написать книгу о происках стран оси в Софии.
спросил Бентли.
сказал Бентли, когда святой отец ушел. - В мирное время я бы заключил с ним
договор.
интеллигент?
на минуту, наблюдая живую сценку объяснения между автором "Нацистской
судьбы" и полисменом у проходной; оказалось, американец в припадке
раздражения разорвал клочок бумаги, по которому его впустили, и теперь его
не хотели выпускать.
бы мне хотелось проторчать до конца войны,
картины, как паровоз,
Вернулась Анджела. Куда мы идем?
гвардейские бомбардиры, - сказал Безил.
такси.
укладывала вещи.
таким старым офицерского звания не дают.
Прелестнейшее место. Господи боже, три пивных да кладбище, прямо среди
могил. Я спрашивал у буфетчицы, сильно ли нагружаются родственники умерших,
и она сказала: "Нет. Вот когда приходят снова, посидеть на могилке, тогда,
похоже, им без этого трудно". А еще, знаете ли, у артели бывших
военнослужащих есть там особое место для погребений. Если Аластэр отличится,
его могут сделать почетным членом...
бутылки.
улицам в бар. Там к ним присоединилось еще несколько знакомых.
желают. Понимаешь ли, Соня, война становится чем-то вроде огороженных мест
на ипподроме только для членов клуба. Если у тебя нет значка, тебя просто не
впускают.
подвернется что-нибудь занятное.
разговор, думал про себя Эмброуз; о работе да о том, какой будет война.
Война в воздухе, война на измор, танковая война, война нервов,
пропагандистская война, война а глубокой обороне, маневренная война,
народная война, тотальная война, нераздельная война, война неограниченная,
война непостижимая, война сущностей без акциденций и атрибутов,
метафизическая война, война в пространстве-времени, вечная война... Всякая
война - абсурд, думал Эмброуз. Не нужна мне их война. Меня война не
прищемит. Но будь я одним из них, думал Эмброуз, не будь я
евреем-космополитом, мармеладным папашкой, не будь я олицетворением всего
того, что имеют в виду фашисты, говоря о "дегенератах", не будь я единичным,
трезво мыслящим индивидом, будь я частью стада, одним из них, нормальным и
ответственным за благополучие моего стада, прах меня раздери, думал Эмброуз,
так бы я и стал рассиживать и разглагольствовать о том, какой будет война. Я
бы сделал ее войной на мой лад. Я бы что есть мочи принялся убивать и
топтать то враждебное стадо. Еж вас забодай, думал Эмброуз, уж в моем-то
стаде никто из животных не шнырял бы в поисках занятной работы.
островах.
зиму.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
пленных увозили в рабство. Английская пехота валила деревья и рыла траншеи
вдоль бельгийской границы. Высокопоставленные визитеры пачками наезжали на
линию Мажино и возвращались с памятными медалями, словно после
паломничества. Белишу прогнали; радикальные газеты подняли крик, Требуя его
возвращения, затем вдруг умолкли. Россия вторглась в Финляндию, и все газеты
были полны сообщений об армиях в белых халатах, рыскающих в лесах.
Английские солдаты-отпускники рассказывали о хитрости и дерзости фашистских
патрулей, о том, насколько лучше поставлена светомаскировка в Париже. Многие
заявляли спокойно и твердо, что Чемберлен должен уйти в отставку. Французы
говорили, что англичане несерьезно относятся к войне, министерство
информации говорило, что французы относятся к войне слишком серьезно.
Сержанты, обучающие солдат, жаловались на недостачу учебных пособий.
указки?
двенадцать мужчин, в этом году уборщиков было четверо мужчин и два мальчика.
Фредди, по его собственному выражению, "несколько умерил свой пыл". Салон с
отделкой Гринлинга Гиббонса и окружавшие его гостиные и галереи были закрыты
и заколочены, ковры свернуты, мебель обтянута чехлами, канделябры укутаны в
мешки, окна закрыты ставнями, а ставни приперты засовами; прихожая и
лестница стояли темные и пустые. Барбара жила в маленькой восьмиугольной
гостиной окнами в цветник; детскую она перевела в спальни рядом со своей;
часть дома, называвшаяся "холостяцкое крыло" в викторианскую эпоху, когда
холостяки были крепышами и запросто мирились с неприхотливостью бараков и
общежитии при колледжах, была отдана эвакуированным. Фредди приезжал
побаловаться охотой. Своих гостей в этом году он помещал в разных местах:
одного на ферме, троих в доме управляющего, двоих в гостинице. Сейчас, в
конце сезона, он пригласил нескольких однополчан пострелять тетеревов;
добычи в охотничьих сумках было мало, и все больше тетерки.
Остальное время в доме царил жестокий холод. Отопление работало по принципу
все или ничего; оно никак не хотело обогревать один только угол, в котором
ютилась Барбара, а непременно должно было с туканьем и бульканьем гнать воду
по всей многометровой системе труб, ежедневно пожирая возы кокса. "Хорошо
еще, у нас полно дров", - говаривал Фредди. Сырые, не вылежавшиеся чурки,
приносимые из парка, едва тлели в каминах. Чтобы согреться, Барбара
забиралась в оранжерею. "Там надо подтапливать, - говаривал Фредди. - Там у
нас всякая редкая штуковина. Ботаник из Кью утверждает, что есть даже лучшие
экземпляры во всей стране". И вот Барбара перенесла туда свой письменный
стол и нелепо восседала среди тропической зелени, в то время как снаружи, за
колоннадой, стыла земля и деревья белели на свинцовом небе.
Там совсем рядом у его знакомых был просторный дом, и он проводил конец
недели с ними; трубы отопления теперь никогда не прогревались, и стужа в
доме из простого отсутствия тепла стала чем-то грозно присутствующим. Вскоре