Генрик Ибсен.

Cтолпы общества

Пьеса в четырех действиях

(*273) ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Консул Берник.

Бетти Берник, его жена.

Улаф, их сын, 13 лет.

Марта Берник, сестра консула.

Йухан Теннесен, младший брат Бетти Берник.

Лона Хессель, старшая, сводная сестра Бетти.

Хильмар Теннесен, двоюродный брат Бетти.

Адъюнкт* Рерлун.

Руммель, коммерсант.

Вигеланн и Санстад - купцы.

Дина Дорф, молодая девушка, живущая в доме консула Берника.

Крап, управляющий делами консула Берника.

Эунэ, мастер-судостроитель.

Фру Руммель, жена коммерсанта Руммеля.

Хильда, ее дочь.

Фру Xолт, жена почтмейстера.

Нетта, ее дочь.

Фру Люнге, жена доктора.

Городское бюргерство и прочие местные жители, иностранные моряки,
пассажиры с парохода и пр.

Действие происходит в доме консула Берника, в небольшой норвежском
приморском городе.

(*275) ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Просторная зала, выходящая в сад при доме консула Берника. На авансцене
налево дверь в кабинет консула. Дальше, в той же стене другая дверь. В
правой стене, посредине, двустворчатые входные двери. Задняя стена залы -
почти сплошь из зеркальных стекол с такой же дверью, распахнутой на широкую
террасу; над террасой натянут тент. Ступени террасы ведут в сад, обнесенный
железной решеткой с калиткой на улицу. Противоположная сторона улицы
застроена выкрашенными в светлые цвета деревянными домиками. Лето. Жаркий
солнечный день. По улице проходят люди, некоторые останавливаются,
разговаривают друг с другом. На углу - бойко торгующая мелочная лавочка.

В зале вокруг стола сидят за шитьем дамы. В центре Бетти Берник; по
левую руку ее: фру Холт с дочерью; дальше фру Руммель с дочерью. По правую
руку Бетти: фру Люнге, Марта Берник и Дина Дорф. Все дамы заняты рукодельем.
На столе вороха раскроенного и сметанного белья и других частей одежды. В
глубине сцены за особым столиком, на котором стоят два цветочных горшка и
стакан с сахарной водой, сидит Рерлун, читая вслух книжку с золотым обрезом.
До зрителей долетают, однако, лишь отдельные слова. По саду бегает с луком
Улаф, целится, стреляет.

Немного спустя справа, осторожно ступая, входит мастер Эунэ. Его приход
несколько отвлекает внимание дам, слушающих чтение. Бетти кивает ему,
указывая на дверь в кабинет. Эунэ тихо идет туда и несколько раз тихо и с
перерывами стучит. Из кабинета выходит Крап, держа шляпу в руке и кипу бумаг
под мышкой.

Крап. А, это вы стучали?

Эунэ. Консул посылал за мной.

Крап. Да, но сейчас он занят и поручил мне...

Эунэ. Вам? Я бы предпочел...

Крап. ...поручил мне передать вам: надо прекратить эти ваши субботние
лекции для рабочих.

Эунэ. Да? Я думал, однако, что волен употреблять свой досуг...

(*276) Крап. Вам не следует употреблять свой досуг, чтобы делать людей
негодными в рабочее время. В прошлую субботу вы говорили, будто новые машины
и способы работы на верфи идут во вред рабочим. Зачем вы это делаете?

Эунэ. Я делаю это, чтобы укрепить общество.

Крап. Удивительно! Консул говорит, что это расшатывает общество.

Эунэ. Мое общество - не общество консула, господин управляющий. Как
старшина союза рабочих я...

Крап. Прежде всего вы старшина верфи консула Берника. Прежде всего вы
должны выполнять свои обязательства по отношению к обществу, именуемому
"Фирма Берника", потому что оно всех нас кормит. Вот что хотел сказать вам
консул.

Эунэ. Консул не сказал бы мне этого так, господин управляющий, но я
понимаю, кому обязан этим. Это все проклятый американец, который чинится у
нас в доке. Этот народ хочет, чтобы у нас работа шла, как там, у них, а
это...

Крап. Да, да, да; некогда мне пускаться в рассуждения. Теперь вы знаете
взгляд консула - и кончено. Можете вернуться на верфь; вероятно, вы там
нужны; я сам скоро туда спущусь. Прошу извинения у дам. (Кланяется и уходит
через сад.)

Эунэ тихо уходит направо. Рерлун, продолжавший читать во время
предыдущего разговора, который велся вполголоса, теперь сразу же заканчивает
чтение и захлопывает книжку.

Рерлун. Итак, любезные мои слушательницы, вот и конец.

Фру Руммель: Ах, какой поучительный рассказ!

Фру Xолт. И какой высоконравственный!

Бетти. Подобная книга заставляет призадуматься.

Рерлун. О да. Она представляет благодетельный контраст с тем, что нам,
к сожалению, ежедневно преподносят в газетах и журналах. Что, в сущности,
кроется под этой мишурой и показной роскошью, которыми щеголяют крупные
общественные центры? Пустота и гниль, если можно так выразиться. Никаких
прочных нравствен-(*277)ных устоев!.. Одним словом, эти крупные современные
центры не что иное, как гробы повапленные.

Фру Холт. Да, это истинная правда.

Фру Руммель. Да вот взять хоть бы экипаж американского судна, которое
теперь стоит у нас...

Рерлун. Ну, о таком отребье человечества я и говорить не буду. Но даже
в высших кругах - что там творится? Везде сомнение, брожение, душевная
смута, расшатанность всех основ. А как там подорвана семейная жизнь! Какое
наглое стремление подкопаться под самые святые истины!

Дина (не поднимая глаз от работы). Но разве там не совершаются и
великие дела?

Рерлун. Великие дела? Я не понимаю...

Фру Холт (удивленно). Что ты, Дина, бог с тобой!

Фру Руммель (одновременно). Да как же это можно, Дина?..

Рерлун. Не думаю, чтобы это было хорошо, если бы у нас завелись
подобные дела! Нет, возблагодарим господа, что у нас дело обстоит так, как
оно обстоит. Конечно, и у нас, к сожалению, между пшеницей произрастают
плевелы, но мы, во всяком случае, стараемся выпалывать их по мере наших сил.
Надо поддерживать чистоту общества, милостивые государыни, надо оберегать
общество от всего того не проверенного опытом, что желает навязать нам
нетерпеливый век.

Фру Холт. А сколько, к сожалению, всего этого там можно найти!

Фру Руммель. Да вот ведь в прошлом году за малым дело стало, а то бы
провели и к нам железную дорогу.

Бетти. Ну, разумеется, Карстен не допустил этого.

Рерлун. Провидение, сударыня. Вы можете быть уверены, что муж ваш был
орудием высшей воли, когда отказался поддерживать эту затею.

Бетти. А как его все же бранили газеты. Но мы совсем забыли
поблагодарить вас, господин адъюнкт. В самом деле, это больше чем любезно с
вашей стороны, что вы жертвуете нам так много времени.

Рерлун. Ну что там! Теперь каникулы...

(*278) Бетти. Да, да, но все-таки это жертва с вашей стороны.

Рерлун (придвигает свой стул поближе). Не стоит говорить, сударыня. А
вы все разве не приносите жертву ради доброго дела? И не делаете ли это с
полной готовностью и с радостью? Эти морально испорченные создания, об
исправлении которых мы хлопочем, разве это не те же раненные на поле битвы
солдаты? Вы, милостивые государыни, диакониссы,* сестры милосердия, которые
щиплют корпию для этих несчастных пострадавших, нежной рукой перевязывают их
раны, ухаживают за ними, исцеляют...

Бетти. Великий дар божий - уметь все видеть в таком прекрасном свете!

Рерлун. Многое в этом отношении является врожденным, но многого можно
добиться самому. Все дело в том, чтобы смотреть на вещи с точки зрения
серьезной жизненной задачи. (Обращаясь к Марте.) Ну что вы, например, на это
скажете, сударыня? Не чувствуете ли вы под собой более твердую почву с тех
пор, как посвятили себя школьному делу?

Марта. Как сказать... Часто, когда я сижу там, в школе, меня так и
тянет далеко-далеко в бурное море.

Рерлун. Это искушение, сударыня. Но перед такими беспокойными гостями
надо крепко-накрепко запирать двери. Бурное море - это вы, конечно, говорите
не буквально; вы разумеете под этим большое волнующееся человеческое
общество, где столь многие гибнут. И неужели вы в самом деле так высоко
цените ту жизнь, шум и гул которой до вас долетают извне? Стоит только
взглянуть туда, на улицу, где люди в поте лица снуют на солнцепеке по своим
делишкам. Нет, право, нам лучше сидится тут, в прохладе, спиной туда, откуда