и недоверия, и, смешивая слова турецкие и украинские, пересказывал
Роксолане услышанное. Великий визирь Ибрагим послал корабль из Египта на
свой родной остров Паргу, и тот корабль привез в Стамбул всю Ибрагимову
семью - двух младших братьев, отца и мать. Теперь они ждут возвращения
великого визиря из Египта. Янычары перехватывают отары баранов,
предназначенных для султанских кухонь, и перепродают их возле Эдирне-капу.
Император Карл разгромил возле Павии французского короля Франциска и взял
его в плен. Мать французского короля Луиза Савойская тайно снарядила посла
к султану Сулейману, передав с ним огромный рубин в подарок султану, чтобы
он освободил ее сына. Но посла с его людьми перехватил боснийский
санджакбег Хусрев-бег, и нет никаких слухов ни о после, ни о рубине.
Ибрагим везет из Египта пятьсот наложниц, которых под видом служанок хочет
подарить султанше Хасеки. Прибыл посол от польского короля. И сам посол, и
все его люди числом до шестидесяти одеты в дорогие одежды, сшитые
по-итальянски, ибо польский король взял себе жену из Италии, из
знаменитого рода Сфорцы. Зовется посол Ян из Тенчина.
<Приведите его сюда, хочу его видеть, хочу услышать голос оттуда,
оттуда...> Все в ней встрепенулось, содрогнулось, окровавилось. Мамуся
родненькая, таточко, Рогатин... Может, нет уже никого и ничего, а может,
может... Подумала про них, про всех, кого знала, про землю свою и про
народ свой, что страдает, борется с дикими захватчиками, умирает и оживает
снова и снова, смеется, поет свои песни, может, самые лучшие на свете! Ее
охватила такая тоска, какая никому и не снилась. Узнать, устремиться,
полететь. Искупить свой грех. Еще недавно чувствовала себя жертвой, теперь
считала себя грешницей. Женщины, любящие деспотов, - величайшие грешницы
на свете. Тьма вокруг них, холодная и беспредельная, безгранично отчаянье,
обман и боль, которые причиняют друг другу, и молчание, молчание... А ведь
женщина послана на свет, чтобы утверждать справедливость, она орудие и
мера справедливости, но только до тех пор, пока выполняет свое великое
предназначение.
Ибрагима. Хищный грек, утвердившись при дворе безмерно, вспомнил о своих
родных и поскорее перевез их в столицу. А она? Почему она не подумала об
этом, почему не попросила султана помочь ей? Этого посла, неведомого Яна
из Тенчина, даровала ей сама судьба. Пять лет жила она без единой весточки
из родного края, теперь не могла терпеть и пяти дней. Немедленно послала
Гасана расспросить, узнать. Мигом, не откладывая, одна нога здесь, другая
там, прежде чем о после доложат султану, прежде чем будет допущен посол
пред глаза падишаха.
переменой ее настроения молодой янычар снова предстал перед нею, она,
ломая от нетерпения пальцы, кусая розовые губы, словно бы обращаясь к
самой себе, шептала:
наряд? Ты мой посланник. Личный посланник султанши Хасеки. Ты должен быть
соответственно одет. Чтобы перед тобой дрожали. Перед богатством и
могуществом. Что это за рубище на тебе? Что за янычарское убожество? У
тебя должны быть шаровары самые широкие в империи! Тюрбан выше султанова!
Ткани самые богатые на свете. Оружие в драгоценных камнях, как у великого
визиря. Только тогда ты пойдешь к королевскому послу и спросишь его, о чем
я велела спросить. А теперь иди, а я позабочусь обо всем для тебя. И для
твоих людей тоже.
обычную янычарскую одежду на любую другую. Роксолана не уловила его
сомнения, ухватилась за другое:
живо спросила Роксолана.
Ибрагим Каллаш, Ибрагим Ильгат, Ибрагим Яйба.
опасности, но в каждодневной жизни каждый из них полностью отвечает своему
прозвищу: Дейюс в самом деле негодяй, Каллаш - пьяница, Ильгат -
нечестивец, а Яйба - болтун.
дворце, перед светлейшей султаншей...
себя достаточно, а о других. Видел ли ты людей, лишенных недостатков?
для них, и польского посла для себя на время, может, и неопределенное.
Сулейман был поражен чутьем Хуррем.
глаза?
идти не на Венгрию, а на Польшу! И тогда растеряются даже подметальщики
стамбульских базаров.
Хасеки!
его мудрой помощницей и в делах державных. Если бы было перед кем
похвалиться, немедленно бы сделал это, но единственный человек, перед
которым он раскрывал душу, - Ибрагим - был еще далеко от Стамбула, валиде
от такой новости не возрадуется, а проникнется еще большей ненавистью к
молодой султанше, приходилось радоваться одному, без свидетелей, утешаясь
только тем, что может доставить радость и Хуррем.
не свойственной Османам растроганностью. - Ты сядешь со мной на золотой
трон Османов, будешь первой женщиной, прикоснувшейся к этому
всемогущественному золоту.
подпирающие алчные глаза, загребуще зыркающие на весь свет.
золотистым солнцем, весь в золоте листвы, в золотой тоске. <И стану
всемогущественной в мире, и ляжет тень златая от меня...> Боже праведный,
отдала бы все золото мира за то, чтобы очутиться в отцовском доме, сидеть
у окна, смотреть на Львовскую дорогу, на далекий лес у речки, на небо и ни
о чем не думать. Готова была даже перенести тот дом, сложенный из бревен
медового цвета, сюда, хоть за стены гарема, этого проклятого места, где
тосковали тысячи женщин, для которых родина оставалась где-то в далекой
безвестности, но не здесь и никогда здесь не будет. А ей захотелось
перенести сюда хоть что-нибудь рогатинское, хоть щепочку, - и уже стала бы
счастливее. Каприз? Прихоть? Но уже не могла без этого. Странно, как могла
до сих пор жить? Как жили все султанши? Все те Оливеры, Мары, Нурбаны, без
которых Османы не могли вздохнуть?
испуганно, а султан думал, что Хуррем улыбается ему, и готов был за ту
мягкую, почти детскую улыбку отдать ей полцарства, а то и все царство. Ибо
только она единственная умела спасать его от одиночества, этого страшного
и невыносимого наказания, на которое небо обрекает человека, даруя ему
наивысшую власть.
пока будет изготовлено для него невиданной пышности одеяние, как был в
янычарском своем снаряжении, пробрался к польскому послу.
базаре. Гасан хорошо знал это сооружение, ибо не раз, еще когда был
янычаром, нес тут у ворот охрану вместе с чаушами. Огромный
четырехугольник, снаружи облицованный грубыми каменными блоками, изнутри -
пиленым туфом. В нишах внешних стен ютились в каменных гнездах
ремесленники и золотых дел мастера, за воротами дымили две больших кухни,
в нижних сводчатых помещениях стояли кони (их тут могло поместиться до
четырех сотен), а вдоль второго этажа тянулся коридор, по одну сторону
которого размещались небольшие каменные кельи, в каждой два оконца - одно
на улицу, другое в коридор. Посреди тесного двора был колодец с непитьевой
водой, конюшня не имела ни яслей, ни простых решеток для сена, всюду
царило запустение, грязь. Огромное, точно княжеский дворец, здание кишело
скорпионами, ящерицами, мышами и крысами, единственным преимуществом этого
пристанища была его обособленность от всего Стамбула, так что у чужеземцев
создавалось впечатление, будто находятся они в каком-то маленьком
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Махров Алексей
Перумов Ник
Шилова Юлия
Суворов Виктор