еще под стол ходил,- думал Герберт,- а он уже выбрасывал руку, приветствуя
своих друзей.
ведь такие значки могут носить только члены партии.
Герберту, а тот понял, что в этот момент проводник вкладывал в это занятие
всю свою душу.
физической работе, руки с тупыми плоскими ногтями. Видимо он и проводником
работал недавно, а до этого, может быть, рыл каналы или сплетал канаты.
Видимо, партия помогла ему устроиться на эту несложную работу с частыми
выездами за границу.
очень любит,если с таким почтением относится к какому-то паршивому значку,-
решил Герберт.
музыка. На лице его зажглась ослепительная улыбка, правое плечо
инстинктивно выдвинулось вперед,- значок нес себя как плакат.
сидело много иностранцев и они совсем не желали отдавать Гитлеру свои
гульдены, фунты и франки.
вызывающем фокусе Герберта печать судьбы. Концы пожертвованных банкнот
выглядывали из нагрудного кармана как пожухлые листья. Ему вдруг стало
очень понятно выражение ;;стричь купоны;;.
семьдесят пять марок, сумма большая,- такой он еще никогда и в руках не
держал. На губах его играла довольная полуулыбка - все доверчиво отдавали
ему свои деньги, и никто не потребовал от него каких то подтверждений.
Худая красавица, отдавшая двадцать марок, смотрела на него иронически.
заговорщически ему подмигнул.
чтобы понять, что я разгулялся на те деньги, которые насобирал.
переходило в другое. За окном проносилась чернота ночи с редкими огоньками,
огоньки выстраивались в струнку, исчезали, появлялись вновь, а светящийся
поезд тоже в свою очередь подмигивал им, как будто огоньки передавали друг
другу какие то важные известия.
совершал подъем. - Сейчас самое время брать шампанское - все, кто сдавал
деньги на партию, уже ушли.
ресторане была еще одна пара, но ее можно было не опасаться, они пришли
после забора. Франц почему-то шепотом подозвал долговязова официанта и
долго объяснял ему как и что поднести, и во что это лучше заворачивать.
и шоколадом. Женщина с маленькой головкой так же как и по пути в ресторан
стояла и курила в коридоре. Когда они поравнялись с ней, она сделала жест
рукой, как бы приглашая их в купе
националсоциалистов,- Герберт и Франц переглянулись. Женщина
предупредительно открыла перед ними дверь, и они молча вошли к ней. Ее купе
оказалось куда более просторным, чем то, в котором ехали они. По немецки
женщина говорила с акцентом, когда же она села, то стало заметно, как она
косоглаза. Франц и Герберт раскачивались на двух миниатюрных креслицах. Под
тяжелым попутчиком кресло скрипело так, словно готовилось испустить дух.
Францу, а потом Герберту. В какое то мгновение Герберту показалось, что он
пожимает не руку, а длинную хищную змейку, но вот змейка выскользнула у
него из ладони и превратилась в изящную женскую руку. Мысли уносили его в
заоблачные дали- туда, где красноватое отчаяние сомкнуло над любимым
городом яйцевидный купол. Город этот назывался Берлином. В этом городе жила
светловолосая девушка Бербель. Оглупленное выпивкой сознание то возвращало
его к реальности, то вновь опускало в мир воспоминаний.
дальнейшего согласия, стала тихонько напевать "Майн либер Августин", слова
она произносила особо - проглатывая окончания. Вдруг она замолчала и,
оторвав взгляд от бронзового светильника, словно очнувшись, огляделась.
взгляд ее был затуманен.
Может быть я еще что ни будь спою Вам?
которого едва угадывалось человеческое достоинство.
стукнула пробка, розовая пена ударила из бутылки; пена брызнула на значок
Герберта, приколотый к куртке,- пузырьки мягкой шапкой ложились на белую
рубашку и быстро лопались.
большое пятно.
шведку.
нее в горле, словно пытаясь освободиться.
рекой пронесся перед Гербертом портрет девушки занимавшей его воображение,
краски его были смазаны, одурманенное выпивкой сознание растворяло себя в
безотчетных глубинах внутреннего "Я". После шведского приступа Хельга
наклонила голову и как бы забылась. Пьяный Франц встал, посмотрел вокруг
ничего не видящими глазами, толкнул дверь и вышел в коридор. Оставшись со
шведкой, Герберт почувствовал себя неуютно. Она смотрела ему в глаза, а он
отводил их в сторону.
прищурился и заулыбался.
вам уже двадцать лет.
не давала вам такого поручения,- шведка явно требовала утвердительного
ответа и очень внимательно изучала его.
чтобы не рассмеяться.
партия считает, будто она - это и есть совесть, а на самом деле, у нее
кроме злобы ничего и нет,- при этом Хельга высунула язык и подмигнула ему.
После этого она встала, подошла к мальчику и положила ему одну руку на
плечо, а другую на голову. Она гладила его по голове и постепенно
опускалась на колени. Лицо ее передвигалось все ближе и ближе- теперь оно
напоминало древнегреческую маску. Через несколько часов он очнулся. Неяркий
ночник освещал спящую с ним рядом темноволосую женщину. Во сне лицо ее
слегка поддергивалось, рот был полуоткрыт, а над верхней губой лежала
тонкая и пушистая змейка. Змейка показалась ему несколько странной и он
нагнулся над спящей. Женщина пошевелилась и закинула руку за голову, отчего
у Герберта побежали по шее мурашки. Он сел на кровати, надел брюки и
посмотрел на золотой брегет, лежащий на столике. Циферблат часов состоял из
разнообразных животных. Вместо цифры двенадцать была нарисована сова,
вместо часа - волк с оскаленной пастью, на двух - тигр, на трех - орел.
Было три часа сорок пять минут. Большая стрелка приближалась к кабану,
нарисованному вместо четвертого часа; в голове у него бушевал шум
миновавшего опьянения. Шведка что-то шептала во сне. Одевшись, он открыл
дверь купе, огляделся по сторонам, затем вернулся, выключил лампочку над
головой спящей, собираясь было уйти совсем. Но тут шведка проснулась,- кто
здесь,- спросила она по немецки, еще не понимая куда же исчез свет, так
ровно и ласково баюкающий ее. Но Герберт уже отступил в полутемный коридор
и, не ответив ей, закрыл за собой дверь. Поезд чуть сбросил скорость,
происходил подъем, Герберт толкнул дверь купе и погрузился в полнейший
мрак: черная штора окна была опущена до конца; постепенно глаза привыкали к
темноте, он нащупал диванчик и лег, рядом раздавалось похрапывание Франца.
Растянувшись, он закрыл глаза и как будто взмыл в воздух - ощущение
легкости и звонкости, необычайное по остроте, подвижное как ртуть и вместе
с тем постоянное, заполняло все его тело. Это не была еще радость любви,
это была лишь обескураживающая ее предтеча. Уже сто тысячелетий назад млели
от этого и в первобытных пещерах и продолжают млеть в комфортабельных
пульманах.
шнурок у изголовья, и на потолке открылся вентилятор, стало свежее. Мысли
разметались в голове его, они опутывали сознание как обрывки серпантин
опутывают балкон после новогоднего бала. Наряду с легкостью и звонкостью
грусть стучалась в душу молодого человека- он вертел в руках волшебную
трубу, а осколки стекла никак не складывались в стройную картинку. Вот это
и есть измена,- думал он, закутываясь в простыню. Мысль его, путаясь и
Каменистый Артем
Глуховский Дмитрий
Конюшевский Владислав
Грабб Джеф
Куликов Роман