целых два года не видела. Он учился на инженера. И еще один есть. Его зовут
Мендоза, он очень богатый, но он не настоящий тринидадец. Его дед приехал с
Доминики, и у нас говорили, что в нем есть цветная кровь. Скорее всего я
выйду за Оноре. Мама всегда упоминала о нем в письмах, и он посылал мне
разные подарки к рождеству и к именинам. Довольно глупые, потому что в
Порт-оф-Сиейне нет хороших магазинов.
увижу. Вы долго пробудете в лесах?
и, медленно покачиваясь, плыли к пароходу.
вспомнила, что забыла его в отеле.
и бесцветным. Ориноко нес с материка взбаламученную грязь Тереза паковала
вещи и весь день не выходила из каюты.
посыльном судне. Он был жилистый и загорелый, с длинными седыми усами, в
панаме, элегантном шелковом костюме и с манилой в зубах - вылитый
работорговец прошлого века. Тереза не представила его Тони. "Так,
познакомились здесь, на корабле", - явно объяснила она.
матерью. Она помахала ему рукой, но не остановилась. "Жутко замкнутые, эти
старые креольские семейства, - заметил пассажир, первым подружившийся с Тони
и теперь снова прибившийся к нему. - Почти все бедны, как церковные крысы,
но уж нос здоровы драть. Не сосчитать, сколько раз со мной так бывало, -
подружишься с креолом на корабле, а как придешь в порт - прости-прощай.
Думаете, они вас пригласят к себе в дом? Да ни в жизнь".
деловые знакомые. На второй день пошел дождь, и они безвыходно просидели на
террасе отеля. Доктор Мессингер наводил какие то справки в
сельскохозяйственном институте
пароход кренится под ударами волн. Доктор Мессингер снова удаляется в
кабину. Непрерывно моросит дождь, корабль окутан легкой дымкой, и кажется,
что он плывет в крохотной коричневой луже; дождь регулярно прорезают звуки
сирены. На корабле не осталось и дюжины пассажиров, и Тони безутешно бродит
по опустевшим палубам или одиноко сидит в музыкальном салоне, и мысли его
убегают по запретным тропам, к высокой аллее вязов и распускающимся рощам.
стояли густые испарения сахара; жужжание пчел заглушало все звуки Выгрузка
товаров сопровождалась томительно длинными формальностями. Доктор Мессингер
взял их на себя, а Тони закурил сигару и вышел на набережную. В устье стояли
на причале мелкие транспортные суда всех родов и видов, дальний берег порос
зеленой бахромкой ризофоры; из-за пушистых пальм выглядывали железные крыши
городских домов; после недавнего дождя с земли поднимался пар. Ухали враз
черные грузчики; вестиндцы деловито сновали взад-вперед с накладными и
списками фрахтов. Наконец доктор Мессингер объявил, что все улажено и они
могут идти в отель.
II
сетками, они походили на гигантские коконы шелкопряда. Было восемь часов,
прошло два часа с захода солнца; река и лес давно погрузились в ночь. Ревуны
замолкли, но окрестные квакши завели свой бесконечный хриплый хор;
проснулись птицы, они перекликались и пересвистывались, и где-то из глуби
леса вдруг доносился протяжный стон и за ним громовой раскат - это падало
засохшее дерево
вокруг костра. Дня три назад они набрали кукурузных початков на погребенной
под нашествием дикой растительности заброшенной ферме. В буйной поросли,
поглотившей ферму, то и дело встречались чужеродные растения - плодовые и
злачные, пышно разросшиеся и дичающие. Негры пекли початки на углях.
очертания ветхой крыши над головой, сгруженные с лодки товары, на которых
кишмя кишели муравьи, а за ними подрост, наступающий на вырубку, и огромные
колонны стволов, вздымающихся над головой и исчезающих в темноте.
бегали гигантские пауки, оседлывая на скаку свои тени. Здесь когда-то жили
собиратели каучука. Дальше торговцы с побережья не проникали. Доктор
Мессингер обозначил стоянку на карте треугольником и поименовал ее "Первый
опорный лагерь" крупными красными буквами.
они вверх по течению. Раз или два им встречались речные пороги (тут
подвесному мотору приходилось помогать; гребцы враз взмахивали веслами под
команду капитана; на носу стоял боцман и длинным шестом отталкивался от
камней). На закате они разбивали лагерь на песчаных отмелях или на вырубках,
расчищенных в густых зарослях. Раз или два им попадался дом, брошенный
собирателями каучука или золотоискателями.
самодельным навесом из пальмовых листьев; иногда в жаркие утренние часы они
засыпали. Ели они из банок прямо в лодке и пили ром, смешанный с буроватой,
но прозрачной речной водой. Ночи казались Тони нескончаемыми; двенадцать
часов тьмы и шум сильнее, чем на городской площади: визг, рев и рык
обитателей леса. Доктор Мессингер мог определять время по тому, в каком
порядке следуют звуки.
дней был прерывистым и коротким. Говорить было не о чем: все переговорено за
день, в жаркой тени, среди грузов. Тони лежал без сна и чесался. С тех пор,
как они покинули Джорджтаун, у него ныло и болело все тело. Солнце,
отраженное рекой, сожгло ему лицо и шею, кожа висела клочьями, и он не мог
бриться. Жесткая щетина подбородка колола горло. Все оставшиеся
незащищенными кусочки кожи искусали мухи кабури. Они проникали сквозь петля
и шнуровку бриджей, а когда он по вечерам переодевался в брюки, впивались в
лодыжки. В лесу он подцепил кровососов, они заползали под кожу и копошились
там; горькое масло, которым доктор Мессингер пользовал от них в свою
очередь, повсеместно вызывало сыпь. Каждый вечер, умывшись, Тони прижигал
кровососов сигаретой, но от ожогов оставались зудящие шрамы; оставляли шрамы
и джиги, которых один из негров выковырял у него из-под ороговевшей кожи на
пятках, подушечках пальцев и ногтей на ногах. От укуса марабунты на левой
руке вскочила шишка.
Доктор Мессингер поворачивался на другой бок и говорил: "Бога ради". Сначала
Тони старался не чесаться, потом пытался чесаться тихо, потом в бешенстве
чесался что есть мочи, раздирая кожу. "Бога ради", - говорил доктор
Мессингер.
эту пору в Лондоне каждый вечер приемы". (Когда-то, когда он лез из кожи
вон, чтоб стать женихом Бренды, он ходил на все приемы подряд. Если они
ужинали в разных домах, он, не найдя Бренды в толпе, слонялся, поджидая ее у
подъезда. А позже так же слонялся, ожидая, когда ее можно будет проводить
домой. Леди Сент-Клауд помогала ему изо всех сил. А потом, после свадьбы, те
два года до смерти отца Тони, которые они прожили в Лондоне, они реже ходили
на приемы, всего раз или два в неделю, кроме того беспечного месяца, когда
Бренда оправилась после родов Джона Эндрю.) Тони стал представлять себе
гостей, съезжающихся сейчас в Лондоне на ужин, и среди них Бренду, и тот
удивленный взгляд, которым она встречает каждого входящего. Если уже топят,
она постарается сесть как можно ближе к камину. Но топят ли в конце мая? Он
не мог припомнить. В Хеттоне в любой сезон почти всегда топили по вечерам
половина девятого. Пять часов разницы во времени. В дороге они постоянно
переставляли часы. Но в какую сторону? Это нетрудно сообразить. Солнце
встает на востоке. Англия к востоку от Америки, так что ему и доктору
Мессингеру солнце достается позже. Им оно достается из вторых рук и уже
слегка замусоленным после того, как им вдоволь попользовались Полли Кокперс,
миссис Бивер и княгиня Абдул Акбар... Как Поллины платья, которые Бренда
скупала по десять-пятнадцать фунтов за штуку... Он заснул.