увидел, что он по самые сапоги стоял в воде, в нескольких метрах от берега,
ко мне спиной, глядя на запад, через озеро на другой его берег, где за
горами виднелась последняя полоска бело-желтого света. Он стоял там, как
вкопанный столбик, темный силуэт на светлом фоне озера, с длинной кривой
палкой в правой руке и с соломенной шляпой на голове.
третьем шаге вперед палку и отталкиваясь ею, господин Зоммер пошел в озеро.
Пошел, словно шел он по земле, со своей типичной целеустремленной
торопливостью, прямо к середине озера, по прямой на запад. В этом месте
озеро мелкое, глубина увеличивается очень медленно. Когда он прошел двадцать
метров, вода доставала господину Зоммеру только до бедер, а когда поднялась
до его груди, он был уже от берега на расстоянии броска камня. И продолжал
идти со сдерживаемой лишь водой торопливостью, но безостановочно, не
колеблясь ни секунды, упорно, почти жадно, еще быстрее от того, что вода ему
мешала, откинув наконец свою палку и загребая руками.
ртом, я думаю, что я выглядел так, как человек, которому рассказывают
захватывающую историю. Я не испугался, я был скорее ошеломлен тем, что
видел, не осознавая ужаса происходящею. Сначала я думал, что он стоит там и
ищет в воде что-то, что потерял; но кто же стоит в воде в сапогах и что-то
ищет? Затем, когда он пошел вперед, я подумал: сейчас он искупается; но кто
же купается во всей одежде, ночью, в октябре? И наконец, когда он погружался
в воду все глубже и глубже, меня осенила абсурдная мысль, что он хочет
пешком перейти через озеро -- не вплавь, о том, что он поплывет, я не думал
ни секунды, господин Зоммер и плавание, это никак не совмещалось, нет:
перейти пешком, ступая по дну озера, сто метров под водой, пять километров
до противоположного берега.
продолжал двигаться дальше вперед, дальше прямо в озеро... и тут он еще раз
поднялся, вырос, наверное, поднятый неровностью дна, поднялся еще раз из
воды по плечи... и пошел дальше, не останавливаясь даже теперь, шел дальше и
погружался все глубже, по шею, по кадык, по подбородок... и лишь теперь я
стал понимать, что здесь происходит, но я не пошевелился, я не крикнул:
"Господин Зоммер! Стойте! Назад!" -- я не стал метаться по сторонам в
поисках помощи, я не искал глазами спасательную лодку, плот, надувной
матрас, да, я ни на мгновение не отвел глаз от маленькой точечки головы,
которая тонула там в озере.
лежала на воде. И через ужасно продолжительное время, может через пол, а
может через целую минуту, снизу булькнули несколько пузырей воздуха, и
больше ничего. Лишь только эта смешная шляпа, которая медленно двигалась в
юго-западном направлении. Я смотрел ей вслед долго, пока она не исчезла в
сумеречной дали.
кем-то замечено. И первой это бросилось в глаза жене рыбака Ридля, которая
забеспокоилась о ежемесячной оплате за свою каморку под крышей. После того
как по прошествии двух недель господин Зоммер так и не появился, она
поговорила с фрау Штангльмайер, и фрау Штангльмайер поговорила с фрау Хирт,
которая со своей стороны поспрашивала своих покупателей. Но так как никто не
видел господина Зоммера и не мог сказать что-нибудь о его местопребывании,
рыбак, Ридль решил по прошествии еще двух недель заявить об исчезновении в
полицию, и еще через несколько недель в местной рубрике газеты появилось
маленькое объявление об исчезновении и древняя фотография с паспорта, на
которой никто так и не смог узнать господина Зоммера, потому что изображала
она молодого человека с пышными черными волосами, молодцеватым взглядом и
почти дерзкой улыбкой. И под фотографией все впервые прочитали полное имя
господина Зоммера: Максимилиан Эрнст Эгидиус Зоммер.
странное исчезновение было темой разговоров в деревне.
теперь не может найти дорогу домой. Вполне возможно, что он теперь не знает
ни как его зовут, ни где он живет.
Австралию, потому что при его клаустрофобии Европа стала для него слишком
тесной.
говорили третьи.
пожелтеть, о господине Зоммере забыли. О нем совершенно никто не сожалел.
Фрау Ридль убрала несколько его вешей в подвал и стала сдавать комнату
летним отдыхающим. Но она никогда не говорила "летние отдыхающие"*, потому
что это казались ей слитком странным. Она говорила "городские отдыхающие"
или "туристы".
значительным опозданием пришел домой и вынужден был выслушивать лекции о
разрушительном действии телевидения, я ни слова не сказал о том, что знал. И
позже тоже. Ни моей сестре, ни моему брату, ни полиции, ни даже Корнелиусу
Михелю я не сказал ни единого слова...
думаю, это был не страх, н не стыд, и не нечистая совесть. Это было
воспоминание о том стоне в лесу, о тех дрожащих на дожде губах, о той
молящей фразе: Да оставьте же наконец меня в покое! -- то самое
воспоминание, которое заставило меня молчать, когда я видел, как господин
Зоммер погружался в воду.