб набит лишь сурами Корана и
безнадежной глупостью, возмутилась и запылала гневом. Кто сказал, кто
подсказал, кто посоветовал?
щекам, едва не задыхаясь под тонким шелком от ярости, - расскажите, с чего
вы начнете обучение царевича?
звали этого незваного воспитателя.
книгу книг, этот единственный источник знаний, эту...
толкований Корана, и мы их все пройдем, разберем и усвоим.
сердце. Мало вы благодарите!> Благословен тот, который создал жизнь и
смерть, чтобы испытать вас, кто из вас лучший по деяниям... который создал
семь небес рядами...>
руку, но, убедившись в тщетности своих усилий, не стала обращаться к его
здравому смыслу, поняв, что Шемси-эфенди давно уже забыл, что такое
здравый смысл, и вознамерилась посмеяться над этим чванливым глупцом.
истолковать великое приключение пророка, когда он на Бюраке* долетел до
седьмого неба и пролетел дальше сквозь сто тысяч препон света и мрака и
достиг места, где нет ни шести свойств, ни четырех элементов материи, где
не существует ни земли, ни неба, нет ни верха, ни низа, ни начала, ни
конца, ни следа языка, ни слуха, ни понятий, ни разума, ни даже малейшего
понимания?
сдержался и только пробормотал невнятно:
усмешки Хуррем. Но смеялись ее глаза в прорезях яшмака, смех бил теперь из
каждого нового вопроса этой необычной султанши-гяурки.
зеленые зерна четок. Почему эта нитка разделена на три равных части,
помеченных красными зернами?
знания.
всегда над ним благословение аллаха, выбили зуб. Тогда пастух из Йемена
Увейс Карани, пылая рвением в вере, стал выдергивать один за другим свои
зубы. Тридцать два зуба Увейса Карани и один зуб пророка составили
основное ядро мусульманских четок - теспих. Вторая часть называется
тахмит, то есть нанизанная, третья - такбир, от аллах акбар - бог великий.
то есть дурень, происходит?
своего царственного воспитанника? - спросила она.
сказаний. У Нуха* была одна дочь, а женихов пришло трое. А поскольку они
приходили по очереди, один за другим, то Нух пообещал всем. Потом воззвал
к аллаху: что делать? Аллах велел взять кошку и ослицу и запереть их на
ночь с дочкой. Когда утром Нух вошел туда, то увидел трех одинаковых
девушек. Которая из них его дочь, не мог установить. Тогда он взял мушту,
какою сапожники разглаживают кожу, и спросил, из чего она сделана. Одна
девушка сказала: <Из железа>. Другая сказала: <Из меди>. Только третья,
прежде чем ответить, призвала имя аллаха. Так Нух догадался, что это его
дочь. Вот почему женщины неодинаковы. То упрямые, как ослицы, то хитрые,
как кошки. Только некоторые - да будет над ними приветствие бога! - тихие
и послушные, как дщерь Нуха. Жениться надо на слепой, глупой, безрукой и
хромой - это значит, что идет она по праведному пути, никогда не
отклоняется, не видит и не слышит ничего, никогда не протягивает руки к
тому, что запрещено законом.
Хуррем и еще долго потом сидела в библиотеке, не зная, удивляться ей,
возмущаться или зарыдать от безвыходности и отчаяния.
сочувственной, вынуждена оставаться одна, никого не найдешь, не
приблизишь, никому не доверишься, потому что и поныне положение твое
непрочно, необъяснимая увлеченность султана может исчезнуть так же
необъяснимо и неожиданно, а вокруг одни враги, интриги, коварство,
злорадное выжидание, евнухи, которые сегодня ползают у твоих ног, а завтра
завяжут тебя в кожаный мешок и бросят тайком в Босфор, кизляр-ага, который
почтительно кланяется издали, а сам следит за каждым твоим шагом и
мгновенно докладывает черногубой валиде; султанская мать, одной рукой даря
Хуррем шелка, в другой держит шелковый шнур, чтобы при случае затянуть его
на твоей шее, султанская сестра Хатиджа, злая на весь свет за свое
безнадежное сидение в девках, готова согнать зло на своей невестке...
Мамочка родная, спаси меня от этих нелюдей!
может обернуться либо вознесением к вершинам, либо ужасающим падением;
цепляясь надеждами за нового ребенка, нового сына падишаха, при первой же
встрече с Сулейманом после разговора с Шемси-эфенди спросила у султана:
сыну?
муфтий.
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Орлов Алекс
Березин Федор
Херберт Фрэнк