но ничего не вышло, и я только порезал палец.
наперебой щебечут птицы, и поглядывая на мать, которая уходила от меня все
дальше. И вдруг она запела:
блестящими глазами. Тут что-то было! При нас она редко вспоминала отца. Но
каждый раз, когда она ласково говорила со мной, я знал, что она думала о
нем. Сестру она всегда любила...
должно быть, спорила с кем-то в уме. Я тоже думал и думал: мне
представлялось, с какой важностью и буду разгуливать по двору и вдруг
небрежно скажу что-нибудь, как будто всегда умел говорить. Заглядевшись на
воду, я задремал и до смерти испугала во сне: мне померещилось, что я
опять онемел.
вернулись! В этом году никто не позаботился о стоках, и грязная вода, в
которой плавали щепки, так и осталась стоять под каждым крыльцом.
Низенькие амбары еще больше покосились за зиму, в заборе образовались
такие дыры, через которые можно было въехать на телеге, за
Сковородниковыми была навалена гора вонючих костей, копыт и обрезков шкур.
примус стоял на плите, а на примусе - железная шайка, от которой так
страшно несло, что меня все время тошнило, пока я у него сидел.
полчаса спустя я запросился на свежий воздух, - а это клей универсальный.
Он все берет - Железо, стекло, даже кирпич, если найдется такой дурак,
чтобы кирпичи клеить. Я его изобрел. Мездровый клей Сковородникова. И чем
он крепче воняет, тем крепче берет.
бы еще у кого-нибудь семь рублей на рекламу - отбою бы не было. Мужики
берут на рынке столярный клей сорок копеек фунт. Это как назвать? Грабеж.
Ну-ка, скажи что-нибудь!
обрадовал и испугал! Мы сидели на кухне вечером. Она все спрашивала меня,
как нам жилось в деревне, - спрашивала и сама же отвечала.
вам варил-то? Петровна? Петровна.
эти слова. Открыв рот, она потрясла головой и икнула.
скучали. Что же ты к нам не приехала, а?
И молчит, еще притворяется, ах ты этакой! Ну, рассказывай!
мы прятали его трое суток, как он показал мне "е", "у", "ы" и заставил
сказать "ухо".
Как его зовут?
говорить. Я и сам это чувствовал. Прошлым летом я чурался товарищей,
тяжелое сознание своего недостатка связывало меня. Я был болезненно
застенчив, угрюм и очень печален. Теперь этому, пожалуй, трудно поверить.
которому было двенадцать лет, подружился со мной. Он был длинный,
решительный, рыжий мальчик.
действиях охотников в прежние войны", "Юрий Милославский" и "Письмовник",
на обложке которого был изображен усатый молодец в красной рубашке, с
пером в руке, а над ним в голубом овале - девица.
было в этих обращениях: "Любезный друг" или "Милостивый государь А.Ф.".
Письмо штурмана дальнего плавания припомнилось мне, и я впервые сказал его
вслух.
дома, очень маленькие, гораздо меньше, чем на самом деле. Вот меленькая
тетя Даша вышла на крыльцо и села чистить рыбу. Мне казалось, что я вижу,
как серебристые чешуйки отскакивают и, поблескивая, ложатся у ее ног. Вот
Карлуша, городской сумасшедший, который беспрестанно то хмурился, то
улыбался, прошел по тому берегу и остановился у наших ворот, - должно
быть, заговорил с тетей Дашей.
слушал.
догадался и закрыл кран. Тогда садовник стал поливать и думает: почему не
идет вода? И в последнюю минуту подоспела помощь. Он бы там подох. А ты
здорово наизусть говоришь. Долго учил?
невозможно принять их по причинам, которые бесполезно приводить здесь, ибо
они не касаются Вас:
В них не должно заключаться никаких посторонних идей, кроме учтивости".
недоверчиво высморкался.
расстаться мне жаль: в нем и счастье, мгновенно мелькнувшее, в нем и
радость моя, и печаль". Знаешь ли? Я нашла то, что дорого ценю в тебе
(следует указать, что именно). Лучше тебя, дороже и милее нет, ты мне мил
был, как (следует как). Вспомнила я первые слезы и первый твой поцелуй на
руке моей. Вот уже два дня, как я живу без тебя (следует: весело, скучно,
хорошо или о семейных обстоятельствах), Прощай, целую тебя".
занят: он "торговал папиросами от китайцев" - так называлось в нашем
городе это тяжелое дело. Китайцы, жившие в Покровской слободе, набивали
гильзы и нанимали мальчишек торговать. Как сейчас, я вижу перед собой
одного из них, по фамилии Ли, - маленького, черно-желтого, с необыкновенно
морщинистым лицом и довольно доброго: считалось, что "на угощенье" Ли дает
больше других китайцев. "На угощенье" - это был наш чистый заработок
(потом и я стал торговать), потому что мы действительно всех угощали:
"Курите, пожалуйста"; но тот наивный покупатель, который принимал
угощение, непременно платил за него чистоганом. Это были наши денежки.
Папиросы были в коробках по двести пятьдесят штук - "Катык", "Александр
III", и мы продавали их на вокзале, в поездах, на бульварах.
уверять, что видел, чувствовал или хоть немного понимал все глубокое
значение этого времени для меня, для всей страны и для всего земного
шара... Ничего я не видел и ничего не понимал. Я забыл даже и то