ручье, а та форель, что в нем еще уцелела, вылавливалась хитроумными и
незаконными способами, невзирая на сезон и права собственности. Никто не
останавливался в гостинице; иной раз, правда, гуляющая парочка или компания
автомобилистов задерживались там с намерением поужинать, но затем,
посоветовавшись между собой и принеся извинения, путники двигались дальше до
ближайшей деревни. Сюда-то и прикатил Эмброуз на ирландской двуколке со
станции в шести милях за холмом.
правильности речи что-то такое, отчего хозяин гостиницы, никогда раньше не
видевший еврея-интеллигента, счел его за "падшего священника". Эмброуз узнал
об этой гостинице от одного говорливого пассажира на пакетботе; хозяин
приходился каким-то дальним родственником его жене, и хотя сам он никогда
там не бывал, тем не менее не упускал случая расписать прелести этого места.
художнической жизни. Он расстелил на обеденном столе большущий лист бумаги,
и влажный, промозглый воздух прильнул к ней, и пропитал ее, так что, когда
на третий день он хотел сделать почин, чернила поплыли и строчки слились, и
что-то вроде мазка синей краской осталось на том месте, где следовало быть
предложению в прозе. Эмброуз положил ручку, и, поскольку пол был с наклоном
в ту сторону, на которую оседал дом, ручка покатилась по столу, по половицам
и закатилась под комод красного дерева, да так и осталась лежать там среди
колец для салфеток, мелких монет, пробок и мусора, накопившегося за
полстолетия. А Эмброуз вышел из дома и пошел бродить в сумеречной, туманной
мгле, неслышно ступая по мягкой зеленой траве.
вечерам слишком часто и слишком отяжелительио для кармана. Он засадил ее за
работу с иголкой, ножницами и шелком для вышивания; она спарывала с
крепдешиновых подштанников Эмброуза монограммы с буквой "А" и заменяла их
буквой "Б".
VI
поводьев, по кругу на ориентир на противоположной стене, снова перемена
поводьев, снова в хвост друг другу - самолеты кружили в режущем солнечном
свете. Гудели в утреннем небе моторы, высыпались маленькие черные бомбы,
перевертывались в воздухе, уваливаясь следом за самолетами, и взрывались
бесшумными выбросами камня и пыли, которые уже начинали оседать, когда звук
разрывов потрясал склон холма, на котором Седрик Лин пытался определить в
бинокль место падения.
мертвая и замерзшая, глубокий снег на холмах, тонкий лед в долинах; почки на
терновнике были твердые, маленькие и черные.
образованной большой скалой, сдерживающей скопления камней помельче, которые
из года в год скатывались сверху и располагались вокруг. Тут было как раз
место для полковника, начальника штаба и Седрика; они прибыли ночью и
наблюдали рассвет над холмами. Прямо под ними уходила в глубь страны дорога,
поднимаясь на высоты напротив рядом туннелей и колец серпентины. У их ног,
между пещерой и кручей впереди, лежала замерзшая, ровная местность. Там была
спрятана резервная рота. Яму небольшим сжатым обводом прикрывал штабной
взвод. В двадцати ярдах, под другой скалой, лежали двое связистов с рацией.
Перехожу на прием. Они шли маршем всю ночь.
прохватывающей рассветной мгле, - холодным. Сейчас, под потоком солнечных
лучей, ему было тепло и сухо и немного клонило в сон.
появится ближе к вечеру.
светлого времени, чтобы избежать контратаки. Ну, на этой-то позиции их можно
удерживать сколько угодно. Вот только левый фланг меня беспокоит.
штаба.
оттуда, - сказал начальник штаба.
холмами. Вскоре появился разведывательный самолет. Он рыскал по небу из
стороны в сторону, разглядывая землю, словно старуха, обронившая монету.
беспокойством посмотрел в сторону левого фланга.
можете связать меня с бригадой? - спросил он капрала-связиста.
я Коко. Подтверди получение сигнала. Подтверди получение сигнала. Перехожу
на прием.
подшивки.
роты. Пойдем поглядим, что там у них.
Они обходили штабы рот, задавая немногочисленные вопросы в порядке несения
службы. Схема обороны была простая: три роты по фронту, четвертая,
резервная, в тылу. Местность для обороны была подходящая. Если только у
противника нет танков - а все данные разведки говорили за то, что танков, у
него нет, - дорогу можно удерживать до тех пор, пока на кончатся боеприпасы
и продовольствие.
Доставляем воду по эстафете.
каменных осколков. Испытание не сломило людей. Сейчас они поспешно рыли
ложные траншеи далеко от своих позиций, чтобы отвести от себя удар, если
самолеты появятся снова. Полковник вернулся с обхода довольный: батальон
делал все как положено. Лишь бы выдержали фланги, а уж он-то стоит крепко.
штаб бригады, что батальон на позиции. Активность в воздухе. Потерь нет.
Противник не обнаружен.
пределами бригадного района обороны. Я знаю, что там должны быть ломширцы.
Но там ли они? Наши... Да, верно, но фланг совершенно повиснет в воздухе,
если они не объявятся...
нашлась бутылка виски. Есть особенно не хотелось, зато они выпили весь запас
воды и послали ординарцев наполнить бутылки из источника, который нашла
первая рота. Когда ординарцы вернулись, полковник сказал:
куда делись эти проклятые ломширцы.
ломширцам, было две мили по боковой тропе. Седрик оставил своего ординарца в
штабе. Это было против правил, но Седрик уже устал от зависимой солдатской
массы, которая на протяжении всей операции тяготила и угнетала его. Теперь
он шел один и радостно ощущал себя одним цельным человеком - одна пара ног,
одна пара глаз, один мозг, - посланным по одному-единственному
вразумительному поручению. Один цельный человек может свободно идти куда
угодно по земной поверхности. Умножьте его, суньте его в стадо - и с
прибавлением каждого нового ему подобного вы будете вычитать из него нечто
ценное, сделаете его на столько-то меньше человеком. Такова сумасшедшая
математика войны. В небе появился разведывательный самолет. Седрик сошел с
тропы, но не бросился искать укрытие, не ткнулся лицом в землю, гадая о том,
есть ли в самолете хвостовой стрелок, как сделал бы, будь он при штабе.
Мощное оружие современной войны не принимает в расчет одиночные жизни;
только целое отделение может быть стоящей целью для очереди из пулемета, а
бомбу стоит бросать только на взвод или грузовик. Никто ничего не имеет
против единичной личности. Пока он один, он свободен и в безопасности.
Опасна множественность. Разделенные, мы выдерживаем, объединившись,
погибаем. Так думал Седрик, с легким сердцем шагая прямо на врага, отряхнув
с ног своих все разочарования стадной жизни. И, сам того не ведая, он думал
в точности так, как думал Эмброуз, бросая, клич: "Культура должна перестать
быть монастырской и должна стать келейной".
не было видно. И ни малейшего признака жизни не было видно нигде, только
скалы и лед вокруг, а вдали, на холмах, снег. Долина убегала прямо в холмы
параллельно шоссе, от которого он удалился. Возможно, они удерживают ее
выше, там, где она сужается, подумал он и пошел каменистой тропой по
направлению к горам.
Василенко Иван
Маккарти Кормак
Конюшевский Владислав
Лукьяненко Сергей
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор