Чтение 14–й страницы книги ~Танцы втроем~

- А что делать, Владимир Андреевич? Пусть уж погрузятся полностью.
Кто его знает, где у них контрабанда.

Здраво. Разумеется, я понимал это и без него. Но ждать было
невыносимо.

В это время Костик поднялся с очередным ящиком в фургон, но больше,
к моему удивлению, оттуда не появлялся. Следующий охранник тоже исчез в
фургоне. И третий тоже. Через пару минут запрыгнули в кабину Сапегин и
водитель.

- Слушай меня, Вячеслав Петрович, - сказал я, свинчивая под плащом
глушитель с одного из пистолетов. - Я не знаю, что там себе думает
Шумеев, и думает ли он вообще что-то, но нам пора. Приготовь оружие.
Когда "Мазда" тронется с места, мы быстро-быстро побежим. Ты забежишь
сзади, я - спереди. Главное, чтобы никто из нее не вышел. Без нашего
ведома.

"Мазда" уже медленно разворачивалась, когда я появился в десяти
метрах перед ней, направив пистолеты на водителя и Сапегина.

- Стой, милиция! - Прокричал я изо всех сил. И, чтобы мои слова
звучали убедительнее, три раза выстрелил в воздух из того пистолета, с
которого был свинчен глушитель.

"Мазда", к моему удивлению, послушно остановилась. Ха, боятся
давить родную милицию.

Я пошел прямо на нее, не опуская пистолетов. В трех шагах перед
кабиной я остановился.

- Руки за голову, выйти из машины! - Приказал я.

Недавние упражнения в вооруженных разбирательствах придавали мне
уверенности. Мне казалось, что все должно пройти как по маслу.

Двери кабины с обеих сторон открылись. Никто, однако, не выходил.

Я услышал, как лязгнули задние створки грузового отсека.
Одновременно до меня донесся срывающийся крик Золотарева:

- Никому не двигаться, бросить оружие!

Понятно: охранники, почувствовав неладное, достали пушки и теперь
Золотарев один против троих.

Я мгновенно оказался перед открытой дверью кабины со стороны
Сапегина. Мне в грудь глядел черный зрачок сапегинского пистолета.
"Магнум", кошмар лос-анджелесской полиции. Мои стволы, в свою очередь,
были наведены на Сапегина.

- Бросай, Боря, свою волыну, - спокойно сказал я.

Лицо Сапегина, перекошенное злобой, походило на африканскую маску.
В оскаленных зубах дымилась тонкая сигарка. Темные фраерские очки
завершали композицию.

- Ты бросай, легавый, - ответил он, отрицательно качнув головой. -
Все равно ведь стрелять не будешь.

А Наташа говорила: "Этот трус, это ничтожество..." Что-то твое
ничтожество готово ухлопать меня, глазом не моргнув. Не буду я больше с
тобой разговаривать, Сапегин, надоел ты мне.

Не задумываясь, я выстрелил ему в лицо из обоих стволов и упал на
левый, здоровый бок. В правый отдало так, что потемнело в глазах,
дыхание сперло, а по ушам ударил грохот разряженного в пустое место
"Магнума".

Я нашел в себе силы быстро подняться и сразу же бросился на помощь
Золотареву. Тот, как только услышал стрельбу, наверное решил, что мое
дело - хана, и я столкнулся с ним у синего борта фургона, через четыре
шага от того места, где пуля "Магнума" выбила в асфальте крохотный
лунный кратер.

- Ты как?

Золотарев с перепугу быстро перешел на "ты".

- Никак! - Прорычал я. - Что с теми троими?

"Те трое" стремительно давали деру. Идиоты, их-то дело почти
сторона, таким обычно лепят для острастки по два года условно. Ну
разве Костику светит что-то вроде соучастия в убийстве, но по-любому
простор для действий адвокатов практически не ограничен.

Что-то синее и мигающее показалось слева. Пельшовская тачка с
мигалкой. Где он только ее стибрил?

- Володя, я уже устал ждать! - Крикнул Пельш. - Говори, чего делать
надо!

- Слава, вызовите сюда какую угодно милицию и ловите Костика, это
такой тип с серьгой, - приказал я Золотареву, подталкивая его к машине
Пельша.

- А ты?

- А я осмотрю трофеи, - сказал я, потому что все равно бегать уже
не мог. И, признаться, совершенно не хотел. В основном я хотел спать.

Я полез в полумрак фургона.

***

16 мая, 14.44

В ящиках, которые грузили люди Сапегина, ничего не было. Оно и
понятно - их паковали сотрудники дома моды и там действительно было
шмотье, шмотье и еще раз шмотье. Плюс осветительная аппаратура и прочая
ерунда. Но вот у задней стенки фургона нашлось-таки кое-что интересное.
Четыре таких же ящика, как и прочие, с фирменными наклейками все того
же дома моды "Натали", но внутри каждого вместо вечерних туалетов -
аккуратный контейнер в стружках. А внутри контейнеров - статуэтки,
раковины, сутра, написанная на листке с дерева, засушенном... И далее
по списку. Каждый предмет любовно упакован на свой лад. Как они
собирались протащить все это через границу? Наверняка свои люди на
таможне. За все заплачено.

За моей спиной кто-то постучал в стенку фургона.

- К тебе можно, Володя?

Я обернулся. Ну да, Булавин собственной персоной.

- Добрый день, Глеб Георгиевич.

Булавин вошел в фургон и заглянул внутрь только что развороченного
мной контейнера.

- Красота, - сказал он, вертя в руках расписную раковину.

- Глеб Георгиевич, - начал я, устало опускаясь на один из ящиков. -
Хоть раз в жизни объясните мне, что происходит.

- Что происходит? Ничего особенного, Володя. Оперативная группа под
руководством майора Шумеева при содействии младшего следователя
Золотарева двадцать минут назад задержала преступную шайку в составе
пяти человек, занимающуюся нелегальной торговлей антиквариатом. Тебя
здесь нет и никогда не было. За провал дела Рубиной я предлагаю тебе на
выбор: либо уволиться из Управления...

- Уволиться?! - Не выдержал я. - А вот это?

Я потряс перед его носом кассетой с копией записи разговора в
ресторане.

- Что бы там ни было, Володя, - спокойно сказал Булавин, - ты меня
не дослушал. Так вот, либо уволиться из Управления, предварительно
приняв от Золотарева и благополучно завалив дело Смолича... Мы ведь оба
догадываемся, кто палил в него и в тебя той ночью... Либо получить
погоны майора, но тогда уж извини, дорогой, придется тебе кое-кого по
этому делу осудить и посадить. Потому что даже Золотареву может хватить
ума раскопать "сестричку" Воробьевой. Ты понимаешь меня, Володя?

- Понимаю, Глеб Георгиевич. Я беру дело Смолича.

Как не понять тебя, дядька с рожей грибника? Да, говорит он, ты
большой молодец и очень хорошо вычислил Смолича. Ты сдал нам Сапегина.
Но ведь Смолича кто-то убил? А кто будет отвечать за его убийство?
То-то. Выходит, косвенно отвечать должен я.

- Молодец. Кстати, что ты вытворил с Сапегиным и его водителем? К
ним прикоснуться страшно - валяются, как мертвые, а крови нет.

Я не без гордости вытащил и разложил перед Булавиным все свои
пистолеты - чего тут таиться?

- Вот этот ствол, Глеб Георгиевич, - я указал на пистолет со
свинченным глушителем, - был просто заряжен холостыми. Вот этот, - я
ткнул пальцем во второй, - боевыми, но мне его, слава Богу, доставать
не пришлось.

- А этот? - Заинтересованно буркнул Булавин.

- Тоже холостыми, но в глушителе был один кустарный газовый заряд.
Его-то и получили Сапегин с водителем.

- Так значит, они живы. То есть найдется, кому сесть на скамью
подсудимых, - как мне показалось, с тенью сожаления буркнул Булавин.

Я не мог больше скрывать своих подозрений и, прямо глянув Булавину
в глаза, отчеканил:

- Товарищ полковник, у вас есть что-то общее с Сапегиным.

Булавин помолчал, не отводя взгляда. Наконец сказал:

- Володя, я мог бы накрыть тебя матом. Я мог бы рассмеяться тебе в
лицо и покрутить пальцем у виска. Но ты умный человек и ты все равно
мне не поверил бы. Кроме этого, я совершенно искренне уважаю тебя.
Поэтому я скажу тебе правду. И именно потому что ты умный человек, мои
слова никогда не пойдут дальше твоих ушей. С Сапегиным наше ведомство
имело довольно тесные деловые контакты. Буровская школа - хорошая
школа. Сапегин иногда подставлял нам своих конкурентов в сфере теневой
экономики, а мы за это делали так, чтобы он не имел проблем в своем
бизнесе. Мы кое-кого сажали, вспомни хотя бы дело о фальшивых
швейцарских франках, а Сапегин кое-что зарабатывал. Еще десять дней
назад Сапегин был нам удобен. Когда произошло убийство Рубиной, он
пообещал сдать отделу Шумеева одну большую акулу в обмен на скорейшее
обвинение Гретинского. Это было уже верхом наглости и именно поэтому я
поставил на это дело тебя. Надеясь, что ты не посадишь зря невиновного.
Ты, все-таки, человек честный и добросовестный, поэтому в тебе я не