этом-то я и хочу с вами потолковать. Но смотрите, ни гугу, ладно? У нас
сейчас разговор секретный.
молчание. И, вытянув шеи, обратились в слух. Тогда мадемуазель Саже
торжественно заговорила:
свой. Он купил оружие - большой пистолет, - знаете, такой, с барабаном.
Госпожа Леоне говорит, что ее ужас берет, пистолет постоянно валяется то
на камине, то на столе; она боится там пыль вытирать... Но это бы еще
ничего. Его деньги...
шкафу у него лежит груда золота...
ослепнуть можно. Госпожа Леоне рассказывала, что однажды утром Гавар
открыл при ней шкаф, и золото до того блестело, что глазам было больно.
перед собой эту груду золота. Сарьетта, засмеявшись, первая нарушила
молчание и прошептала:
вставали бы с постели, нам приносили бы разные вкусные кушанья из
ресторана.
груду золота стояла перед ее глазами. Ее распирала жадность. Она
всплеснула руками, тощими руками с застывшим под ногтями маслом и,
запинаясь, проговорила голосом, полным муки.
мадемуазель Саже. - А я бы на вашем месте своего не упустила... Вы сами
понимаете, от этого пистолета добра не будет. У господина Гавара скверные
советчики. Все это кончится плохо.
ожесточением. Затем трезво обсудили, куда могут завести Флорана и Гавара
их опасные замыслы: наверняка в места весьма отдаленные, будь кое у кого
длинный язык. Тогда дамы поклялись, что лично они об этом не заикнутся, -
не потому, чтобы сволочь Флоран заслуживал хоть малейшего снисхождения, а
потому, что нужно любой ценой спасти почтенного г-на Гавара, - ведь он
тоже будет скомпрометирован. Они встали, и, когда мадемуазель Саже
направилась к выходу, торговка маслом спросила:
госпожу Леоне? Не у нее ли ключ от того шкафа?
ее очень порядочной женщиной, но в конце концов почем знать; бывают такие
обстоятельства... Словом, я вас обеих предупредила; а дальше уж ваше дело.
сыры грянули все разом. Это была какофония смрада, начинавшаяся с томного
душка вареной сыворотки - швейцарского и голландского сыров - и
завершавшаяся острой щелочной вонью оливе. Слышалось низкое гуденье
канталя, честера и козьих сыров, напоминавшее раскатистое пенье басов, и
на этом фоне внезапно возникали, как пиччикато, отрывистые голоса
невшательских сыров, мондоров и труа. Запахи рассеивались, потом наплывали
один на другой, взвивались густыми клубами испарений порсалю, лимбургских
и марольских сыров, ливаро и понлевека, постепенно смешиваясь и наконец
разражаясь мощным взрывом зловония. Все это разливалось, затем опять
сливалось в плотное облако, несмотря на колебания всех частиц, стирая
различия между отдельными запахами, вызывая непрерывную дурноту и
страшнейшее удушье. И при этом казалось, что так нестерпимо смердят не
сыры, а подлые речи г-жи Лекер и мадемуазель Саже.
если я когда-нибудь разбогатею, я вас вознагражу.
руках и положила обратно на мраморный прилавок, спросив, сколько она
стоит.
снова сказала: - Ах, если бы разбогатеть!
исчезла в ее кошелке. Торговка маслом отправилась к себе в погреб, а
старая дева проводила Сарьетту до ее лавки. Там они немного поговорили о
г-не Жюле. Их окружал свежий весенний запах фруктов.
Меня чуть было не стошнило в ее лавке. Как это она может там жить? Здесь
по крайней мере приятно, хорошо. Вот отчего у вас все тельце розовое, моя
красавица.
мирабели вошедшей даме, уверяя ее, что это не мирабель, а сущий сахар.
Саже, когда дама ушла, - да только мне так мало нужно... Одинокая женщина,
вы ведь понимаете...
смуглянка. - Ничего, я не разорюсь... Если увидите Жюля, пришлите его
сюда, ладно? Он, верно, курит свою сигару на первой скамейке справа, у
выхода из главной галереи.
отправила ее, как и "затычку", в кошелку. Старуха сделала вид, что уходит
с рынка, но вместо этого медленно прошлась по одной из галерей, соображая,
что, пообедавши мирабелью и "затычкой", сыта не будет. Обычно, если
мадемуазель Саже во время ее дневного обхода не удавалось наполнить свою
кошелку у торговок, всячески угождая им лестью и разными сплетнями, то она
вынуждена была насыщаться объедками. И мадемуазель Саже украдкой вернулась
к павильону масла. Там, по линии улицы Берже, за конторами комиссионеров
по продаже устриц, стоят прилавки с готовыми мясными блюдами. Каждое утро
маленькие закрытые возки в виде ящика с отдушинами, обитого внутри цинком,
останавливаются перед кухонными дверями ресторанов, посольств и
министерств и забирают остатки кушаний. Эту смесь сортируют в подвале. С
девяти часов утра на столах выставляются тарелки с едой стоимостью от трех
до пяти су, ломтики мяса, ножки от дичи, рыбьи головы или хвосты, овощи,
колбасные изделия и даже сладкое - надкусанные пирожные и почти целые
конфеты. За ними выстраивается очередь: голодные бедняки, мелкие служащие,
женщины, дрожащие от холода; иной раз слышится улюлюканье мальчишек,
обнаруживших среди покупателей бледное лицо какого-нибудь скряги, искоса
поглядывающего по сторонам в страхе, как бы его кто-нибудь не увидел.
Мадемуазель Саже пробралась вперед, к лавке, владелица которой честолюбиво
претендовала на звание единственной поставщицы объедков со стола Тюильри.
Однажды даже она продала мадемуазель Саже кусок бараньего жаркого, уверяя,
что он получен прямо с тарелки императора. Этот кусок баранины, съеденный
старой девой не без гордости, до некоторой степени польстил ее самолюбию.
Приходила же она сюда украдкой, так как хотела сохранить для себя доступ в
магазины своего квартала, по которым она слонялась, никогда ничего не
покупая. Тактика мадемуазель Саже заключалась в том, что она ссорилась с
лавочниками, как только узнавала всю их подноготную; затем отправлялась к
другим торговцам, бросала этих, мирилась с прежними, обходя весь
Центральный рынок; таким образом, она в конце концов закрепляла за собой
позиций во всех лавках. Казалось бы, мадемуазель Саже закупает огромные
запасы съестного; на самом же деле она пробавлялась подачками, а на худой
конец - объедками, купленными на собственные деньги.
нюхал лежавшую на тарелке смесь из рыбы с мясом. Мадемуазель Саже тоже
понюхала порцию холодного жаркого. Оно стоило три су. Поторговавшись,
мадемуазель Саже получила его за два су. Холодное жаркое исчезло в
бездонной кошелке. Но тут появились новые покупатели; все они одинаковым
движением подносили тарелку к носу. От выставленной пищи исходил
отвратительный запах, запах жирной посуды и неопрятного судомойного стола.
вас что-нибудь получше... Сегодня вечером в Тюильри большой прием.
Гавара, который все слышал и пристально смотрел на нее. Она побагровела и,
сутуля худую спину, ушла, не подав виду, что узнала его. Но Гавар прошел
несколько шагов за ней, пожимая плечами и ворча про себя, что его отныне
не удивляет злоба этой сварливой карги, "раз она отравляется всякой
гадостью - блевотиной Тюильри".
сдержали свою торжественную клятву хранить доверенную тайну. Мадемуазель
Саже вела себя исключительно ловко: она предоставила возможность двум
своим приятельницам разглашать историю Флорана, но сама осталась в
стороне. Сначала это был короткий рассказ, который излагали простыми
словами и шепотом; потом возникли различные варианты, отдельные эпизоды
все удлинялись, пока не создалась легенда, в которой Флоран играл роль
какого-то чудища. Он якобы убил десять жандармов на баррикаде подле улицы
Гренета; он-де вернулся во Францию на пиратском судне, которое топило все
корабли в море; а с тех пор как Флоран приехал, его постоянно видят в
обществе подозрительных субъектов, с ними он и шатается по ночам; должно
быть, он у них главный. Тут торговки давали волю фантазии; им мерещились
всякие ужасы: то шайка контрабандистов в центре Парижа, то широко
разветвленное сообщество преступников, которое руководило кражами на
Центральном рынке. Супругов Кеню очень жалели, однако злобные пересуды о
наследстве продолжались. История с наследством взбудоражила всех. По
всеобщему мнению, Флоран явился, чтобы получить свою часть клада. Но
поскольку было малопонятно, почему раздел наследства еще не произошел,
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий
Доставалов Александр
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Соломатина Татьяна