и Шекспир. <Мы постоянно видим, - писал Вазари, - как под воздействием
небесных светил, чаще всего естественным, а то и сверхъестественным путем,
на людские тела проливаются наивысшие дары и что иногда одно и то же тело
бывает с чрезмерностью наделено красотой, привлекательностью и талантом,
вступающими одно с другим в такое соединение, что куда бы ни обращался
такой человек, каждое его действие столь божественно, что, оставляя позади
себя всех остальных людей, он являет собой нечто словно бы дарованное
богом, а не созданное людским искусством...>
сравняться? И могла ли замахиваться на величие неведомая девушка с
Украины, жестоко брошенная в рабство, лишенная свободы? Если и впрямь на
кого-то проливались небесные дары, то ей суждены были разве что неверие и
отчаянье. Если благодаря сверхъестественному напряжению души сумела она в
рабстве добыть себе свободу, то это была пока что только свобода в любви.
Казалось бы, что может быть выше для женщины, чем свобода в любви? Но ведь
вся она держится на зависимости, вновь повергая тебя в рабство, правда,
добровольное, сладостное, но все равно рабство, а в рабстве не может быть
величия.
серая зверствовали янычары, прижимала к груди крохотных своих детей,
умирала вместе с ними, только теперь познав истинный ужас.
Хуррем, а только Хасеки и Роксоланой. Должна была занять в своем времени
место не какое-нибудь, а высокое. Не страшась сияния гениев, не склоняя
головы перед могуществом повелителей века, один из которых хвастал, что в
его владениях никогда не заходит солнце, а другой, которого должна была
любить, ненавидя, и ненавидеть, любя, прозван был за свои великие победы
над миром Великолепным. А еще ведь были в те времена и женщины,
побуждающие к состязанию красотой, умом, несокрушимостью воли, врожденным
даром.
поэтесса Михри-Хатун, которую называли солнцем среди женщин. Родилась и
жила она в Амасье, не захотела стать рабыней ни в чьем гареме,
исповедовала свободную любовь, сама выбирала любовников при дворе шах-заде
Ахмеда, погибшего впоследствии от руки своего жестокого брата Селима.
Удивительная женщина! Поднялась над миллионами рабынь, воспевала свободную
и вольную любовь, мечтала о мужчине, готовом пожертвовать даже жизнью ради
любви:
известны всем: законник Муайед-заде, поэт Гувахи, сын поэта Синана-паши,
Искандер Челеби. Этой необыкновенной женщины боялись даже такие
талантливые люди, как поэт Иса Неджати. Жизнь царедворца научила его
осторожности и предусмотрительности в выборе друзей и в проявлении
симпатии, а тут вдруг какая-то неистовая женщина, бросившая вызов миру
ислама, пишет назире на его поэзии! Обиду и злость он вылил в обращении к
Михри-Хатун:
запугивания? Страсть была для нее превыше всего, она жила страстью и ради
страсти. Когда Искандер Челеби бросил ее, поэтесса послала ему вслед
строки:
венецианка Гаспара Стампа, умершая преждевременно от безнадежной любви к
графу Коллальтино ди Коллальто. И хоть Гаспару Стампа приравнивали даже к
Петрарке, но какая же страдальческая ее муза рядом с бунтарской Михри:
бездной, заглядывая туда, теперь могла заглянуть и на небо. Для Европы
вельможная женщина-литератор была в те времена явлением обычным. Сестра
короля Франции Франциска Первого Маргарита Наваррская своим <Гептамероном>
навеки вошла в литературу. Стихи шотландской королевы Марии Стюарт, полные
любовной страсти к графу Босуэллу, были использованы для обвинения ее в
заговоре и убийстве законного мужа. Виттория Колонна, дочь великого
коннетабля королевства Неаполитанского, благодаря своим стихам сблизилась
с самим Микеланджело, а правительница небольшого Корреджио Вероника
Гамбара тонкой лестью в своих стихах завоевала благосклонность папы
Климента и императора Карла. Но то уже было при европейских дворах, где
женщины если еще и не благоденствовали, то уже начинали царствовать, где
становились всемогущими регентшами престола, как Екатерина Медичи во
Франции, а то и королевами, как дочь Генриха VIII английского Елизавета. В
мире ислама такая женщина могла вызвать даже не удивление, а осуждение и
проклятие. Может, Роксолана была первой из османских султанш, которая
отважилась писать стихи? Ну и что же? Не боялась ничего и никого, несмелые
ее стихи, единственным читателем коих предполагался султан, были как бы
испытанием для их любви. Каждый день посылала Сулейману в Эдирне
коротенькие письма, в которых жаловалась на разлуку и одиночество.
утвердиться. Поначалу уверена была: детьми! Родить султану сыновей, дать
наследников, стать их матерью, матерью этого чужого и враждебного трона.
Как королева Бона, родившая польскому королю Зигмунту сына
Зигмунта-Августа, как Елена Глинская, давшая московскому Великому князю
Василию Ивановичу сына Ивана, который впоследствии станет знаменитым царем
Иваном Грозным.
прожив двадцать один год с бездетной Соломией Сабуровой и отправив ее в
конце концов в монастырь. Моложе Василия на двадцать пять лет, дочь
литовского князя Елена быстро прибрала к рукам старого правителя.
Заставила его, нарушая обычаи, сбрить бороду, отстраняла от двора и
заключала в темницы родовитых бояр, после смерти Василия, став
правительницей при малолетнем Иване, позорила царское ложе с боярином
Овчиной; младшего брата Василия, Андрея Старицкого, велела бросить в
тюрьму, надев на него железную шапку. Даже дядю своего Михаила Глинского
сгноила в темнице, словно бы мстила за попранную свою молодость. Кажется,
и умерла вскоре после этого не своей смертью, а отравленная подкупленными
людьми, как это водилось в те времена, по крайней мере такого мнения
придерживался посол австрийского императора Фердинанда Сигизмунд
Герберштейн, посетивший Стамбул после того, как дважды побывал в Москве.
Рогатина маленькую Настасю продавать на рабском торге в Кафе. Вызвала
удивление и восторг своими золотистыми волосами и черными бровями, а еще
резными сундуками - касонье, в которых привезла воистину королевское
приданое: 115 сорочек, расшитых шелком, 96 чепцов, 52 платья, неисчислимое
количество цепочек, застежек, ниток жемчуга, браслетов и перстней. Были
там конечно же и бриллианты - привилегия правителей, оправленные в золото
изумруды, придающие блеск глазам, сапфиры, обеспечивающие нежность кожи,
белые кораллы, сохранявшие зубы от порчи. Везла Бона в сундуках и книгу