беспредельности степного раздолья, ничего общего с убогим бытом
кочевников, высокий вкус и в то же время дикость, блеск и роскошь
итальянских городов и тысячелетняя изысканность Царьграда, а ко всему
этому восточные краски и звуки, безудержность - все это сливалось в
невиданную еще миром торжественность, приготовлениями к которой были
заняты державные люди и лизоблюды, иноземные мастера и служители бога,
знаменитые зодчие и простые черноробы, крикуны и примитивные дармоеды.
столбах, вывезенных из Египта. Над престолом будет натянут золотой
балдахин, стены в нем из самых дорогих в мире тканей, полы будут устланы
тончайшими в мире персидскими коврами. Сулейман несколько раз ездил на
Ат-Мейдан, брал с собой Роксолану, показывал ей, как идет строительство,
рассказывал, как у подножья его престола на всю ширь Ат-Мейдана будет
раскинуто множество разноцветных шелковых шатров для высочайших лиц
державы и среди них - ближе всех к престолу - золотые шатры для нее, для
валиде и для султанских сестер, ибо он вознамерился нарушить обычай, по
которому женщинам запрещено присутствовать на сюннете вместе с мужчинами,
и хочет сделать так, чтобы эти торжества доставили радость прежде всего
ей, Хуррем.
дней, - сказал он. - Весь Стамбул готовится с радостью и благодарностью.
Всюду царит небывалое воодушевление. Даже звери из моего зверинца
готовятся к сюннету. Мы пообещали отпустить на волю одного взятого в
рабство немца, который хочет поразить нас невиданным зрелищем боя львов с
диким вепрем. Ты должна явиться на сюннете во всем блеске и роскоши, какие
только может дать тебе твое высочайшее положение в державе.
нарядах. Султанша должна являться на глаза толпы в новом убранстве перед
каждой молитвой.
новых платьев только для этой церемонии? Ваша щедрость воистину не имеет
границ, мой повелитель! Я должна бы радоваться и смеяться в час сюннета,
но боюсь, буду плакать, думая о своих детях, о том, как им больно.
болью?
поднявшись на седьмое небо? Разве то не человеческий плач и почему люди,
вместо того чтобы радоваться жизни, оплакивают ее?
грехов для правоверных. В час сюннета мы устроим ученый спор мудрых
улемов, чтобы раскрыть все величие этого обряда, который оставляет на
человеке знак принадлежности его к истинной вере, к избранникам аллаха.
избранником аллаха, пожертвовав для этого такою малостью!
пообещал султан.
сопровождении всего двора прибыл на Ат-Мейдан, где поблизости от
янычарской казармы-мехтерхане уже высился его роскошный престол, а перед
ним во всю ширь прежнего царьградского Ипподрома играли яркими красками
пышные шатры для приближенных, вельмож и прислужников. Навстречу султану
вышли второй и третий визири - Аяз-паша и Касим-паша, великий визирь
Ибрагим ждал падишаха особо, посреди Ипподрома, окруженный янычарскими
агами и вельможами. Все были пешие, только султан на коне, которого
держали за золотые поводья, идя по сторонам, имрахор султанских конюшен
Рустем-паша и его помощник. До престола Сулеймана сопровождали двадцать
побежденных вельмож - их поставили потом у античных статуй, вывезенных
Ибрагимом из Буды.
вернейшие визири, вельможи, военные старшины, мудрые улемы. Ревели от
восторга толпы, и откликались рычанием звери султанского зверинца. Львам,
рысям, леопардам, пантерам, медведям, слонам как будто бы тоже не
терпелось поскорее присоединиться к тому, что с таким буйством начиналось
на Ипподроме. Играли военные оркестры, неутомимо и безумолчно били пушки
над Босфором и возле всех ворот Стамбула. В том реве, криках и грохоте
никто не заметил, что султанская сестра Хатиджа не явилась на празднество,
хотя оно происходило чуть ли не перед ее дворцом. Ибрагиму сказала: <Не
хочу видеть недоносков этой ведьмы!> Султану никто не решился доложить о
Хатидже, он же сам вряд ли заметил это в первые дни, полностью поглощенный
своими высокими обязанностями повелителя торжеств.
третий - санджакбеги, эмиры азиатских племен, иноземные послы. Одних
принимали молча, другим султан благосклонно кивал головой, иным отзывался
ласковым словом, со своим бывшим визирем Пири Мехмедом даже обменялся
стихами, поскольку оба они считали себя прежде всего поэтами.
египетские полотна, индийские шали и муслин, греческая бязь и венецианские
кружева, золото и серебро, сосуды, наполненные драгоценностями, сапфировые
чаши, хрустальные кубки, китайский фарфор, русские меха, арабские скакуны,
турецкие и мамелюкские кони, греческие мальчики, венгерские и эфиопские
рабы, - не было конца щедрым подношениям, каждый старался превзойти других
щедростью, изобретательностью, поразить чем-то невиданным, редкостным,
проявить широту своей души. Подарки одного только великого визиря Ибрагима
были стоимостью в пятьдесят тысяч дукатов. Впечатление создавалось такое,
что к ногам Сулеймана брошено было в эти дни еще одно царство. Султан в
своей щедрости роздал его многим, теперь все было подобрано и возвращено
законному владельцу.
наставники его сыновей. Султан угощал их коржиками, фруктами, щербетом.
Жонглеры и акробаты развлекали присутствующих. Танцевали кечеки-мальчики в
женском одеянии. Шуты веселили люд. Меддахи рассказывали смешные истории.
Карагь"зчики показывали свои представления о приключениях выдумщика
Кара-Гь"за и его почтенного друга Хадживата. Борцы-пехлеваны показывали
свою силу. Мамелюки устраивали конные игрища. Вечером засияли огнями
полтысячи стамбульских джамий. На Ат-Мейдане горели сделанные из дерева
три вражеских крепости, каждую из которых обороняли сто витязей. После
взятия крепостей из них было выведено много прекрасных рабов - мальчиков и
девочек.
обрядовый поход с пальмовыми ветками, с зажженными свечами, цветами и
плодами, с фигурами птиц и животных, которые должны были символизировать
мужскую силу.
изобретательности, ловкости и разнузданности.
канатом друг друга, моряки и янычары - взбираясь на гладенькие столбы,
смазанные бараньим салом или намыленные, акробаты, прыгавшие через
египетский обелиск и каменные столбы. Снова слонялись повсюду меддахи и
болтуны, слышались скабрезные припевки и торжественные касиды, танцовщиков
сменили поэты, всем были дарованы золотые и серебряные монетки, которые
бросались в шапку победителя или приклеивались ко лбу, чтобы все видели
отмеченных.
тремя львами и бросили в нее гигантского вепря, опутанного сыромятными
ремнями. Вепрь наставлял на львов свои страшные клыки, боролся за жизнь
упорно и жестоко, но в конце концов был растерзан ловкими хищниками под
рев толпы.
торжественного омовения. Впереди шли хафизы, читая Коран, за ними
стамбульская детвора, сопровождавшая поход, кричала: <Аминдерин!>
падишахом, пошли в Топкапы и привели оттуда трех султанских сыновей в
золотых одеяниях. На Ипподроме Мустафу, Мехмеда и Селима ждали визири,
чтобы сопровождать их к султанскому трону.
как его мать-черкешенка, держался гордо, милостиво взмахивал рукой
янычарам, которые восторженно ревели, увидев его, к султану подошел важно,
поклонился с достоинством, руку падишаху поцеловал, еле коснувшись ее
губами, словно исполнял обряд, а не выказывал почтение. Девятилетний
Мехмед был точно уменьшенный султан. Такой же длинношеий, нахмуренный,
тонкогубый, с внимательным взглядом, с преждевременной задумчивостью на
смуглом лице. И если при взгляде на гордого Мустафу невольно хотелось
воскликнуть: <Вот идет будущий султан!>, то маленький Мехмед своим
сходством с султаном вызывал холодную дрожь и трепет среди придворных, и
от него поспешно отводили глаза. Селим был самым меньшим из трех. Ему было
только пять лет. Полный детской беззаботности, шел улыбающийся, с
любопытством озирался по сторонам, не похож был на всех этих людей,
празднично толпящихся вокруг, как будто был чужой для них, случайный гость
на этих высоких торжествах. Поражали его волосы цвета червонного золота,
огненные, точно опаленные пламенем ада, и когда люди замечали эти волосы,
утихали крики, ползли перешептывания вслед за маленьким султанским сыном и
сопровождали его до самого трона, на котором сидел Сулейман. Потому что
Селим был похож на свою мать Роксолану, на гяурку, ведьму и колдунью. Но